Фея придёт под новый год (СИ) - Лакомка Ната

— И поэтому не надо плакать, — утешила я её. — Грешно плакать, когда все рады.

— Ваша правда, ваша правда, — согласилась она и уткнулась лицом в передник, отвернувшись к стене, чтобы дети не увидели её слёз.

Поглаживая её по плечу, я подняла голову и увидела господина Десинда. Он стоял на пороге кухни — в верхней куртке, в лохматой шапке, готовый уйти в ночь на маяк, и смотрел… на меня. Запах имбирного печенья и корицы, детский гомон и треск огня в печи, и этот взгляд… Зимнее волшебство, новогодняя сказка — вот что это было.

Сердце у меня затрепетало — казалось, ещё немного, и невозможно будет дышать от переполнявшего душу счастья. Господин Десинд сделал шаг вперёд — медленно, как во сне, и тут Черити радостно завопила, увидев отца.

— Папа! Папа! — она бросилась к нему, держа на ладонях что-то отдаленно напоминающее лягушек с рогами. — Смотри, каких принцессочек я сделала! Это будет печенье!

— Очень красиво, — похвалил её отец, переводя взгляд с меня на рогатых лягушат.

— Ты тоже должен что-нибудь слепить! — заявила Черити, полнимая к отцу круглую мордашку, перепачканную мукой. — Элизабет сказала, что каждый должен слепить то, о чем мечтает, и тогда это сбудется!

— Ах, она так сказала? — господин Тодеу снова взглянул на меня. — Значит, так и есть.

— Поэтому я слепила принцессу, — торопливо объясняла Черити, — Эйбел делает корабль… А что ты слепишь, папа?

— Даже не знаю, — уклонился от ответа господин Тодеу. — Значит, Эйбел мечтает о корабле?

— Ну… лепит он точно не корабль, — язвительно заметила Ванесса. — По-моему, это селёдка, которая собирается метать икру.

— Что бы ты понимала! Это — русалка! — Эйбел в отместку вымазал сестре нос мукой, и тут же началась новая канонада из изюма.

— Поспокойнее, прошу вас, — заметалась я между ними, опасаясь, что господин Десинд посчитает это баловством и ненужным расточительством.

Но он не сделал никому замечаний и с таким же вниманием, с каким разглядывал печенье, слепленное Черити, посмотрел, что лепят близнецы, Нейтон и Логан. Эйбел и Ванеса немного угомонились, но Эйбел тут же принялся подшучивать над сестрой, спрашивая, кого лепит она — похоже на снежную бабу, хотя Ванессе следует мечтать не о снеговиках, а о муже.

— Уймись, — сказал господин Тодеу, проходя мимо старшего сына, и на секунду положив ему на плечо руку.

Эйбел сразу же присмирел и занялся своей селёдкой… то есть — русалкой, кончиком ножа изображая чешую у неё на хвосте.

— А что у нас слепила Элизабет? — спросил вдруг хозяин. — О чем мечтает она?

Вопрос застал меня врасплох, а Черити выдала меня с головой.

— Она ничего не слепила, — заявила девочка. — Только помогала нам.

— Так нельзя, — тут же сказал её отец. — Элизабет просто обязана тоже загадать желание. Ну-ка, садитесь рядом с Ванессой.

— Право, не нужно… — попыталась я возразить. — У меня столько дел…

— Пять минут ведь найдете? — господин Тодеу положил руку мне на плечо, усаживая рядом со своей старшей дочерью.

Я уже не раз ощущала его силу, которой невозможно было противостоять, и в этот раз подчинилась, позабыв, что я — не член семьи Десиндов. Я позабыла, но Ванесса тут же напомнила. Она вскочила, отряхивая ладони от муки, и заявила:

— Если кому-то и интересно, о чем мечтает служанка, то точно не мне. Мечтайте без меня, Лилибет, — она ядовито улыбнулась мне, похлопала ресницами, посмотрев на отца, и удалилась, гордо вскинув голову в тугих локонах.

Наверное, опять спала на папильотках.

Нейтон как-то косо глянул вслед сестре и хмыкнул, а потом снова занялся печеньем, младшие дети даже не обратили внимания, что Ванесса ушла, а Эйбел беззаботно сказал, не отрываясь от хвоста селёдки-русалки:

— Бесится, что появился кто-то красивее её.

Господин Тодеу всё ещё держал меня за плечо, но новогодняя радость куда-то пропала. И теперь мужская рука казалась мне камнем, который придавил — словно припечатал меня к лавке.

