Поэтический язык Марины Цветаевой - Людмила Владимировна Зубова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оппозиция «белое – красное» не имеет такого ярко выраженного характера, как описанные выше. Белый и красный цвет в разнообразных его оттенках часто обозначаются у Марины Цветаевой не как члены противопоставления, а в дополнении друг к другу, создавая цветовые образы, эмоционально окрашенные положительно. Это связано прежде всего с традиционной народной эстетикой, проявляющейся и в прикладном народном искусстве, например одежде, и в фольклоре, и в языковом развитии, например при образовании переносных значений у слов белый и красный (Колесов 1983):
Плывет Царь-мой-Лебедь
В перстнях, в ожерельях.
Кафтан – нет белее,
Кушак – нет алее…
(П.: 56);
«Али ручки не белы?»
– В море пена белей! –
«Али губки не алы?»
– В море зори алей!
(П.: 13).
Вместе с тем традиционная народно-поэтическая синонимия белого и красного является в поэзии Цветаевой отправной точкой для построения совершенно определенных парадигматических отношений в цветообозначении, имеющих свою семантику в соответствии с мировоззрением поэта. Наиболее полно цветаевская семантика белого и красного отражена в стихотворном цикле «Георгий», в поэме «На красном коне», в поэме-сказке «Молодец».
Центральные цветовые образы цикла «Георгий» – красный плащ Георгия Победоносца и его белый конь – цветовые доминанты известной иконы «Чудо Георгия о змие». Семантическое наполнение слова красный и слов, обозначающих оттенки красного, на протяжении семи стихотворений цикла постоянно меняется. В начале первого стихотворения дано четкое обозначение красного как цвета героя и белого как цвета коня. При этом красное и белое одновременно противопоставляются и взаимно дополняют друг друга: И плащ его – был – красен, / И конь его – был – бел[67]. Далее красный цвет детализируется в образах крови и огня и – как символ героического – подвергается нравственной переоценке. Красным обозначена пасть змея:
На дохлого гада
Белейший конь
Взирает вполоборота.
В пол-ока широкого
Вслед копью
В пасть красную – дико раздув ноздрю –
Раскосостью огнеокой
(II: 35).
Важно, что композиционной основой всего цикла является психологическая антитеза: Георгий Победоносец – образ героя, смущенного кровопролитием, а конь воплощает в себе гордость победителя:
Смущается всадник,
Гордится конь
(II: 35);
Взлетевшею гривой
Затменное солнце.
Стыдливости детской
С гордынею конской
Союз
(II: 37).
Обозначение красного в цитированных строках относится и к коню, в глазах которого отразился цвет раскрытой пасти змея (или у разгоряченного битвой коня глаза налились кровью): раскосостью огнеокой. Так начинается постепенное заполнение белого (исходный цвет коня) красным.
Красным предстает и копье, окрашенное кровью змея, причем красный цвет в этом случае гиперболизируется пурпурным, а отблеск копья гиперболизированно представлен синкретической метафорой плаща и красной тучи:
Закатным лучом – копьецо твое
Из длинных перстов брызжет.
Иль луч пурпуровый
Косит копьем?
Иль красная туча
Взмелась плащом?
За красною тучею –
Белый дом.
Там впустят
Вдвоем
С конем
(II: 36).
За красною тучею – / Белый дом – вероятно, ‘рай, покой’ – награда за победу над злом, та награда, которую победитель предпочитает традиционной сказочной награде – царевне:
А девы – не надо.
По вольному хладу,
По синему следу
Один я поеду
(II: 41).
Во втором стихотворении цикла, как и в первом, оппозиция красного и белого четко выражена в его начале и в конце:
О тяжесть удачи!
Обида Победы!
Георгий, ты плачешь,
Ты красною девой
Бледнеешь над делом
Своих двух
Внезапно-чужих
Рук.
‹…›
Зардевшийся под оплеухою славы –
Бледнеет. – Домой, трубачи! – Спит.
До судной трубы –
Сыт
(II: 38).
В четвертом стихотворении смирение Георгия, его страдание под нравственным бременем славы, отказ от награды представлены высокомерием:
Как передать твое высокомерье,
– Георгий! – Ставленник небесных сил!
(II: 40).
В последнем стихотворении цикла тема «ставленника небесных сил» получает развитие и разрешение в приятии лирическим «я» Цветаевой робости и кротости героя, потому что они связаны с его страданием:
Так смертная мука
Глядит из тряпья
(II: 42);
Приятие это окрашено в светлые тона:
О лотос мой!
Лебедь мой!
Лебедь! Олень мой!
Ты – все мои бденья
И все сновиденья!
‹…›
Лазурное око мое –
В вышину!
(II: 42).
Таким образом, герой и конь как бы меняются своими символическими цветами: конь из белого становится красным, а герой из красного – белым. Так в слове красный совмещаются значения красного и белого (светлого) через тему страдания как критерия святости.
Е. Фарыно показывает, что и в поэме «На красном коне», и в цикле «Георгий» «непосредственная борьба (и тем самым непосредственное столкновение с бренностью или со смертным началом мира сего) препоручается Цветаевой двойнику “всадника” – коню ‹…› “Победа” коня ‹…› – победа земного порядка; победа же Георгия – победа над “победой” и принадлежит небесному порядку. “Конь” и “всадник”, или Георгий, являют собой два нетождественных уровня духовного. “Всадник” запределен и никак не соприкасается с миром бренного, “конь” же – ‘посредник’ и играет роль ‘защиты’ “всадника” от такого соприкосновения ‹…› чреватого уязвлением духовного
