Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев - Зоя Ножникова

«Среди ископаемых самое важное место занимает слюда, которая в иных местах получается из каменоломен и употребляется для окон во всей России.

Шахтовых копей эта страна долгое время не имела; однако немного лет тому назад на татарской границе у Тулы, в двадцати шести милях от Москвы, открылась таковая. Ее устроили несколько немецких горнорабочих, которых, по просьбе его царского величества его светлость курфюрст саксонский прислал сюда. Эта копь до сих пор давала хорошую добычу, хотя преимущественно железа.

В семи верстах от этой копи находится железоделательный завод, устроенный между двумя горами в приятной долине при удобной реке; здесь выделывается железо, куются железные полосы и изготовляются разные вещи.

Этим заводом по особому контракту, заключенному с ним великим князем, заведует господин Петр Марселис. Ежегодно он доставляет его царского величества оружейной палате известное количество железных полос, несколько крупных орудий и много тысяч пудов ядер; поэтому он как был и у прошлого, так состоит и у нынешнего великого князя в большой милости и почете. Он же ведет еще и иные крупные торговые дела в Москве.

При жизни царя Михаила Феодоровича, лет пятнадцать тому назад, в известном месте в России некто указал также золотую жилу, но не сумел устроить рудник, вследствие чего не только не обогатился, как предполагал, но, напротив, стал бедным человеком.

Те, кто сулят обогатить государей новыми открытиями — как это часто делается при дворах князей, — имеют очень мало счастья и удачи при царском дворе. Прежний великий князь очень любил, чтобы ему указывали какие-либо новые средства для увеличения казны. Однако, чтобы оставаться без убытков в случае обмана или неуспеха, изобретатель должен был делать опыты на собственный счет, а если у него не было средств, то некоторая сумма давалась ему за каким-либо поручительством; если опыт удавался, то виновнику его выдавалась богатая награда, в случае же неудачи он, а не великий князь, нес убытки. В качестве примера я могу сослаться на только что упомянутый золотой рудник. В это время в Москве жил знатный английский купец — мой добрый друг — имени его я, по долгу чести, не могу назвать. Это был в общем искренний и доброжелательный человек, долго живший в Москве и ведший здесь выгодную торговлю. Когда он заявил и полагал, основываясь на особых качествах и знаках известной почвы, найти золотоносную жилу, великий князь согласился на поиски и даже, по поручительству, выдал на это деньги. Когда, однако, этому доброму человеку дело не удалось, работа и труды пропали даром, и собственного его имущества не хватило на то, чтобы заплатить взятые у великого князя взаймы средства, его посадили в долговую тюрьму. Потом его, по представлении поручителей, опять выпустили, ему разрешено было ходить и просить денег у добрых людей, так что он мог собрать денег, чтобы удовлетворить великого князя и поручителей своих и выбраться из страны. О такой своей неудаче и о том, как судили его в России, он сам рассказал мне во время моего последнего пребывания в Москве весьма подробно и в очень трогательных выражениях».

Барон подумал, что не только в Московском государстве казна бывает строга и неуступчива. Иной раз и себе в убыток. Но отказать подданным московского государя в предприимчивости никак нельзя. Не они ли в последние годы дошли до берегов Тихого океана, пройдя неведомые земли, населенные народами бедными и дикими?

Ремесленники и торговцы

Едва ли не больше всего интересовало иностранцев в Московии, что там производят ремесленники и как это купить, если понравится их работа. Многим она нравилась. Например, поляк Самуил Маскевич, много гулявший по Москве, говорил:

«Русские ремесленники превосходны, очень искусны и так смышлены! Все, чего сроду не видывали, и тем более не делывали, — с первого взгляда поймут и сработают столь хорошо, как будто с малолетства привыкли к таким поделкам. В особенности хорошо у них выходят турецкие вещи: чепраки, сбруи, седла, сабли с золотой насечкой. Все вещи не уступят настоящим турецким, сделанным в Турции».

