Дровосек - Дмитрий Дивеевский

Светлана действительно была от природы наделена развитым интеллектом, хорошим пониманием людей и организованностью. Все эти качества она проявила во время обучения в медицинском институте, который и закончила с отличием. Попала на работу невропатологом в поликлинику МИД. Одновременно она стала собирать материалы для диссертации, решив поработать лет десять-двенадцать, а потом, когда появится реальное понимание профессии, попытаться обобщить опыт в научном труде.

Год назад Светлана уговорила Леонида пробить ей трехмесячную командировку в Бонн по линии МИД, якобы для оказания помощи посольскому доктору, а на самом деле – для сбора материалов по новейшей немецкой невропатологии. В институте ей пришлось изучать немецкий язык, так что выбор страны был однозначным. Вообще-то, вахтовые командировки врачей практиковались министерством исключительно редко, но влияние мужа сделало свое дело.

Тридцатого декабря ТУ-154 приземлился во Франкфурте-на-Майне, где ее встречал врач посольства Алексей Федотович Пилюгин, которого никто не звал иначе как Пилюлькин. В отличие от своего сказочного прототипа Алексей Федотович являл собой цветущего молодого мужчину, под два метра ростом с косой саженью в плечах. Познакомившись, они направились на его машине в Бонн для расселения в гостевой квартире посольства и обсуждения плана работ.

При въезде в посольские ворота комендант сказал доктору по переговорному устройству, чтобы связался с дежурным дипломатом. Пилюлькин подкатил к дверям рабочего здания и бегом скрылся за ними. Через две минуты он спешным шагом вернулся и, садясь в машину, сказал:

– У нас небольшое ЧП, Светлана Юрьевна. Сейчас привезут работника, побывавшего в серьезном происшествии. Вроде бы с ним не все в порядке. Надо быстро осмотреть и принять решение о госпитализации. Вот и ваш опыт пригодится.

Они поехали к жилому дому, где находился медкабинет, и Алексей Федотович стал быстро переодеваться и мыть руки.

– А что это вы так суетитесь, доктор, – важный кто-то приедет? – спросила она, улыбаясь.

– Важный, важный, очень важный. Дружок мой, Данилка, под машину, кажется, влетел. Данилка – парень, каких мало. То-то дед дергается. Дед – это резидент ихний, «ближний». Тоже его любит. Данилка – парень что надо. Лишь бы ничего серьезного, волнуюсь даже.

Вскоре под окном медпункта показался «Опель» выезжавшего на происшествие дипломата, и в комнату вошел среднего роста коренастый мужчина лет сорока. На его сильной шее сидела лобастая голова с короткими темно-русыми волосами. Лицо с заметными скулами источало силу, но синие круги вокруг серых глаз выдавали внутренний непорядок. Волевой, плотно сжатый рот и квадратный подбородок делали его довольно привлекательным.

– Пилюлькин, собака, поставишь мне госпитализацию – пристрелю на месте, – с места в карьер заявил он и лишь потом представился Светлане: – Здравствуйте. Я – Данила Булай. В некотором роде, первый секретарь посольства.

– А я – временный доктор, Светлана Юрьевна Дробыш. Впервые в жизни слышу, чтобы разговор с врачом начинался таким странным образом. Вас ведь необходимо осмотреть, насколько я знаю.

– За тем и пришел, извините за неожиданное вступление, – раздеваясь, ответил Булай. – Просто мы с Алексеем Федотовичем находимся в близких, почти родственных отношениях: наши кошки крутят роман, – поэтому и позволяем себе неформальную лексику. Вы уж простите ради Бога… Он с полным основанием подозревает, что я не дипломат, а я так думаю, что после командировки его направят работать киллером на хладобойню. Пилюлькин, если будешь смотреть мне в пасть, то налей стаканчик спирту, чтобы я не стеснялся демонстрировать свою внутреннюю суть.

«Господи, что за фигляр такой, – подумала Светлана, глядя на обнажившийся торс Булая, ясно показывающий, что тот постоянно работает с гантелями. – Зачем он так глупо выступает?»

– Алексей Федотович, можно я посмотрю больного? Вы, товарищ Булай, кажется, напрасно пытаетесь демонстрировать, что у вас все прекрасно. Кое-что видно и невооруженным взглядом. Что это у вас? – Она показала на большой синий подтек, покрывший все левое предплечье.

– Наверное, ударился о поручень, когда машину крутило.

Она ощупала предплечье – похоже, кости целы. Ушиблена только мышечная ткань.

После этого Светлана заставила Булая проделать необходимые движения для проверки невредимости опорно-двигательного аппарата и внутренних органов, затем приступила к своей прямой работе невропатолога.

Булай держался как все обычные здоровые пациенты – слегка улыбался, пытался шутить. Однако она была удивлена весьма слабой реакцией на удары молоточка под локтевые и коленные чашечки, а когда попросила его вытянуть руки и раздвинуть пальцы, то поняла, что у него проблемы. Реакции были ненормальные. «Вот он почему несет ерунду – пытается бодриться», – подумала она и спросила:

– Вы нормально спите, у вас разумный рабочий день, у вас нормальные отношения с окружающими?

