Я рисую ангелов - Анна Викторовна Томенчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он потянулся к ее рубашке. Энн покачала головой, в ее глазах снова мелькнул страх. Он замер, отстранившись и глядя ей в лицо. Молодая женщина покраснела. Дрожащими руками она вытащила его футболку из-под ремня джинсов и запустила руки под нее. Он глухо зарычал, когда ее прохладные ладони легли на кожу его груди. Аксель потянул ее к маленькому диванчику. Энн не сопротивлялась. Он позволил ей снять с него футболку, мягкими движениями расстегнул ее рубашку и восхищенно вздохнул. Снова ее поцеловал. Не нежно, а страстно, почти грубо. Энн ответила. Она толкнула его на диван и села сверху. Расстегнутая рубашка открывала ее тело до пояса. Грин прижался к ней лицом, покрывая гладкую кожу цепочками поцелуев и с наслаждением ощущая, как она теплеет под его прикосновениями, отвечая им каждой клеточкой. Еще через пару минут они избавились от лишней одежды. Они не говорили друг другу ничего, позволяя телам управлять этим вечером, доверившись инстинктам, которые заложены в каждого самой природой. Но в момент, когда их тела наконец слились, Аксель не удержал резкого вздоха наслаждения.
Час спустя они лежали на кровати на втором этаже, обнимая друг друга, лаская и прикасаясь с поцелуями. Аксель чувствовал себя одновременно воскрешенным и уничтоженным. Энн молчала. Ее дикая страсть обескуражила и порадовала. И сейчас он еще не был готов думать о произошедшем рационально. Он хотел остановить момент, прочувствовать его, прожить еще и еще раз. Даже если на это понадобится вся ночь. Даже если ему не придется выспаться.
Он теперь знал, почему Энн буквально жила в кофейне.
Криминальная колонка Ангелы Сарс
«Треверберг Таймс»
Выпуск 26 декабря 1990 года
«Дьявольское Рождество, или Почему дети умирают»
Привет, Треверберг! Рождество должно было стать самым светлым и самым счастливым днем в этом году, но я вытираю слезы и пишу об ужасной трагедии, которая случилась вчера вечером в центральном районе нашего города. Я плачу потому, что не могу поверить в то, что видела своими глазами. Плачу потому, что даже полиция не смогла дать внятных комментариев случившемуся.
Как ты думаешь, Треверберг, почему дети умирают? Почему дети умирают на Рождество? У тебя нет ответа, и у меня его тоже нет. Я готовилась к празднику, как и каждый из вас, по привычке слушала переговоры полицейских (конечно же, не те, которые ведутся по защищенной волне, майор Старсгард, я честно соблюдаю наши договоренности) и узнала, что совсем недалеко от моей квартиры, которую я купила в этом году и о которой рассказывала в личном блоге, нашли тело человека. Я отложила в сторону кухонную утварь, взяла фотоаппарат, диктофон, надела самую удобную и строгую одежду, что только смогла найти, захватила удостоверение журналиста и прыгнула на мотоцикл. Через четыре минуты я была на месте. Местом оказался огромный двор заброшенной часовой фабрики Адама Рояля, которая уже много лет стоит за обычной тревербергской средней школой и которую используют все школьники и студенты для отдыха и веселья. Посреди двора, как вы все знаете, сохранился старый дуб, который посадил сам Рудольф Рояль, гениальный часовщик, так и не успевший занять свое место в мире швейцарских часов, несмотря на открытие представительства в Женеве. Подходы к фабрике уже перекрывали полицейские, но меня пропустили. Потому что майор Старсгард знает, что я никогда не лгу и никогда не приукрашиваю деталей.
Я оставила мотоцикл рядом с машинами полицейских, прошла во двор, достала фотоаппарат и решила, что это не должно быть явлено миру. Потому что на это нельзя смотреть. Поэтому к статье я прикладываю фото фабрики и полицейских машин. Дуб стал таким высоким, что на него больно смотреть, но нижние его ветви раскинулись на уровне моей головы. Я стояла в десятке шагов и смотрела на тело ребенка, повешенного на гибкой и плотной веревке. Стены фабрики защищали двор от лишнего ветра, и тело висело неподвижно, несмотря на волнение природы. Здесь было очень тихо. Только что выпал снег, и его не успели затоптать. Красный кирпич фабрики горел в угасающих сумерках.
Жертва, мальчик Мюррей Артель, в этом году пошел в первый класс. Ему всего шесть лет, он из семьи производственников Артель, которые испокон веков занимаются текстилем и поставляют лучшие ткани половине кутюрье Европы. Вы все знаете этого улыбающегося мальчугана. Посмотрите на его лицо. Светлое, прекрасное лицо маленького ангела. Я узнала его, потому что лично знакома с его семьей. И полиция к моменту выхода тиража подтвердила мою догадку. В остальном они отказались от комментариев. Кто-то предположил, что мальчик повесился сам. Но они не нашли ни стула, ни коробки, хотя он вполне мог залезть на дерево и оттуда спрыгнуть. Но слишком аккуратной осталась его одежда. Слишком внимательно и бережно на шее повязан шарф. Мы ждем результатов экспертизы криминалистов и надеемся, что уже завтра нам точно скажут, решил Мюррей уйти из жизни сам или мы столкнулись с беспрецедентной жестокостью.
Я часто пишу об убийствах. Мы часто теряем сограждан. Но дети – это другое. К смерти детей привыкнуть нельзя. Будьте бдительны, друзья. Потому что только от вас зависит, проснется ли ваш ребенок завтра или окажется повешенным на старом дубе во дворе часовой фабрики сегодня.
С любовью и надеждой на то, что все это просто дурной сон.
Ангела Сарс,
ваш специальный корреспондент
Часть вторая. Лето ангела
1. Говард Логан
15 июня 2001 года, 06:45
Треверберг
Будильник орал так, будто его завел сам сатана. Противная мелодия вытащила Логана из сна, заставив вернуться в неприятную реальность. Говард взмахнул рукой в бессмысленной попытке избавиться от звука и благодарно улыбнулся, когда тот исчез. Вздрогнул от неожиданности, когда с него стянули одеяло, но тут же
