Роман Молодой - Сычев К. В.

Ответом князю было громкое отчаянное рыдание всей собравшейся толпы. Горожане единодушно, как по приказу, бросились на пол, неистово ударяясь головами и умоляя Бога простить их великий грех.

Князь же, глянув на гроб, в котором лежало, закрытое саваном, изуродованное до неузнаваемости тело Кручины Мирковича, перекрестился и медленно пошел, с трудом пробиваясь через распростертые по всей церкви тела людей, напуганных Божьим судом и княжеским словом.

Неожиданная речь брянского князя положила конец городскому бунту. В лице простолюдинов, да и бояр, Роман Михайлович поднялся на такую высоту, на какой доселе ни один брянский князь не бывал. Горожане расценили его речь как пророческую, а самого князя стали воспринимать чуть ли не как святого! Казалось, что теперь он прочно обосновался в городе, и никакая сила не сможет помешать ему спокойно жить и управлять уделом.

Однако так только казалось. В городе, в самом деле, установился порядок, и княжеское имя уже никто не осмеливался хулить. На боярских советах молодой князь уже не просто выслушивал поучающих его бояр, но и сам говорил «красное слово», которое воспринималось местной знатью, как непреложная истина.

Город вновь стал богатеть. Купцы исправно платили в казну налоги с проданных товаров, утаивая лишь самую малость. Охотники, добывавшие пушнину, исправно сдавали в княжескую казну установленную треть. Многочисленные ремесленники, мастерские которых широко раскинулись по всему посаду, тоже приносили доходы князю. Опять стали наполняться слитками серебра княжеские бочонки. Еще больше укрепились отношения брянского князя с Москвой. Туда зачастили брянские купцы, выгодно сбывавшие на тамошних рынках меха, шкуры животных, мед и даже воск, который был намного выше качеством, чем московский! В Брянск приезжали и московские купцы, привозившие добротные ткани, ремесленные изделия из железа, различные украшения и особенным образом приготовленную, по-московски, вяленую и соленую рыбу. Часто ездили в Москву и княжеские посланники. Казалось, что все идет к союзу между двумя княжествами! Но этого-то и не хотела Литва! Брянский князь Роман уже не раз слышал предупреждения и даже угрозы из уст посланников великого князя Ольгерда, однако ничего не предпринимал для смягчения его гнева. Литовцы считали, что он изменил их интересам и предал своего «названного отца»! Но князь Роман вовсе не был предателем! Он, конечно, понимал, что не выполняет требований своего покровителя Ольгерда Гедиминовича, однако поступал против его воли только потому, что не видел другого пути для благоденствия своего удела. Роман Молодой простодушно считал, что, проявляя самостоятельность, выгодную его княжеству, он тем самым оправдывает свое высокое назначение, в том числе и в интересах…Литвы! – Когда мой город и удел станут сильными и богатыми, – говорил он епископу Нафанаилу, – я непременно буду оказывать помощь великому князю Ольгерду! А когда у меня будет сильное войско, я поведу его на немцев, и мы со славным Ольгердом навсегда устраним крестоносную угрозу! Тогда же я смогу отправлять своему названному отцу целые обозы с серебром!

Пока же он не присылал в Литву серебро даже после настойчивых требований литовских посланников, накапливая богатства на будущее.

Епископ Нафанаил, слушая душевные излияния князя, обычно молчал и только улыбался. Он долго оставался верен своей привычке говорить и давать советы только в случае крайней необходимости. Но вот владыка совершенно неожиданно, когда казалось, дела князя и епархии стали процветать, занемог и в один из теплых весенних дней скончался, принеся еще одно тяжелое горе брянскому князю. Перед смертью мудрый епископ призвал к своему одру Романа Михайловича и сказал: – Я ухожу к Господу со спокойной душой, но тебя, сын мой, жалею! Тебе бы быть не князем, а человеком святой церкви! Я немало повидал на своем веку разных князей, но, честно говоря, никогда не верил, что на княжеском «столе» может сидеть праведник! Так уж повелось на святой Руси, что все начальнические места занимают злые и неправедные люди, пекущиеся только о своем плотском благополучии! У кормила власти совсем нет людей, любящих свой народ и Отчизну! Там засели одни волки в овечьих шкурах! А потому у нас, в русской земле, одни беды и страдания! Но ты не такой, сын мой! Ты и землю свою бережешь, и народ жалеешь! Значит, ты не долго будешь правителем богатого удела! Жди же скорого изгнания от безжалостных литовцев! Никто не будет держать праведника у власти! И зачем Литве сильный Брянск? Ты был нужен Ольгерду только для того, чтобы вытаскивать из пламени горячие колосья, отсылать в Литву брянское серебро и постепенно ослаблять город и удел! И если бы ты осуществил его замысел, превратив Брянск в разоренный, захолустный городок, Ольгерд был бы рад и, в конечном счете, присоединил бы эту землю к своей могучей Литве! Но ты не пошел по этой дороге! Ты слишком честен! Кроме того, у тебя – доброе, бескорыстное сердце! Все это несовместимо с княжеской властью! Что там твои зазнобы? Это – твой единственный и незначительный грех! Но даже их ты взял не насилием, а любовью…Я предсказываю тебе скорое изгнание, долгую, трудную жизнь, и смерть в старости от меча русского князя!

С этими словами епископ Нафанаил почил, откинувшись головой на подушку.

Брянск остался без владыки! И князь Роман, недолго думая, отправил в Москву посланца к митрополиту Алексию с просьбой прислать епископа в осиротевшую епархию.

Митрополит московский и «всея Руси» внимательно отнесся к просьбе брянского князя, собрал совет епископов и предложил «избрать брянским владыкой достойного человека». Однако желающих ехать в Брянск совсем не оказалось! Вопреки суровой церковной дисциплине, ни один из высоких духовных лиц не согласился с предложением митрополита! Сам же святитель не хотел насилия над волей своих людей! – Пусть будет твоим владыкой праведный брянский человек, – отписал он князю Роману. – Ты сам выбери наиболее достойного из людей святой церкви и немного подожди: летом я приеду к вам в Брянск и благословлю нового епископа!

Пришлось Роману Брянскому собирать совет бояр и пригласить туда всех городских священников. На этом совете, прошедшем в шумной, до хрипоты в голосах, говорильне, с превеликим трудом удалось «найти нужного человека». Выбор пал на архимандрита Успенского монастыря, «что на Свини», Парфения, обладавшего «дивным голосом».

Последний долго не соглашался «с волей знатных и набожных людей», но, в конце концов, был вынужден уступить.

Летом в Брянск пожаловал сам святейший митрополит Алексий. Он ездил в Литву «наводить порядок» в делах западной русской епархии, пришедших в упадок после смерти его соперника, митрополита Романа. Святитель был теперь главой православной церкви всех русских земель, в том числе и тех, которые были захвачены Литвой. Поездка прошла без осложнений: литовские власти не осмелились препятствовать его деятельности, как это было в недавние времена. Но великий князь Ольгерд, тем не менее, был разгневан тем, что митрополит Алексий не посетил его в Вильно и не произносил ему здравицу во время церковных служб в Литве.