Контур человека: мир под столом - Мария Александровна Аверина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А я прижимала игрушку к себе и думала, что раз уж мне не достался Мишка и «Моя первая русская история», Слона я точно никому не отдам: в конце концов, упал он возле моих мокрых сапог и, значит, сам выбрал себе хозяйку!
– Ну вот, – удовлетворенно сказала «серая куртка». – Теперь давай мы тебя посадим обратно, и можно будет ехать домой.
Между тем бронзовый ребенок совершенно не собирался сдаваться. Уже утрамбованный обратно в свой экипаж, обложенный со всех сторон одеялом так, что просто не мог пошевелиться, он буравил меня своими темными глазами, надвигаясь, как туча, как нечто неумолимое и неизбежное. Дотягиваясь до игрушки в моих руках, он умудрился разрушить баррикаду из одеяла и чуть не вывалиться из своего белого экипажа; он все громче и громче кряхтел, хныкал и пускал пузыри, настойчиво требуя, чтобы я отдала ему его игрушку.
– Маша… ну неужели ты не видишь, что это – не твое? – В Бабушкином голосе слышалось тихое отчаяние. – Маша… я все понимаю… отдай, пожалуйста, Слона девочке.
– Но у меня нет ни одной мягкой игрушки! – с обидой крикнула я. – И вчера ты не купила мне Мишку!
– Я тебе сказала, у меня нет на него денег!
– Ну, тогда попроси у них, – я кивнула в сторону машин, – для меня такого же! Ну и что, что я чуть старше его, – я ткнула пальцем в коляску, – но я тоже ребенок! И я хочу такого Слоника!!!!
– Маша! Прекрати истерику! – возвысила голос Бабушка. – Нам с тобой по бумагам игрушка не положена, и никто мне ее там просто так для тебя не даст.
– Но ты же не спрашивала… ты же не пробовала! – Я действительно плавно входила в истерику и уже ничего не могла с собой поделать: сама мысль о том, что и Слон, чудесным образом прилетевший мне с неба, сейчас будет у меня отобран, приводила меня буквально в бешенство.
– Я и так знаю! Нас с тобой нет в списках на игрушки! – в сердцах крикнула на меня Бабушка.
И тут бронзовый карапуз снова дал голос, а очередной порыв ветра внезапно сбил с головы «серой куртки» глухой капюшон, и я увидела… Наташу. Наташу, ту самую Наташу, дочку нашей соседки снизу, которая несколько лет подряд ходила к моей Бабушке учить английский язык… Ту самую Наташу, которая тайком совала мне конфеты и жвачки и на которую так старательно я хотела быть похожей, когда вырасту.
Я давно не видела ее близко. Фарфоровый цвет Наташиного лица теперь поблек, огромные лучистые глаза потускнели, длинные темные складочки залегли возле губ… Красивые и пышные ее волосы сейчас были коротко подстрижены и затянуты резинкой в куцый хвост, из-под которого повыбивались пряди, создавая ощущение неопрятности и непричесанности. В противовес давешней аккуратности, хрустальности и педантичности, все в ней теперь было словно наспех, словно кое-как, словно ей самой было совершенно не до себя, все равно, как она выглядит, что о ней думают и что о ней говорят. Многое из того, что она делала – доставала кошелек, прятала по карманам бумаги, поправляла кожух коляски, перетаскивала сумку, – она делала отработанно, машинально, привычно, уже не задумываясь, и только в одном случае взгляд ее теплел и к нему возвращались прежние лучистость и ясность – только тогда, когда она смотрела на своего бронзового ребенка.
– Роберта! Что же ты делаешь! Ты же сейчас вывалишься! – Наташа с усилием приподняла набитый ребенком комбинезон и опять поглубже засунула его под колпак коляски. И, словно не замечая нашего нарастающего конфликта, спокойно сказала: – Людмила Борисовна, мы, кажется, сделали большую глупость – и вы, и я.
– В чем? – Бабушка, казалось, рада была переключиться с этого скандала на что-то другое.
– Мы поехали окружным путем и поэтому так долго и неудобно добирались. А если мы сейчас пройдем вон туда, – она показала в сторону, где стояли машины, – и выберемся на шоссе, то там ходит автобус, который довезет нас до…
Тут она стала рассказывать, до какой станции метро он нас довезет и насколько короче и легче станет наша дорога домой.
– Наташенька. – Бабушка покачала головой. – В вашем плане все прекрасно, кроме одного: как по этой слякоти и на этом ветру вы собираетесь проехать с этой коляской по «пересеченной местности». Посмотрите, машины стоят на газоне, а далее там просто лесопарк с тропинками!
– Ничего! – Наташа вдруг улыбнулась так знакомо и ясно, как когда-то, когда сразу после уроков отглаженная, в идеально сидящем на ее точеной фигурке синем школьном форменном пиджачке приходила к Бабушке слушать пластинки с «носителями языка». – Мы и не такое выдерживали, да, Роберта?
И бронзовый карапуз, глядя в мамины глаза, бросил плакать, улыбнулся, выдул пузырь и, неловко помахивая оттопыренными комбинезоном ручками, потянувшись к ней всем телом, ясно сообщил:
– Гу-гу-гу!
– Ну вот, видите. Она согласна! – засмеялась Наташа. – В конце концов, кочки и ухабы собирать ей. Но, впрочем, на коляске хорошие рессоры. Идем?
Не знаю, что на меня нашло, и даже не спрашивайте. Повторяю, я сама не знаю. Но только – и в этот момент сердце просто ухнуло куда-то в пятки! – я шагнула к коляске, еще секундочку задержала Слона в руках и… протянула Роберте.
Та цапнула игрушку за хобот и тут же потянула его в рот.
– Ну, вот и умница, – с облегчением выдохнула Бабушка. – Э‐э, Роберта! Он же грязный!
– Ничего, – снова улыбнулась Наташа. – Здоровее будет. Спасибо тебе, Машенька… За все-все спасибо!
И так она это сказала, что… конечно, щемящая боль от потери игрушки никуда не делась… но она хотя бы на время стала мягче, свернулась калачиком и ушла куда-то глубоко-глубоко, где я на время перестала ее ощущать.
– Так, девочки! – подвела итог Бабушка и взялась за свою сумку. – Нам предстоит очень тяжелая дорога домой, и если мы сейчас же не двинемся, то в этом чистом поле останемся навсегда!
Наташа снова натянула капюшон, взялась за ручку коляски, и мы пошли обходить орущую, бьющуюся и по-прежнему прибывающую все новыми людьми толпу, норовя пройти мимо стоящих машин справа и свернуть в начинающийся за ними лесопарк. Поле, конечно, было не очень чистое: мало того, что под ногами чавкала оттаявшая под утренним дождем земля, так в колеса коляски то и дело попадали куски целлофана от упаковок, разорванные коробки, обрывки шпагата, бумаги, пластиковые бутылки и прочий мусор, который хулиган-ветер, пиная, гонял по открытому пространству и с азартом зашвыривал то в толпу, то на машины, то на верхушки голых деревьев. Коляска то и дело подпрыгивала, рискуя перевернуться на кочках
