Дровосек - Дмитрий Дивеевский

Он был уверен, что наружки нет. Хотя совсем недавно резидентура выявила новую технику немцев, позволявшую использовать в эфире прыгающую частоту, которую не цепляли индивидуальные сканеры оперработников. Стационарный пункт контроля эфира в резидентуре имел более мощную аппаратуру, и если бы там засекли активность в районе его проверки, то сняли бы с маршрута. Однако все было спокойно. Правда, на большом отдалении пару раз обращали на себя внимание «букашки» одного и того же цвета, но, не имея возможности разглядеть номера, Данила не стал придавать этому большого значения. На маршруте было несколько рискованных для наблюдателей разъездов. Если они отпускают объект слишком далеко, то, подъехав к развилке, встают перед вопросом, как три богатыря: куда ехать дальше? Поэтому, когда на пустой лесной дороге на Булая попер грузовик среднего калибра, он никак не подумал о покушении. Ведь для этого противнику надо было знать заранее как минимум район его проверки.

Потом, когда свидетели и полицейские уехали, он сидел в своем покореженном автомобиле, ждал выехавшего на происшествие дипломата из числа прикрытых грушников и пытался проанализировать случившееся.

Во-первых, почему полицейские не стали его опрашивать по всей форме? Ведь грузовик явно нарушил все мыслимые правила. Может быть, за рулем пьяный или сумасшедший? А фенрих лишь спросил у Булая, хочет ли тот заявлять грузовик в розыск, и сразу же успокоился, услышав, что пострадавший не заметил номера. Вопросов о марке, цвете, других деталях не задавал. Нормально это или нет?

Потом – почему водитель грузовика, на глазах которого встречный «Опель» ушел в кювет, а из кювета полетел кувырком в лес, не остановился? Это не похоже на немцев. Совсем не похоже.

Но если имела место попытка его устранения, то откуда они знали о том, что он будет проверяться вокруг Мариалох? Ведь кроме резидента и обеспечивающего его информацией сотрудника об этом не знал никто.

Вдруг Даниле вспомнился разговор с Геннадием Воронником за несколько дней до случившегося. Воронник отвечал за связь с нелегалами и превосходно знал всю местность в радиусе ста километров вокруг Бонна. Булай просил у него совета, где можно с лучшей эффективностью провериться, чтобы заехать в пригород Бонна с севера. Геннадий посоветовал ему эту местность.

«Что за ерунда? Совпадение какое-то. Не может этого быть. Ладно, потом разберусь», – отогнал Данила от себя неясное подозрение, выпил еще полстакана водки и упал в беспробудный сон.

Новый год сели встречать вчетвером: Светлана, Данила, Алексей Федотович и его жена Нина Николаевна. Выпили за «русский Новый год» и стали ждать боя часов по боннскому времени. За два часа ожидания выпили еще несколько раз, развеселились и танцевали под песни Аллы Пугачевой. Наконец с улицы донесся треск выстрелов, небо осветилось сполохами праздничных огней. Вышли на балкон. Крики людей перемешивались с шипением фейерверков, вспышками петард и буханьем ракетниц. Бонн ликовал. Наступал 1986 год. После поздравительных речей по телевизору начался праздничный концерт. Светлане не хотелось сидеть дома в такую сказочную ночь. Улица была едва присыпана снегом, стоял легкий морозец, небосвод был усеян крупными новогодними звездами, в воздухе царило праздничное настроение. Светлана предложила пойти погулять, и все с удовольствием согласились. Вышли на свежий воздух и побрели по дороге к лесу, начинавшемуся совсем неподалеку от посольских домов. Пилюгины шагали впереди, а Светлана взяла Данилу под руку и шла молча, наслаждаясь окружающей красотой. Данила молчал. Она уже поняла, что он не из разговорчивых. Обратила внимание на то, что он довольно много пил и, кажется, чувствовал себя не очень ловко. Вместе с тем ей казалось, что его молчание было молчанием несущего в себе какую-то тяжесть человека. Светлана сбоку посмотрела на Булая и запахнула ему дубленку, надетую прямо на сорочку.

– Погода, конечно, чудная, но лучше не рисковать, – улыбаясь, сказала она и увидела, что Данила посмотрел на нее так, как смотрят собаки, когда их гладят по голове.

«Ах ты, бедный мой, – вдруг пришла ей в голову мысль, – да ты неприкаянный совсем. Неприкаянный ты щенок, только притворяешься псом. Опоры у тебя нет, мамочки у твоей души нет, вон оно что. Теплое чувство появилось у нее где-то внутри, и неожиданно для себя она сказала:

– Покажите мне завтра Бонн, ладно? Вы ведь свободны?

Булай в ответ только слегка прижал ее локоть к своему боку и улыбнулся. Потом они вернулись к Пилюгиным, снова пили и танцевали, а в два часа разошлись по квартирам.

