Долгая дорога в дюнах-II - Олег Руднев

— Когда мы в это дерьмо влезли? — Марциса потянуло в философию. — Ведь поначалу верили в эти сладкие слова — всеобщее благосостояние, светлое будущее… Знаешь, Андрис, я думаю, какая-то большая сволочь придумала этот опиум для народа. Думаю, что твои коммунисты для того и дают этот опиум народу в лошадиных дозах, чтобы ловчее на его горбу кататься.

— Если бы я поверил, что это так… что во всем виновата партия, — угрюмо проговорил Калнынь, — то пустил бы себе пулю в лоб.

— И опять был бы сволочь! — Марцис снова трахнул по столу кулаком. — Нет уж, товарищ идейный руководитель, затащил всех нас в дерьмо — теперь думай, как из него вылезать…

В просторных апартаментах фешенебельного парижского отеля, снятого Лосбергом на время приезда Минка и других видных представителей советской стороны, был устроен прием. Он проходил, как говорится, в оживленной, дружественной обстановке и имел целью установление деловых контактов.

Здесь были русский посол, сановитые члены приехавшей комиссии, генералы различных ведомств, ученые. Не обошлось, разумеется, без Марлена Викторовича. Лосберг и Главный конструктор устроились в уютном уголке гостиной. Сидя на низком диванчике, потягивали коктейль, перебрасывались время от времени репликами и обменивались улыбками с подходившими к ним гостями, что ничуть не мешало их весьма дружественной, почти задушевной беседе.

— Мне искренне жаль, что погибла ваша машина, — говорил Лосберг. — Это был вертолет высочайшего класса. Я восхищен его летными качествами.

— Благодарю, — Минк говорил по-немецки. — К сожалению, предстоит довольно неприятная процедура расследования причин катастрофы…

К ним подошел посол с бокалом в руке.

— Прошу прощения. Господин Лосберг, Игорь Евгеньевич, как идет процесс сближения двух разных политических систем? Не требуется ли переводчик?

— Ни в коем случае, решительно запротестовал Минк. — Две системы прекрасно понимают одна другую.

— Господин Минк говорит по-немецки, как истый берлинец, — польстил Лосберг.

Посол тактично удалился, не желая мешать беседе.

— Но мне кажется, расследование не может таить для вас неприятных сюрпризов, — Лосберг пожал плечами. — Машина действовала безупречно. Ни один другой вертолет авиасалона не выдержал бы и половины того, что досталось ему.

Этот до мозга костей интеллигентный, аскетического склада аристократ чем-то был симпатичен Минку. Да и вообще два пожилых джентльмена неуловимо походили друг на друга — гордым духом древней породы, утонченностью восприятия. Они представляли собой гармоничную пару. Ведь для высокоразвитого интеллекта не существует границ и условностей — он истинно свободен.

— Нет-нет, вашу машину не в чем упрекнуть, — убежденно тряхнул головой Лосберг.

— Этого я как раз боюсь, — вздохнул Минк. — Если дело не в машине, все шишки полетят на пилота.

— Ну, знаете, тут, по-моему, и дураку ясно — в такой ситуации сам господь бог не сумел бы спасти вертолет.

Главный с некоторой завистью взглянул на этого вольнодумца, признающего лишь доводы здравого смысла и объективные обстоятельства. Он было собрался возразить в том смысле, что, кроме этих простых и непреложных истин, существует еще множество нюансов, с которыми он, Минк, вынужден, к сожалению, считаться. Он даже открыл уже рот, но тут мимо них со сладкой улыбочкой продефилировал Марлен Викторович. И Минк промямлил невразумительно:

— Видите ли, господин Лосберг, пока еще не найден «черный ящик». Комиссия только начинает работу, трудно что-либо сказать заранее.

Лосберг внимательно посмотрел на собеседника и понял все, что было заключено «между строк». Он вдруг заговорщицки прищурился.

— Господин Минк, а что если я найду вам «черный ящик»? Вернее, кое-что получше этого неодушевленного предмета. Пару роликов кинопленки.

Игорь Евгеньевич снял очки — это означало, что он крайне взволнован, растерян. Близорукие глаза с недоумением и даже с испугом изучали странного, ни на что не похожего, чересчур открытого «фирмача».

— Видите ли, — понизив голос, объяснил ему Лосберг, — у меня есть дочь, журналистка. По уникальному стечению обстоятельств она оказалась на берегу того самого озера с группой телевизионщиков, причем как раз незадолго до гибели вертолета. Она наблюдала эпопею спасения монахинь, видела маневры пилота, пытавшегося сбить пламя. И самый момент падения тоже видела… Вы знаете журналистов — естественно, они все запечатлели на пленку. Смею вас заверить, качество съемки отменное.

