Роман Молодой - Сычев К. В.

В самом деле, уже на следующий день ханский раб принес к нему в юрту ярлык, свернутый в рулон и скрепленный вислой свинцовой печатью. Пришлось князю, не испытывая радости, идти на сарайский базар и покупать невольниц. Однако деньги ему для этого не понадобились: мурза Бегич, стоявший на торжище среди своих слуг, как только увидел брянского князя, сам предложил ему в подарок лучших рабынь.

– Благодарю тебя, славный воин! – говорил, уводя двух самых красивых, как ему показалось, девушек князь Роман.

И вот в дороге татарские рабыни оказались как раз кстати! Они умело, по очереди, ублажали своего нового хозяина, когда тот останавливался на привал и укладывался спать в свою большую просторную телегу.

– Ладно, что была хоть какая-то радость! – думал князь, вспоминая ту поездку в Орду и глядя невидящими глазами на своих разговорившихся бояр. – Теперь у меня есть банные девицы, которые будут ублажать меня и моих знатных гостей! А потом еще прикуплю в Орде прелестниц, и дело сладится!

В этот момент отворилась дверь, и в думную светлицу вошли княжеский огнищанин Улич Брежкович и литовский посланник, одетый в опрятный русский кафтан и плотные кожаные штаны, заменившие ему на время пребывавшую в стирке, запачканную грязью далекого пути одежду.

– Расскажи нам, славный Гедрус, все новости о моем названном отце! – громко сказал брянский князь, как только посланник, повинуясь его жесту, уселся на переднюю скамью рядом с епископом Нафанаилом. Тот даже не пошевелился, чтобы благословить литовца.

– Что тебе сказать, Роман? – молвил на хорошем русском языке литовец. – Я не хочу обижать тебя, но не могу не передать слова моего господина, великого князя и короля Альгирдаса. Он был очень недоволен тобой и произнес таковое: – Я знаю о твоей дружбе с коварной Москвой, князь Роман, и осуждаю тебя за это! У тебя осталось немного времени, чтобы исправить ошибку! Я искренне верил тебе, но теперь моя вера поколеблена! Немедленно прекращай все связи с Москвой и больше не принимай у себя московского митрополита Алексия! Теперь ты можешь не ездить в Орду и забыть о татарском «выходе»! А все ордынское серебро отсылай теперь ко мне, в славный Вильно!

– Это невозможно! – возмутился Роман Михайлович, выслушав литовца. – Стоит мне порвать с Москвой, как у меня появятся новые враги! А если не возить в Орду «выход», то тогда нам совсем не жить!

– Ну, князь Роман, тогда не обессудь! – сказал, вставая, литовский гость. – Мой господин и твой названный отец Альгирдас упредил такое твое решение следующими словами: – А если наш неблагодарный Роман откажется выполнить мои требования, тогда пусть знает, что я вскоре пошлю на Брянск большое войско и передам брянский «стол» другому князю! – А теперь прощай! – И литовский посланник, не говоря больше ни слова и даже не поклонившись, вышел из думной светлицы. На другой день он отбыл в Литву.

Через три дня в Брянске начались серьезные беспорядки. Какие-то люди метались по городу и кричали хулу по адресу князя Романа. Княжеские приставы избегались, пытаясь отловить злословов, но все было бесполезно: горожане укрывали крамольников. И утром, и днем, и вечером горожане собирались в кучки на площадях и в людных местах, ругая своего князя за «дружбу с проклятой Москвы и ворожбу против Господа»! Кто придумал про «ворожбу» оставалось загадкой. Князь Роман был довольно благочестив, постоянно ходил в церковь, что же касается его любовниц, «банных девиц и ключницы», то здесь колдовством и не пахло! Наконец, по приказу престарелого мечника Сотко Злотковича, приставы, исхитрившись, сумели поймать злоумышленника, выкрикивавшего против князя обвинения в колдовстве. Им оказался краснорожий приказчик брянского купца Добра Олдановича по имени Свербей. Он долго отпирался, но потом, после «знатного допроса с пристрастием» перед смертью признался, что «о княжеском колдовстве ему поведал какой-то литовец, который ходил по городу и рассказывал, что будто бы в княжеской бане собираются ведьмы, княжеские любовницы, и творят молитвы самому лукавому, наводя порчу на брянский люд»!

Княжеский мечник немедленно доложил обо всем князю, и тот понял, что нити беспорядков тянутся в Литву! Он срочно собрал боярский совет, рассказал о полученных им сведениях и предложил готовиться к подавлению мятежа.

В самом деле, в Брянске, после того как горожане узнали об аресте и смерти одного из их заводил – приказчика Свербея – обстановка ухудшилась. Толпы горожан, вооруженных вилами, косами и топорами, метались по всему городу. Князь, по совету бояр, «затворился в детинце» и выжидал. Наконец, толпы бунтовщиков, объединившись, собрались на вечевой площади возле церкви Горнего Николы и, выкрикивая угрозы в адрес брянского князя, потребовали, чтобы он сам явился перед ними и объяснил, что происходит.

– Что делать? – спрашивал князь бояр на очередном совете. – Может применить силу и покарать злобных горожан?

– Этого не надо делать! – возразил Кручина Миркович, тряся своей окладистой седой бородой. – Я думаю, что надо послать к толпе нашего знатного человека и рассказать горожанам, что их подстрекают на беспорядки литовские лазутчики! Брянские князья уже не раз громили наших крамольников, но толку от этого не было…Они лишь еще больше озлоблялись…

– Кто же пойдет к этим мятежникам? – недовольно буркнул один из бояр.

В думной светлице установилась мертвая тишина.

– Значит, никто не хочет? – вопросил боярин Кручина, вставая. – Ну, что ж, тогда я сам пойду к этим смутьянам и выскажу им слова правды!

Он вскочил со скамьи и, не слушая ничьих доводов, вышел в простенок, где его ожидал державший овчинный тулуп слуга. Натянув на себя тулуп, Кручина Миркович быстро пошел вперед, спустился по теремным ступенькам вниз и направился к крепостным воротам.

– Пойдем и мы, славные бояре, вслед за Кручиной, и встанем перед толпой! – громко сказал князь и вышел в простенок – надеть на себя шубу. Вслед за ним выскочили бояре, кто в полушубках, кто в тулупах, а кто и в легких кафтанах…

Тем временем боярин Кручина прошел по спущенному княжеской стражей мосту и приблизился к толпе. Установилась мертвая тишина. Стоявшие на стене стражники видели, как брянский боярин что-то пытался объяснить столпившимся возле Никольской церкви людям, как он махал руками и указывал ими на брянскую крепость, но слов, произносимых им, не слышали. Затем вдруг раздался дикий вопль. Толпа зашевелилась и медленно поползла в сторону брянской крепости. – Они убили нашего славного боярина! – завопили стражники, махая руками.

– Убили моего Кручину?! – пробормотал князь, хватаясь за голову.