Пилюлькин крякнул как-то по-особенному, и она поняла, что говорит нечто непотребное.

– Данила, ты пойдешь куда-нибудь на Новый год или отсыпаться будешь? – вроде бы невпопад спросил доктор.

– Сейчас выпьем с Кренделем бутылку водки – и проснусь только первого января.

– Товарищ Булай, поверьте мне, невропатологу, вам нельзя употреблять много спиртного. Будет только хуже, – снова вмешалась Светлана.

– А кто сказал, что полбутылки на одно лицо – это много? – ответил Булай. – Если осмотр закончен, то я, с вашего позволения, пойду. Крендель все глазоньки проглядел.

Кратко попрощавшись, он вышел из медпункта. Немного помолчав, Алексей Федотович сказал:

– Их у Деда трое таких гладиаторов из всей команды «ближних». Тоже ведь всякие там ребята. Есть и с ленцой, есть и с хитрецой. Но Данилка самый боевой. А потому чаще других в этом кабинете оказывается. У меня дома для него всегда бутылка коньяка припасена. Бывает, приходит из города как сомнамбула. Молча пьем. Потом слабенько-слабенько начинает оживать. Работа у них – не дай Бог. Когда массаж ему делаю – мышцы на спине словно камни, зажаты спазмом. Жена у него снова в Москву улетела. Там у них старший пацан учится в десятом классе. Здесь-то у нас восьмилетка. Надо его на Новогоднюю ночь к себе пригласить. И вы приходите, у вас ведь здесь знакомых, как я понимаю, нет.

Светлана пошла устраиваться в отведенной ей посольской квартире и поймала себя на том, что, развешивая свои наряды в гардеробе, думает о Булае. Вроде бы, ничего выдающегося. Таких на улице встречаешь каждый день и помногу. Чем же он обратил на себя внимание? Непонятно. Ах, ладно, обычная дурь заброшенной девушки. Утром забудется.

Когда Крендель отправился домой, Данила лег в постель и велел себе уснуть. Однако, несмотря на усталость и выпитое, сон не шел. Что-то мешало успокоиться. Снова мысли о сорвавшейся операции возвращались в голову.

Он ехал на встречу не со «Столбовым», за которого можно было действительно получить смертельный фол. Среди источников Данилы значился завербованный им немецкий журналист «Климов», занимавшийся в основном вспомогательной работой – предоставлением наводок на интересных лиц и участием в их разработке. Парень происходил из семьи антифашиста, еще студентом вошел в клинч с властью на антивоенной теме, потом затаился, понимая, что если будет протестовать открыто, то никогда не получит ни работы, ни нормального положения в обществе. В таком состоянии души он случайно познакомился с Булаем. Он уже на первой встрече понял, что за человек пересек его путь, а через год динамичной разработки «Климов» стал его агентом. Сейчас он находился на этапе втягивания в серьезную работу. На встрече тридцатого декабря Булай должен был вручить ему в виде подарка линию связи – замаскированный под настольную пепельницу сигнализатор. В чреве нависшего над гнездом литого орла был вмонтирован миниатюрный приемник, запоминавший информацию, посланную дистанционно. Раз в сутки, утром или вечером, «Климов» должен был нажать одновременно на две ветки, торчавшие из гнезда, и устройство выдавало электронную мелодию, соответствующую определенным условностям. Линия предназначалась для вызова на встречу, отмены и переноса встреч, а также для проведения тайниковых операций. Комбинаций из последовательного проигрывания кратких музыкальных фраз было достаточно для довольно большого количества сигналов, но эта наука была слишком сложной. Даже несколько необходимых комбинаций Данила на всякий случай занес на бумагу, чтобы агент не путался.

Проверочный маршрут продолжался полных три часа. После проверки в загородных лесах Булаю надлежало въехать в пригород Бонна, где и была запланирована встреча в одном из ресторанов.

Он был уверен, что наружки нет. Хотя совсем недавно резидентура выявила новую технику немцев, позволявшую использовать в эфире прыгающую частоту, которую не цепляли индивидуальные сканеры оперработников. Стационарный пункт контроля эфира в резидентуре имел более мощную аппаратуру, и если бы там засекли активность в районе его проверки, то сняли бы с маршрута. Однако все было спокойно. Правда, на большом отдалении пару раз обращали на себя внимание «букашки» одного и того же цвета, но, не имея возможности разглядеть номера, Данила не стал придавать этому большого значения. На маршруте было несколько рискованных для наблюдателей разъездов. Если они отпускают объект слишком далеко, то, подъехав к развилке, встают перед вопросом, как три богатыря: куда ехать дальше? Поэтому, когда на пустой лесной дороге на Булая попер грузовик среднего калибра, он никак не подумал о покушении. Ведь для этого противнику надо было знать заранее как минимум район его проверки.