— Старый кретин! — не выдержав, крикнул Зингрубер, как будто Лосберг мог его услышать.

Блейфил встал, убавил звук, чтобы не раздражать Зингрубера, и вернулся в свое белое кресло. Очередной телеспектакль демонстрировался все в той же белой комнате с серебристым ковром, но теперь уже для двух зрителей.

— Ну, коллега, — Блейфил с удовольствием затянулся крепкой сигарой, — надеюсь, это зрелище развеяло последние ваши иллюзии?

— Н-да, еще немного — и этот выживший из ума маразматик, — буркнул Зингрубер, — загонит им по дешевке наши перспективные разработки и новейшую технологию.

Лысому магнату эта мрачная перспектива совсем не понравилась. Он взял со столика легкий белый телефон и молча подал его Зингруберу. Тот искоса взглянул на шефа.

— Честное слово, мне очень неприятно, дружище Фреди, — натужно откашливаясь, Блейфил внимательно изучал кончик своей сигары. — Разумеется, это не приказ. Никогда я не позволил бы приказать тебе это… Даже навязывать свое мнение…

Зингрубер молчал, тупо разглядывая беззвучное телевизионное изображение. На экране продолжался деловой раут. Лосберг оживленно беседовал с русским послом.

— Считай это просьбой или, пожалуй, дружеским советом, — вкрадчиво продолжал Блейфил. — Ты сам видишь, как далеко все зашло.

Неожиданно Зингрубер шарахнул кулаком по телефону, чуть не сбив его со стола.

— Да иди ты со своими советами! Мы с ним всю войну, всю жизнь вместе прошли, со студенческих лет, с юности. Ты хоть понимаешь, что это такое? Тогда мы были еще не прожженными старыми сволочами, а веселыми буршами. Таскались с девчонками по славным баварским пивнушкам и горланили песни ночь напролет… И теперь ты хочешь, чтобы я…

— Хватит, господин Зингрубер, — Блейфил перешел на свой обычный официальный тон, — сантименты вам совсем не к лицу. Да и опасно, знаете, ворошить прошлое. Не забывайте, что в нашем Центре хранится подробное досье с описанием всех ваших подвигов на оккупированных территориях. Это вам не пивнушки-девчушки! Не дай бог, что-нибудь просочится в прессу или, того хуже, попадет в поле зрения антифашистских организаций…

Зингрубер молчал. Телефон стоял у него под рукой. Блейфил смотрел зверем. Прошло несколько секунд, и Зингрубер непослушной рукой снял трубку.

Эдгара было не узнать. Он пребывал все в той же больничной палате, но теперь вполне уверенно стоял на ногах перед зеркалом. А Марта вертела его и так, и этак, поправляя на нем великолепный темно-синий костюм.

— Кажется, пиджак великоват, — озабоченно нахмурилась она.

— Конечно, ты воображала меня могучим атлетом, а я оказался дохлой килькой, — Эдгар с улыбкой поглядывал на Марту. Ему до одури нравилось, как она хлопочет вокруг него, как порхают ее руки, нежно касаясь то воротничка, то жестких манжет новой бледно-сиреневой рубашки. И сам он себе в облике щеголеватого парижанина тоже нравился.

— Ничего, у папы на вилле отличный повар, он в две недели сделает из тебя рождественского гуся.

Марта поправила узел его галстука. Эдгар задержал ее руки в своих.

— Знаешь, до меня вдруг дошло. Визит на виллу может быть только началом! Если пойдет совместный проект, начнутся испытательные полеты и… возможно, пригласят меня.

— Способность логически мыслить — явный признак выздоровления, — одобрительно отозвалась Марта. — Но ты упустил из виду, что отцу частенько придется бывать в Москве. Без меня, уж конечно, не обойдется. Тебе этого мало?

— Мало.

— Чего же ты еще хочешь?

— Хочу, чтобы ты завязывала мне галстук каждое утро, — торжественно заявил он. — И делала это всю жизнь.

— Недурно, — Марта отвела глаза, — это смахивает па официальное предложение.

— Ты тоже довольно догадлива, — попытался иронизировать Эдгар.

Они взглянули в глаза друг другу. Но Париж есть Париж, и когда их губы уже готовы были слиться в поцелуе, дверь распахнулась. В палату чинно вошли посол и Минк с огромным букетом цветов.

Они явно помешали какому-то интимному объяснению молодых людей и потому оба смутились.

— Мы, кажется, несколько… — начал было пятиться к двери посол.

Однако Марта ничуть не растерялась. Она так деловито и решительно затянула галстук на шее Эдгара, что тот едва не задохнулся.