Во всем мире ремесленные слободы старались выносить, по возможности, за пределы города. Еще лучше, если от жилых кварталов их можно было отделить рекой или прудом. Во многих ремеслах необходимым был открытый огонь, и жители старались уберечься от лишней опасности пожара. Точно также обстояло дело и в Москве. Еще Герберштейн сообщал, когда описывал Москву:

«Город Москва — деревянный и довольно обширен, а издали кажется еще обширнее, чем на самом деле, ибо весьма увеличивается за счет пространных садов и дворов при каждом доме. Кроме того, в конце города к нему примыкают растянувшиеся длинным рядом дома кузнецов и других ремесленников, пользующихся огнем, между которыми находятся поля и луга».

В Москве производили все, что надо для повседневной жизни и для ее украшения: деревянную посуду и кафтаны, топоры и шапки, сапоги, седла, уздечки, глиняные горшки и персидские гранатовые ожерелья, пряники, красную икру, колеса и оглобли. Все это можно было без труда купить на рынке, который был открыт чуть не каждый день — и не дорого. На рынках торговля шла главным образом розничная, или, как могли ее называть, дробная.

Олеарий писал:

«Купцы и ремесленники питаются и получают ежедневный заработок от своих промыслов. Торговцы хитры и падки на наживу. Внутри страны они торгуют всевозможными необходимыми в обыденной жизни товарами. Те же, которые с соизволения его царского величества путешествуют по соседним странам, как-то — по Лифляндии, Швеции, Польше и Персии, — торгуют, большею частью, соболями и другими мехами, льном, коноплею и юфтью[60]. Они обыкновенно покупают у английских купцов, ведущих большой торг в Москве, сукно, по четыре талера за локоть, перепродают тот же локоть за три с половиной или три талера, и все-таки не остаются без барыша. Делается это таким образом: они за эту цену покупают один или несколько кусков сукна с тем, чтобы произвести расплату через полгода или год, затем идут и продают его лавочникам, вымеривающим его по локтям, за наличные деньги, которые они потом помещают в других товарах. Таким образом, они могут с течением времени с барышом три раза или более совершить оборот своими деньгами.

Ремесленники, которым немного требуется для их плохой жизни, тем легче могут трудами рук своих добыть себе денег на пищу и чарку водки и пропитать себя и своих родных. Они очень восприимчивы, умеют подражать тому, что они видят у немцев, и, действительно, в немного лет высмотрели и переняли у них многое, чего они раньше не знавали. Выработанные подобным усовершенствованным путем товары они продают по более дорогой цене, чем раньше. В особенности изумлялся я золотых дел мастерам, которые теперь умеют чеканить серебряную посуду такую же глубокую и высокую и почти столь же хорошо сформованную, как у любого немца.

Тот из иностранных мастеров, который приехал за большие деньги работать в Московии, и кто желает в ремесле удержать за собою какие-нибудь особые знания и приемы, никогда не допускает русских к наблюдению. Так делал сначала знаменитый литеец орудий Ганс Фальк: когда он формовал или лил лучшие свои орудия, то русские помощники его должны были уходить. Однако теперь, как говорят, они умеют лить и большие орудия и колокола. И в минувшем году в Кремле рядом с колокольней Ивана Великого ученик означенного Ганса Фалька отлил большой колокол, который, будучи очищен, весил 7701 пуд, то есть 308 000 фунтов, или 2080 центнеров, как мне об этом здесь сообщили различные немцы из Москвы и русские. Этот колокол, однако, после того как его повесили в особо приготовленном помещении и стали звонить в него, лопнул; говорят, до трещины он имел великолепный звон. Теперь он снова разбился и его царское величество желает в том же месте отлить еще больший колокол и повесить его, в вечное воспоминание своего имени. Говорят, что и место для отливки и основы формы с большими затратами уже устроены.

Русские люди высокого и низкого звания привыкли отдыхать и спать после еды в полдень. Поэтому большинство лучших лавок в полдень закрыты, а сами лавочники и мальчики их лежат и спят перед лавками, в это же время, из-за полуденного отдыха, нельзя говорить ни с кем вельмож и купцов».

Русские канцелярии

Для иностранцев, желавших завязать с русскими деловые отношения, прежде всего, необходимо было знать устройство их делопроизводства. Оно было на первый взгляд несложным, но при близком знакомстве оказывалось труднопреодолимым. Об этом устройстве очень четко написал Олеарий:

«Канцелярий, которые русские называют Приказами, в Москве насчитывается тридцать три. Я их приведу здесь, называя одновременно и лиц, которые ими заведовали в мою бытность в Москве.