Царская Русь - Дмитрий Иванович Иловайский

Во главе Боярской думы стояла тогда фамилия Шуйских, именно старший из них, князь Василий Васильевич, тот самый, который отличился энергией и жестокостью в деле смоленских изменников. Устранив Елену, Шуйский, конечно, не пощадил и ее любимца. Еще не прошла неделя после ее смерти, как князь Иван Овчина-Теле-пнев-Оболенский был схвачен вместе с сестрой своей Агриппиной Челядницей, мамкой великого князя. Оболенского уморили в темнице голодом, а его сестру сослали в Каргополь и постригли в монахини. Чтобы породниться с юным государем, Василии Шуйский женился на его двоюродной сестре Анастасии. (Она была дочь сестры Василия III Евдокии Ивановны и крещеного казанского царевича Петра Ибрагимовича). Боярская дума освободила заключенных при Елене князей Ивана Бельского и Андрея Шуйского. Но тотчас обнаружилось взаимное соперничество этих двух знатнейших фамилий, т. е. Шуйских и Бельских. Каждая из них имела многочисленных родственников, приятелей и клиентов, которых, конечно, старалась возвысить чинами бояр и окольничих и обогатить разными пожалованиями. Шуйские оказались сильнее и взяли верх, так что Иван Федорович Бельский вскоре был снова заключен; пострадали и его сторонники. В числе последних находились сам митрополит Даниил и Федор Мишурин, один из любимых дьяков Василия III. Этого Мишурина Шуйские схватили на своем дворе и отдали для казни детям боярским, которые раздели его донага и отрубили ему голову на плахе перед тюрьмой, без государева приказа. В это время сам Василий Шуйский внезапно умирает; его значение в Боярской думе переходит к его брату Ивану. Первым действием сего последнего было свержение митрополита Даниила; с него взяли грамоту, по которой он будто бы сам отрекся от архиерейства, а потом сослали его в тот же Иосифов Волоколамский монастырь, откуда он был призван на митрополию. На его место возвели Иоасафа Скрипицына, игумена Троицкого (в феврале 1539 года). Иван Шуйский, очевидно, уступал своему брату в уме и энергии; он отличался более грубостью, высокомерием и корыстолюбием. Иван IV впоследствии вспоминал, как Бельский расхищал царскую казну под предлогом уплаты жалования детям боярским, а на самом деле присвоивал ее себе; причем из царского золота и серебра приказывал ковать себе кубки и сосуды, подписывая на них имена своих родителей, как будто они достались ему в наследство. «А всем людям ведомо, — прибавляет Иван IV, — при матери нашей у Ивана Шуйского шуба была мухояр зелен на куницах, да и те ветхи, и коли бы то их была старина, и чем было сосуды ковати, ино лучше бы шуба перемените». Вспоминая о высокомерии и грубости того же Шуйского, царь говорит, что когда он в детстве играл с своим младшим братом Юрием, то князь Иван Шуйский тут же «сидит на лавке, локтем опершися о постелю нашего отца, ногу наложив». Многочисленные клевреты Шуйских, конечно, спешили захватить доходные места наместников и судей в областях, где безнаказанно угнетали народ всякими поборами и торговали правосудием. Так, во Пскове свирепствовали наместники князь Андрей Шуйский и князь Василий Репнин-Оболенский. Псковский летописец говорит, что они были свирепы, как львы, а люди их, как звери дикие; от их поклепов добрые люди разбегались по иным городам и честные игумены из монастырей бежали в Новгород, и не только сами псковичи уходили от лихих наместников, но пригорожане не смели ездить во Псков. «А князь Андрей Михайлович Шуйский был злодей: дела его были злы на пригородах и волостях; (возбуждая) истцов на старые тяжбы, он выправлял с ответчиков с кого сто рублей, с кого более; мастеровые люди во Пскове все делали для него даром, а большие люди несли к нему дары». Хищения и насилия внутренние сопровождались и внешними бедствиями: южные и восточные пределы наши безнаказанно опустошались Крымскими и Казанскими татарами; Шуйские не умели дать им отпор.

Митрополит Иоасаф, хотя и возведенный Шуйским, однако скоро от них отшатнулся и склонился на сторону их соперников Бельских. В следующем 1540 году, по ходатайству митрополита перед великим князем и думой, Иван Бельский был внезапно освобожден и занял свое место в думе, где к нему тотчас пристало большинство бояр, тяготившееся владычеством Шуйских и их клевретов. Руководство правлением перешло в руки Бельского, и дела немедленно приняли оборот более благоприятный для государства.

Во-первых, было освобождено из заключения семейство несчастного дяди государева Андрея Ивановича Ста-рицкого, именно его супруга Евфросинья и маленький сын Владимир; последнему потом возвратили даже отцовский удел. Далее, правительство вняло доносившимся отовсюду жалобам на лихоимство и неправды княжих наместников и тиунов и стало раздавать так наз. губные грамоты по северным городам, пригородам и волостям. Этими грамотами давалось жителям право самим выбирать себе из боярских детей губных старост или голов, которые с помощью земских соцких и десяцких ловили разбойников и татей, судили их вместе с присяжными людьми или целовальниками и сами же исполняли приговоры. Таким образом, разбойничьи и татебные дела исключались из ведения государевых наместников и тиунов и отдавались самим жителям. Подобные губные грамоты встречаются и несколько прежде, но особенно стали они распространяться в управление Бельского. Население встретило их, очевидно, с большой благодарностью. Так, псковский летописец с радостью сообщает о даровании такой грамоты Пскову и отозвании из него Андрея Шуйского. «И начали, — говорит он, — псковские целовальники и соцкие судить лихих людей на княжем дворе в судебнице над Великой рекой и смертной казнью их казнить; остался во Пскове наместником один князь Василий Репнин-Оболенский, и была ему нелюбка большая до Пскович за то, что у них как зерцало государева грамота, и была христианам радость и льгота великая от лихих людей и от поклепщиков и от наместников, от их недельщиков и ездоков, кои по волостям ездят».

Почувствовалась перемена и во внешних делах. Сафа-Гирей продолжал нападать на Муромский и Владимирский край; Саип-Гирей требовал больших поминков, которые хотели обратить в постоянную дань, а между тем татары его опустошали Рязанские и Северские украйны. В Крыму продолжал действовать и поднимать Орду на Россию наш изменник Семен Бельский. Саип-Гирей, сговорясь напасть на Московское государство общими силами с Сафа-Гиреем, задумал сделать большое нашествие, которое и произвел летом 1541 года. Но Московское правительство заранее приняло энергические меры. Против казанцев выставлена была рать, которая расположилась под Владимиром и находилась под начальством Ивана Шуйского. А для наблюдения за Крымом послана другая рать в Коломну. Вдруг в Москву от наших Степных сторожей или станичников пришли вести, что в поле появились великие сакмы (следы): видно, что шли войска, тысяч сто или более. Саип-Гирей действительно поднял почти всю Орду и имел у