Игра по крупному - Фридрих Незнанский

Я взглянул на госпожу Амирову. Мне была непонятна игра Солонина, но по растерянности Делары можно было предположить, что ей не понравилась просьба Солонина.

Мы подъехали к ее дому, где ее уже ждал господин Амиров с шубой на руках, а также не­сколько полицейских и все те же незадачливые телохранители, хмуро глядящие на нас, непроше­ных освободителей их госпожи.

—    Вы разве не зайдете к нам, господин Кэрриган? — спросила Делара.

—   В другой раз, — ответил Витя. — Мне должны позвонить из Нью-Йорка. Мистер Косецки предупредил меня о предстоящем звонке.

Его отказ произвел благоприятное впечатле­ние. Господин Амиров приветливо улыбнулся.

Мы отъехали без всякой спешки. Минут через пять Витя вдруг резко затормозил машину и обернулся ко мне.

—    Там в памяти должен остаться телефон Алекпера, — сказал он. — Быстренько, Алек­сандр Борисович, нажмите на повтор... У меня к нему тот же вопрос.

—   А у меня вопрос к тебе, — сказал я. — Мне кажется, что ты несколько переутомился после стольких погонь и освобождений заложников. Поэтому нельзя ли мне заняться моим делом, а тебе не мешать, как не мешал я тебе заниматься твоим?

Он пожал плечами, ничего не ответив.

Я нажал на повтор и туг же услыхал голос Алекпера:

—   Слушаю вас.

—    С вами разговаривает мистер Косецки, сек­ретарь известного вам Майкла Кэрригана, вашего освободителя.

—    Здравствуйте, — сказал он. — Я вас внима­тельно слушаю и всегда к вашим услугам.

—    Наверное, вам известно, что мистер Кэрриган желает разобраться в истории вашего первого похищения?

—   Минутку! — сказал Солонин. — Одну толь­ко минуту...

Он вспомнил о двух «Жигулях», которые сле­довали за нами и теперь стояли где-то за углом.

—   Прошу прощения за паузу, — сказал я Алекперу. — Возможно, наш разговор прослуши­вается.

—  Это невозможно, — заявил Алекпер. — Мой код никому не известен.

—   Дай-то Бог, — сказал я, следя за Витей.

Он выбрался из машины, на ходу настраивая

какую-то приемную аппаратуру, спрятанную под лацканом костюма, и широким шагом двинулся за угол дома.

—   Что там у вас? — спросил Алекпер.

—   Выясняем, — ответил я. — Потерпите пару минут, пожалуйста.

Солонин вернулся довольно быстро. Вид у него был недовольный, но решительный. В руках нечто вроде миниатюрного приемничка, вырван­ного из какого-то устройства, о чем можно было судить по обрывкам проводов.

—   Так и есть, — сказал он. — Сидели и запи­сывали. Я даже не успел сказать им, что подслу­шивать нехорошо. Отнял у них эту игрушку, они обиделись и дали по газам... Можете продолжать.

—   Что там случилось? — спросил Алекпер.

—    Боюсь, вам придется заменить ваш сото­вый, — сказал я.

Алекпер застонал.

—    Бесполезно, — сказал он. — За большие деньги они узнают и новый код. Если это они смогли один раз, почему не смогут во второй?

—   По крайней мере, сейчас у нас есть не­сколько минут, — сказал я.

—   Говорите. Слушаю вас внимательно.

—   Я понимаю необычность и бестактность мой просьбы, но нам нужен адрес, где вы встре­чались с госпожой Амировой, во всяком случае в последний раз.

—    Вы ведь только что с ней виделись, — ска­зал Алекпер. — Почему вы не спросили у нее?

—    Она сказала, что забыла. — Я взглянул на Солонина. Он напряженно смотрел на меня, ста­раясь понять, что я замыслил. Похоже, не одоб­рял мои расспросы. Он сам хотел о чем-то спро­сить Алекпера, но я не мог догадаться о чем.

—    Вы понимаете, что я не могу вам назвать этот адрес, не поговорив предварительно с Деларой? — без обычного дружелюбия произнес Алекпер.

—   Я тоже не могу вам сейчас всего объяс­нить, — сказал я, боясь, что он положит труб­ку. — Но это очень важно. И для вас, и для нее.

Витя протянул ко мне руку, требуя телефон.

—   Дайте я попробую... — сказал он.

—   Алекпер, дорогой, — голос Солонина зву­чал беззаботно и весело, — будь мужиком, в конце концов! Есть вещи, которые с любимыми женщинами не обсуждают. И потом, вы же не собираетесь там снова встречаться? Во всяком случае, я бы не советовал. Адрес, Алекпер, если ты его не забыл!

Веселость слетела с лица Солонина, он се­рьезно выслушал Алекпера и отключил аппарат.

