Простая Душа - Вадим Бабенко

Редкие прохожие посматривали на него в недоумении, но он не замечал никого вокруг. В голове его теснились дикие, несуразные мысли. Ему казалось, что он угодил в эпицентр интриги, чьего-то коварнейшего комплота. Что какие-то силы, чуждые рациональному духу, ополчились на него, Фрэнка Уайта, на его удачу и заодно – на удачу русских математиков, остающихся теперь ни с чем, хоть, признаться, о математиках он подумал в последнюю очередь. Потом идея интриги отпала, как параноидальная чересчур, и весь его гнев обрушился на администрацию Приволжской железной дороги, очевидно, нашедшую клад раньше него и, не иначе, отгрохавшую пять этажей на эти самые деньги. Он почти уже решил прорваться внутрь, найти директора или другое ответственное лицо и потребовать свою долю, предъявив ксерокопию как свидетельство, что и он имеет на сокровища ничуть не меньшие права. Но, по счастью, разумное начало быстро взяло свое в его здоровом американском сознании. Безумие пошло на убыль, и к Фрэнку Уайту вернулась способность соображать здраво – по крайней мере настолько, чтобы предположить, что никакого клада здесь не находили, а здание построено совсем на другие средства.

Он машинально проверил пояс с паспортом и деньгами. Все было на месте – по крайней мере, мир не перевернулся насовсем, а лишь допустил резкий крен в неудобную для него сторону. Фрэнк достал карту, разложил ее на коленях и еще раз проверил азимуты и ориентиры. Ошибиться он не мог, тем более, что со ступенек прекрасно были видны и часовня, и улица Московская, и даже набережная, хоть от набережной ему не было никакого прока. Он шевелил губами, водя по карте указательным пальцем: вот собор и «точка отсчета», вот юго-запад, запад, юг. Там дальше – Волга, которая тоже не даст соврать… Нет, никакой ошибки нет. Очевидно, ему, как и многим искателям сокровищ, просто чудовищно не повезло.

Сложив бесполезную теперь карту и посидев неподвижно минуту или две, Фрэнк Уайт решился-таки на последний контрольный шаг. Он поднялся со ступенек, добрел, шаркая ногами, до тяжелой двери, с усилием ее открыл и оказался в полумраке большого холла. Два охранника в форменных фуражках очевидно не относились к числу союзников, и Фрэнк, оглядевшись, подошел к окошку с надписью «Бюро пропусков», как к единственному месту, имеющему одушевленный вид.

«Прошу прощения…» – начал он, и голос его беспомощно дрогнул. Уайт откашлялся, два раза глубоко вздохнул и спросил пожилую служащую: – «Вы мне не подскажете, тут у вас под зданием не находили старинный клад?» – думая с тоской, что та, наверное, сочтет его сумасшедшим.

Служащая, действительно, поглядела встревожено, но что-то в облике Фрэнка Уайта уверило ее, что перед ней не тронувшийся рассудком, а просто человек не отсюда, далекий от понимания местной жизни. «Это Вам лучше обратиться в музей», – сказала она любезно, а на вопрос, где же находится здешний музей, с охотой разъяснила, что как раз напротив – все за тем же несчастливым собором. Фрэнк покорно поблагодарил и побрел к музею, застыв лицом и шагая осторожно, как по очень тонкому льду.

По его вискам стекали капли пота, грудь была стеснена, а кулаки судорожно сжаты. Из последних сил он пытался удержать себя от истерики, шепча непослушными губами: – «Ничего, ничего, еще есть шанс, посмотрим, посмотрим…» Огибая ограду собора, он поднял глаза и увидел все того же неугомонного инвалида, рядом с которым стоял, подбоченясь, молодой сержант милиции с дубинкой на поясе. Заметив взгляд Фрэнка, инвалид нехорошо усмехнулся, а затем совершенно недвусмысленно кивнул в его сторону, привлекая внимание собеседника в форме.

Ничего угрожающего не было в этом жесте, и Уайту, наверное, не хотели причинить вреда. К тому же и милиционер, отлучившись из отделения на обед, беседовал со стариком вовсе не на служебные темы, но Фрэнк этого не знал и предположил худшее. У него внутри будто лопнул какой-то нарыв. С глаз упала спасительная пелена, картина крушения всего и вся обрела полнейшую резкость. Он понял ясно, как никогда, что жизнь его зашла в тупик. Этот город, этот собор и ворота в железной ограде обратились ловушкой, в которую заманивал неведомый враг, принявший когда-то обличье Нильвы и еще имеющий много лиц. Вот и эти двое, что глядят на него с ухмылками – они не кто иные, как жандармы темных сил, озлобившихся на Фрэнка Уайта за неведомую провинность… Он судорожно глотнул воздух и шагнул им навстречу, не в силах больше терпеть вероломство фактов, окруживших со всех сторон.

«Нет-нет-нет, – закричал он, брызгая слюной, – вы не кивайте на меня вот так. Больше не проведете, я сразу заметил – и слежку, и знаки. Я американский подданный, сначала свяжитесь с консулом, а потом уже смотрите – с намеками тут. У вас нет доказательств, я знаю, я вообще не преступник и ничего не крал!»

Инвалид с сержантом застыли было в недоумении, глядя на Фрэнка, что надвигался на них, продолжая выкрикивать непонятное. Но потом, услышав знакомые слова, милиционер пришел в себя, приосанился и спросил весьма сурово: – «Не крал, а чего орешь? Порядок нарушаешь или что? Если напился, так мы живо тебя оприходуем».

«Может с головой у него не то? – лицемерно вздохнул инвалид, глядя цепко и остро из-под седых бровей. – Он давно тут бродит, вымеряет что-то. А может он вообще землемер?»

«Вы не обзывайтесь, – запальчиво крикнул на него Фрэнк. – Я вас сразу заметил, каждому понятно – слежка! Но без консула я ничего не скажу, – обернулся он к представителю власти. – Ни одного слова – нет, нет и нет!»

Он поднял руку и выразительно помахал ладонью у милиционера перед носом. Тому это не понравилось. Он как-то вдруг изловчился и крепко ухватил Фрэнка за локоть, приговаривая уже с угрозой: – «Ну да, в вытрезвитель просится, на казенное койко-место. Сейчас определим, в лучшем виде».

Сержант был молод и кругл лицом, имел большие уши и широкие деревенские ладони. Фрэнк Уайт секунду или две смотрел ему в глаза, потом выругался по-английски, прошипел с ненавистью: – «Самого тебя в вытрезвитель…» – и стал ожесточенно вырываться, изготовясь при этом лягнуть милиционера в голень. Это было уже слишком и могло придать делу вовсе не комичный оборот, но тут, по счастью, раздался чей-то уверенный голос: – «Эй-эй-эй, что это у вас происходит?» – и ситуация разрядилась, сразу утеряв интригу.

Спасителем Фрэнка оказался не кто иной, как Николай Крамской, только что вышедший с довольным видом из того самого музея, куда Уайта направила железнодорожная служащая. Заметив возню у входа в собор, он хотел было перейти на другую сторону улицы, но вдруг узнал в одном из участников соседа по гостинице, а услышав недвусмысленно-американское ругательство, понял, что все еще сложнее, чем кажется. Подойдя и наскоро оценив диспозицию, он напустил на себя озабоченный вид и обратился к Фрэнку с традиционным «You’re o’key?»