В середине следующего дня Данила взял «опель» Кренделя, подрядившегося проспать весь первый день года, посадил в него Светлану, и они поехали в центр города. Новогодняя ночь сделала свое. Улицы были пустынны, многие магазины и кафе не работали. Они побродили по средневековому уютному центру, а затем нашли небольшой ресторанчик, хозяин которого, будучи китайцем, новогоднего праздника еще не справлял. Долго сидели в теплом зальчике, увешанном китайскими фонариками, смотрели на легкий снежок, падавший на камни площади, и неторопливо говорили обо всем на свете. Светлане нравилась манера Данилы вести себя с ней. В нем не было ни малейшего желания подать себя повыгоднее, блеснуть умом или остроумием. Он умел внимательно слушать, опустив глаза и лишь иногда бросая на нее пристальный взгляд, как бы проверяя, соответствует ли выражение ее лица тому, что она говорит. Булай предложил что-нибудь выпить. Светлана отказалась, а он заказал себе коньяку, затем еще одну порцию. Она поняла, что спиртное в его жизни играет какую-то роль. Осторожно спросила, много ли пьет. Булай ответил утвердительно. Однако о мотивах ничего не сказал. Она поняла, что он пытается побороть с помощью спиртного какие-то проблемы. Но убеждать его, что от водки проблемы лишь усугубляются, не стала. Так дела не делаются.

За окнами стало быстро темнеть. Данила предложил поехать в его любимый ресторанчик на другом берегу Рейна и провести там зимний вечер. Через полчаса они уже подходили к светившимся в синем полумраке окнам ресторана на узенькой старинной улочке, застроенной зданиями пятисотлетней давности. Увидев Данилу, краснолицый рыжий хозяин расплылся в улыбке, вышел из-за стойки и громко протрубил:

– Херр Булай, пожальста, очень рад, очень рад!

– Как дела, херр Кляйн? – по-русски спросил Данила.

– Очень хорошо, херр Данила, польная жьопа.

Светлана смутилась. Данила ухмыльнулся и сказал:

– Не обращайте внимания, Светлана Юрьевна. Его Крендель так подучил. Немец думает, что это означает «все в порядке».

– Хотела бы я взглянуть на этого легендарного Кренделя.

– Еще налюбуетесь, поверьте мне.

Потом они ели мясо по-крестьянски, засыпанное золотистым поджаристым луком, пили мозельское вино и мало-помалу Светлана стала рассказывать о себе, ощущая, что это ему интересно. Иногда ей казалось, что язык ее работает сам по себе, а мысли уже наполняются словом ОН, и это – Булай.

Ближе к полуночи Данила проводил ее до дверей квартиры, как-то естественно, без рисовки, поцеловал руку и, сразу же повернувшись, вышел из подъезда. Светлана с облегчением выдохнула. Она боялась, что Булай станет напрашиваться «на чай» и этим нарушит то едва заметное очарование ее души, которое появилось за прошедшие сутки. Она с благодарностью взглянула ему вслед, вошла в квартиру, быстро разделась и легла в постель. Прежде чем погрузиться в сон, успела зацепить ускользающую мысль: «Отчего он так много пьет, ведь это ужасно. Если он пьет каждый день, значит, до деградации рукой подать. Пока признаков, кажется, не заметно. Держится уверенно, речь четкая, лаконичная, мысли собранные, тремора никакого… Но все-таки сам признает, что пьет много спиртного…»

Проснувшись на рассвете, Светлана поймала себя на том, что и во сне думала о Даниле, и эти мысли плавно перетекли в пробуждение. «Так я и знала. Увлеклась первым попавшимся, стоило только оторваться от семьи. Позорище какое. Хоть бы выделялся умом, красотой, культурой. А он ничем не выделяется. Средний рост, средний ум, средняя привлекательность, о культуре вообще ничего не понятно. Надо вот что сделать. Надо прекратить эту дурь. Сегодня последний праздничный день. Если ОН позвонит и предложит куда-нибудь поехать, надо придумать предлог и отказаться. Иначе я заеду не туда…»

Однако Булай не звонил, и, понежившись еще некоторое время в постели, Светлана встала и приступила к утренним делам. Она позавтракала, посмотрела эстрадный концерт, полистала журналы и заскучала. Надо было как-то организовать свой день, а беспокоить Пилюгиных не хотелось. Им тоже надо отдохнуть.

Она решила прогуляться по старинным кварталам Бад Годесберга в одиночестве, оделась и вышла на воздух. Мягко светило январское солнце, над пожухлыми газонами зеленели туи, едва припорошенные снегом. В густых зарослях весело чирикали пичуги, тишину лишь изредка нарушал шум проезжавших мимо автомашин. Светлана уже направлялась к дороге, ведущей в центральную часть города, когда ее догнал Алексей Федотович, спешивший куда-то со своим докторским саквояжем.