— Она извинится перед вами, — тихо сказал хозяин, наклоняясь ко мне, и по-прежнему не отпуская.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он снял шапку, и его волосы защекотали мою щеку. Я торопливо отвернулась, не имея возможности выскользнуть из-под тяжелой руки. Нет, мне было не противно. И даже не неприятно. Наоборот, это было слишком приятно. А так быть не должно…

— Ванесса ни в чем передо мной не виновата, — ответила я, бездумно глядя, как близнецы нещадно кромсают тесто, вырезая какую-то членистоногую кляксу. — Ей не за что извиняться. Она сказала правду. Позвольте, я вернусь к своим обязанностям?

— Обиделась, — изрекла Черити, выкладывая на промасленный противень очередную рогатую принцессу.

— Совсем нет! — запротестовала я и замолчала, потому что мужская рука с моего плеча переместилась мне на шею, удобно устроившись на голой коже поверх белого воротничка.

— Мне очень хочется узнать, о чем вы мечтаете, — голос господина Льва стал бархатистым, приглушенным — ещё немного и можно поверить, что львы умеют мурлыкать. — Ну же, Элизабет…

Ну же — что? Вылепите печеньеце? Как глупо. Просто глупо. По-детски наивно.

Но от шеи до самых пяток прокатилась горячая волна, а затылок закололо, будто все шпильки в моей прическе взбесились. Если я сейчас поверну голову, то смогу почувствовать горячее дыхание господина Тодеу не щекой, а… Да, губами. И если чуть подамся вперёд, то смогу коснуться его губ.

Джоджо совсем некстати (или, наоборот — очень кстати?) убежала в кладовую. Эйбел вскинул взгляд, посмотрел на нас, и в его глазах я увидела что-то вроде доброго сожаления. Потом юноша коротко вздохнул и кулаком надавил на печенье, которое изобретал Нейтон, испортив его творение окончательно и бесповоротно.

— Ты это нарочно сделал! Быстро убрал щупальца! — вскипел Нейтон.

Изюм и орехи полетели снова, а господин Тодеу выпрямился и отпустил меня.

— Пора на маяк, — сказал он коротко, надевая шапку и глубоко натягивая её на уши. — Но когда рождественское печенье будет стоять на столе, я хотел бы увидеть там то, что сделали вы, Элизабет.

— Я тебе раньше скажу, папа, что она слепит, — авторитетно пообещала Черити.

— Рассчитываю на тебя, — сказал господин Десинд очень серьезно.

Черити не менее серьезно кивнула и запоздало воскликнула:

— Тебе надо тоже что-нибудь слепить, папа!

— Как-нибудь в другой раз, — пообещал он, уже стоя на пороге.

— А что бы ты слепил? — не отставала Черити.

Господин Тодеу оглянулся, но посмотрел почему-то не на дочь, а на меня.

— Фею, — сказал он и усмехнулся. — Фея из печенья, сладкая, с изюмом и мёдом — настоящая мечта.

С мёдом!..

Я покраснела до ушей и застыла на лавке, боясь пошевелиться и поднять глаза, хотя господин Десинд уже скрылся в темноте коридора.

— Слепишь принцессу? — спросила Черити, пододвигая ко мне кусочек кремового, пахнущего имбирём, теста.

Я отрицательно покачала головой, потому что говорить была не в силах. Хотя, куда делись силы? Что такого произошло, отчего я вдруг растеклась маслицем по сковородке? Мужчина погладил меня по шее? Боже! При дворе короля мужчины были куда как смелее, но меня это никогда не обездвиживало. Наоборот, добавляло прыти, чтобы отскочить, да ещё надавать пощечин. Или высмеять. Или пококетничать. Почему же сейчас я не смогла произнести ни слова?..

— Эдизабет, ты уснула? — голосок Черити звенел колокольчиком, и я, словно и правда во сне, я взяла тесто, сминая его в пальцах.

О чем я мечтаю? О свободе. Но разве можно слепить свободу?

Вытянув тесто, я придала ему подобие чайки, летящей, расправив крылья.

— Ты мечтаешь о птичке? — удивилась Черити, и все Десинды, сидевшие за столом, посмотрели, что я делаю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Нет, совсем нет, — у меня вдруг прорезался голос, и я смяла чайку обратно в бесформенный комочек. — Я мечтаю… мечтаю…

Спасительная мысль пришла ко мне вместе со вкрадчивым мяуканьем, которое никто кроме меня почему-то не услышал. Проныра опять шныряла по чужому дому, и вот-вот должна была быть обнаружена.