Есть что скрывать - Элизабет Джордж

были остро заточенные ножницы, а не то, чем обычно пользуются.

– И что же это? – спросила Барбара.

– Лезвие бритвы, нож, осколок стекла… Все, что режет.

Сержант почувствовала, что у нее закружилась голова.

– Я вам очень сочувствую.

– Мне не нужна ваша жалость, – сказала Завади.

– Можете мне поверить, мои чувства не имеют никакого отношения к жалости, – парировала Барбара. – Черт, почему это происходит с девочками?

– Потому что никто не смог это полностью искоренить. Это незаконно, за это арестовывают и отправляют в тюрьму, но положить этому конец не удается. Единственное, что мы можем сделать – «Дом орхидей» и подобные нам организации, – обеспечить безопасность девочек, если они смогут до нас добраться.

– А они могут?

– Да. Адаку хотела помочь с этим. По крайней мере, так она сказала, и я ей поверила. Что касается ее второй жизни, как полицейского, я ничего о ней не знаю, как и все остальные здесь. У вас есть еще вопросы?

– Я хочу поговорить с той женщиной, Нариссой, и двумя другими. Если они были знакомы с Адаку, то могут знать о ней то, чего еще не знаем мы.

Мазерс-сквер Нижний Клэптон Северо-восток Лондона

Из-за инвалидного кресла и баллона с кислородом перевозка Лилибет от Мазерс-сквер на Грейт-Ормонд-стрит – к врачу, на прием к которому нужно было записываться за несколько дней, – требовала специального микроавтобуса, в котором было оборудовано место для инвалидного кресла, а также сиденье для сопровождающего. Марк знал, что жена не позволит никому другому присматривать за Лилибет, и поэтому, когда они устроили дочь в машине – пристегнув к креслу, а само кресло закрепив на полу, – Пит устроилась на сиденье для сопровождающего, а сам Марк сел в кабину рядом с водителем. Робертсон предпочел остаться на Мазерс-сквер; он поможет, когда Пьетра и Марк вернутся с дочерью.

– Не беспокойтесь о времени, – ответил Робертсон на их возражения. – Мне здесь достаточно комфортно, и я хочу знать, что скажет специалист.

Они уехали. Это было молчаливое путешествие.

Жена залезла в его телефон, пока Марк спал, чего раньше – он был в этом уверен – никогда не делала. Она видела сообщения. Нашла и прослушала припев из «их песни», после чего нашла саму песню и послушала ее всю, услышав не только «Нет, я не хочу в тебя влюбляться». Потом отыскала голосовые сообщения, которые он по глупости не удосужился удалить. Поэтому Пит слышала ее голос, и хотя не могла узнать его, прекрасно поняла, что скрывается за фразами: «Марк, милый», «Я чувствую то же самое» и «Я тоже хочу быть с тобой». Он сохранил все это потому, что был так поглощен ощущением правильности своих чувств, безумием под названием «это нечто большее, чем мы оба», что всегда является ложью, в которой люди убеждают себя, чтобы оправдать свою неспособность сопротивляться плотскому желанию. Никто не говорит себе: «Я хочу то, чего хочу, и получу это», что было бы, по крайней мере, честной реакцией на похоть. Вместо этого все кивали на звезды, на судьбу, с головой погружались в то, что казалось таким невероятным, что полностью стирало воспоминания о двух или трех подобных случаях. Такого действительно никогда не было прежде. Все, что происходило в прошлой жизни, было всего лишь репетицией Этой Встречи с Любимым. Невозможно сомневаться в реальности происходящего. Именно поэтому люди не в состоянии избавиться хотя бы от одной вещи, при взгляде на которую снова воспламеняются чувства, уверяя себя, что да, на этот раз все реально и ты наконец живешь настоящей жизнью, по сравнению с которой все предыдущие настоящие жизни кажутся бессмысленными.

На прямой вопрос Пит он ответил, что не изменял ей; и хотя формально это было правдой, Марк понимал, что теперь принадлежит к категории тех лживых мужей, которые убеждают себя, что если женщина у тебя отсосала, это не значит, что ты занимался с ней сексом. Потому что только настоящий секс приравнивается к измене, а настоящий секс предполагает, что ты пристроился у женщины между ног и оттрахал ее. В противном случае он мог, глядя в глаза Пит, сказать, что между ними «ничего не было». Да, он хотел, чтобы было. Он хотел, чтобы все было по-настоящему. Но поскольку жена не задавала вопрос, требовавший такого признания, ему не пришлось откровенно лгать ей.

Поначалу Марк думал, что ему повезло, поскольку жена никак не могла выяснить, кто эта женщина. Да, у него в смартфоне записан ее номер, но без имени. Однако для Пьетры это не представляло проблемы. Она отправила сообщение с его телефона: «Позвони мне, это срочно», и когда Тео позвонила, ее первыми словами были: «Милый, что случилось? Что-нибудь не так?.. Марк?.. Ты мне только что писал?»

Пит услышала голос и, хотя поначалу не могла связать этот голос с лицом, сумела выяснить, что номер мобильного телефона принадлежит Тео Бонтемпи, его сотруднице. Найти ее в Сети было делом техники. В эпоху социальных сетей идентифицировать человека очень легко.

– Мы просто вместе работали, – неуклюже оправдывался Марк. – А потом наступил момент… Бывают моменты, Пит, когда одиночество… – Он не мог закончить мысль, правда это или нет. Кроме того, она знала, что время от времени Марк позволял себе расслабиться – он так это называл, – и понимала, что «встречи с Поли» иногда означали нечто большее, чем несколько пинт пива в пабе. Что она, в конце концов, поощряла.

Но отношения с Тео отличались от дополнительных услуг в массажном салоне. От того, с чем жена могла примириться. От того, что она могла даже поощрять. На самом деле это было ее спасением. «Встречи с Поли» ослабляли двойную тревогу, с которой она жила постоянно: что однажды Марк бросит их с Лилибет или что предъявит ей ультиматум, потребовав, чтобы она предоставила свое тело для выполнения супружеских обязанностей. «Встречи с Поли» позволяли ей не беспокоиться, не думать, не планировать… не делать ничего.

И все же реакция Пит на его неуклюжие объяснения удивила Марка.

– Не стоит передо мной притворяться, Марк. Я знаю, как все это трудно, особенно с такой, какая я есть. И я хочу, чтобы у тебя была сексуальная жизнь. Я рада, что ты кого-то нашел. Я хочу, чтобы это у тебя было.

– Это? Что ты имеешь в виду?

– Страсть, Марк, ощущение полноты жизни, которое когда-то было у нас и которого теперь нет. Я ни в чем тебя не виню. Это помогает тебе быть терпеливым с Лилибет. А когда ты терпелив с Лилибет, ты терпелив со мной.

Но у него больше не было Тео Бонтемпи. Была смерть Тео, и, более того, «случайная смерть» превратилась в «убийство».

– Я все еще не могу понять, как это произошло, –