Свои среди чужих. Политические эмигранты и Кремль: Соотечественники, агенты и враги режима - Ирина Петровна Бороган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Борис Йордан проиграл игру на одной из шахматных досок, на которых он играл в России, – ее перевернул лично Владимир Путин. Паранойя президента, укрепившаяся за годы работы в КГБ, заставляла его с большим подозрением относиться к неконтролируемым СМИ, подрывающим, по его мнению, политическую стабильность. Но будучи грамотным финансистом, Йордан прекрасно понимал: чтобы оставаться успешным в России, нужно ладить с Путиным. Ему требовалось восстановить отношения с президентом, и срочно.
Йордан вел игру еще на одной шахматной доске. Эта игра была куда более сложной – а также более рискованной, чем авантюра с НТВ. Но она давала ему шанс вернуть расположение Путина. Чтобы выполнить задуманное, Йордан намеревался задействовать свои личные связи в США – в эмигрантской среде, где его семья пользовалась большим уважением. Если все получится, он преподнесет российскому лидеру драгоценный подарок, о котором в Кремле не могли и мечтать.
Глава 24
Цель: Белая церковь
В дореволюционной России церковь всегда была тесно связана с государством. Границы духовной власти российского Святейшего Синода совпадали с границами империи, а царь был верховным правителем в церкви. Революция радикально изменила эти отношения. Русская православная церковь раскололась на две – так называемую красную церковь, оставшуюся в стране под контролем большевиков, и белую церковь, созданную эмигрантами. Последняя официально именовалась Русской православной церковью заграницей (РПЦЗ) и стала первым по-настоящему глобальным русским институтом с приходами от Франции, Германии и Великобритании до Соединенных Штатов. Кроме того, белая церковь воплощала в себе идею «другой России» – интеллектуальной, деловой и военной элит, которые не скомпрометировали себя сотрудничеством с коммунистами.
«Другая Россия» была химерой – несбыточной мечтой о несуществующей, и, в общем, никогда не существовавшей стране, но это была сильная идея, которая привлекала даже многих из тех, кто жил на территории, окормляемой красной церковью.
Путин хотел единой, одной России. Ему не нравились альтернативные версии.
Путинский визит в США в ноябре 2001 г. начался превосходно. Он встретился с президентом Бушем в Белом доме, его тепло приняли в конгрессе и теперь российского президента ждали на ранчо Бушей в Техасе. Однако перед отлетом из Вашингтона в Техас произошло нечто непредвиденное – и это расстроило российского президента.
За день до отлета российское посольство устроило в честь Путина торжественный прием. В беломраморный прямоугольник посольства – уменьшенную копию Кремлевского Дворца съездов (их и проектировал один и тот же архитектор) – съехались видные американские бизнесмены вместе с известными эмигрантами, среди которых были художники, писатели и спортсмены. Путин ждал их в Золотом зале, украшенном золотыми шторами и монументальными панно на противоположных стенах: столицы советских республик напротив пятнадцати российских городов, все на золотом фоне, в том примитивном жизнерадостном стиле, который присущ только детям и советскому официальному искусству 1970-х гг. После речи к президенту выстроилась длинная очередь из желающих поговорить. Первыми этой чести удостоились лидеры еврейской общины.
«Глаза американских еврейских лидеров открылись! Они горят! Они не верили, что в России теперь есть такой человек – Владимир Путин!» – восклицал главный раввин России Берл Лазар, который получил диплом раввина в центральной любавичской иешиве в Нью-Йорке и с 1990 г. жил в Москве[292]. Президент так понравился раввину, что он даже пообещал пролоббировать отмену поправки Джексона – Вэника. Этот закон предусматривал применение санкций к странам, ограничивающим право евреев на свободную эмиграцию, и, хотя уже он давно не применялся, формально все еще действовал. Россия полностью соблюдала требования этой поправки начиная с 1994 г.[293]
«Он мне очень понравился. Очень!» – вторил скульптор Эрнст Неизвестный, уехавший из СССР в 1976 г. и с тех пор живший в Нью-Йорке.
«Какая речь! Я сидел и слушал! Сколько мыслей! Особенно про то, что надо объединяться всем», – восторгался Вячеслав Фетисов, бывший легендарный защитник советской хоккейной сборной. В конце 1980-х гг. смелая и публичная борьба Фетисова за право эмигрировать в США, чтобы играть в Национальной хоккейной лиге, наделала много шума в мировой прессе. В США он сделал успешную спортивную карьеру, выиграл Кубок Стэнли в составе «Детройт Ред Уингз», а теперь был вторым тренером в «Нью-Джерси Девилз».
Это собрание нравилось Путину гораздо больше, чем Всемирный конгресс соотечественников в московском Колонном зале за месяц до того. Имена людей, которые пришли к нему в Вашингтоне, действительно много значили.
Но Путин ждал в Золотом зале еще одного важного гостя. Кремль попросил российское посольство передать приглашение митрополиту Лавру, главе белой церкви. Путин хотел встретиться с Лавром, чтобы пригласить его посетить Россию.
В отличие от первого российского президента Ельцина, который не скрывал, что плохо разбирается в религии, Путин с самого начала хотел показать, что он глубоко верующий человек. Он без колебаний использовал религию как инструмент, чтобы завоевать доверие мировых лидеров, начав с американца. На первой же встрече с Бушем он рассказал американскому президенту, как во время пожара на даче спас православный крест, полученный от матери. История настолько поразила Буша, что на пресс-конференции после саммита он сказал: «Я сумел почувствовать его душу – это человек, глубоко преданный своей стране и действует в ее интересах»[294]. Эта фраза стала потом крылатой.
Теперь же Путин решил прямо вмешаться в дела церкви. Официально церковь в России отделена от государства со времен революции, и с распадом Советского Союза ничего не изменилось. Строго говоря, приглашать в страну церковного иерарха выходило за рамки президентских полномочий. Кроме того, Московский патриарх всегда крайне настороженно относился к визитам в Россию глав других церквей. Русская православная церковь считает Россию своей эксклюзивной территорией – от 70 до 80 % россиян называют себя православными – и ревностно оберегает паству от конкурентов[295]. Папа Иоанн Павел II много лет пытался получить приглашение в Россию, но так и не сумел. Отношения между Русской православной церковью в России и Русской православной церковью заграницей были еще более напряженными. Две церкви были похожи на близких родственников, которые не только не доверяют друг другу, но и подозревают друг друга в предательстве.
Для длящейся десятилетия вражды были серьезные причины.
В мае 1919 г. группа иерархов православной церкви, бежавшая от большевиков в Ставрополь, договорилась временно взять на себя управление церковными делами на Юге России, все еще контролируемом Белой армией. Когда красные взяли Крым, священнослужители вместе с армией эвакуировались в Константинополь. Там главнокомандующий барон Петр Врангель решил не распускать войска, а сохранить армию в изгнании. Священники последовали примеру армии, решив создать