—   Теперь вы объясните, зачем вам нужен адрес? — спросил он меня. — Вы, надеюсь, не собираетесь докладывать ее мужу?

—    Мне казалось, что мы имеем в виду одно и то же, — сказал я.

—    Возможно, это так, — согласился Соло­нин. — Они не оставят ее в покое. Вы же видели ее дом. И ее мужа. И охрану. Тут нужно предпри­нимать что-то серьезное. Вы тоже об этом дума­ли, Александр Борисович?

—   Мне нужен был только адрес, — сказал я. — Теперь ты его знаешь. И гони туда немед­ленно, пока нас не опередили. И больше ни о чем не спрашивай.

13

Грязнов ходил по кабинету, посматривая на телефон. Володя все не звонил, а искать его не стоило. Пусть там, в Тюмени, полагают, что он так, мелкая залетная птаха. И повод для его при­лета вполне формальный. Служебная команди­ровка, не более того.

Если, конечно, эти ушлые ребята его не рас­крутят. С его-то честностью и неумением врать.

А врать приходится. Иногда. Но только не своему непосредственному начальнику. Этого Грязнов не потерпел бы. Он еще раз неприязнен­но взглянул на телефон. Молчит. Всех куда-то разбросало... Борисыч в Баку, Фрязин в Тюмени. Поговорить не с кем. Разве заменит телефон до­верительное, с глазу на глаз, общение? Та инфор­мация, которая идет непосредственно при обще­нии с собеседником, — чем ее передашь? Многое, очень многое теряется в разговоре по телефону.

Он был бы рад поехать сейчас в Тюмень на помощь Володе или просто вместо него, но нель­зя. Столько на нем сейчас всего замкнуто... И главное — связь с Борисычем. Как ему там в Баку? Не обижают? Витя Солонин в обиду его не даст, это так, но Борисычу этого мало, ему нужно, чтобы кто-то из своих с ним спорил, вы­смеивал его версии, доказывал, чтобы до конца увериться в своей правоте. А Витя, хоть и закон­чил академию, хоть и преуспел в языках, благо­даря своему редкому к ним таланту, пока еще только набирает высоту. Но рядом с ним Турец­кий, есть у кого учиться. С Володей же — никого. А ему так сейчас нужна поддержка.

Междугородный звонок оторвал Вячеслава Ивановича от этих размышлений. Ну слава Богу...

И он рванул трубку.

—   Алло! Володя? Ты?

—    Это я, Вячеслав Иванович... Мансуров го­ворит. Рагим.

—    Вы в Баку? — Грязнов почувствовал, как кровь ударила в голову.

—   Да, Вячеслав Иванович, в Баку, — сказал Мансуров. — Уехал и не попрощался с вами. И мой брат здесь со мной. Его передали нашим правоохранительным органам... Я вас предупреж­дал, помните?

Грязнов слушал, каменея.

—     Почему вы молчите, Вячеслав Ивано­вич? — поинтересовался Мансуров. — У вас нет слов? Зато, наверное, много вопросов. Постара­юсь на них ответить. Быть может, вы слышали, что я поместил того парня, Панкратова, в доро­гую частную больницу, оплатил лечение. Я вам дам номер телефона, по которому вы можете по­звонить Панкратову прямо в палату. Он вам все подтвердит. Жизнь его уже вне опасности. И только после всего этого я позволил себе с чистой совестью уехать, забрав с собой Рустама. Вы слы­шите меня, Вячеслав Иванович? Вы номер теле­фона запишете?

—   Да... — сдавленно произнес Грязнов. — Го­ворите.

Мансуров продиктовал номер телефона.

—    Можете позвонить ему сразу после нашего разговора. Я тоже ему звоню, чтобы знать, что там происходит, хорошо ли его лечат. И своего Рустама заставил ему позвонить, хоть он не хотел. И буду заставлять, пока Коля не выйдет оттуда здоровым... Вы были правы, хотя никогда мне этого не говорили, Вячеслав .Иванович! Моло­дежь надо оберегать. Им нельзя мстить. Мой брат — моя жизнь, поверьте мне.

Он перевел дух и продолжал:

—   Теперь о том, о чем вы ставили условие... Вряд ли я смогу выполнить все, о чем мы догова­ривались. Деньги деньгами, а мои чеченские дру­зья косо на меня смотрят. Мало кто из них дер­жит русских пленных для продажи. Больше для обмена на своих родственников. Зачем, говорят, они тебе, ты своего брата из России привез... Я нашел только пять русских пленников, которых они готовы продать. Еще трое отказались, они не желают возвращаться, приняли ислам... Что мне делать? Пятерых я выкуплю, это русская моло­дежь, ровесники моего Рустама. Почему вы мол­чите, Вячеслав Иванович?