Поэтический язык Марины Цветаевой - Людмила Владимировна Зубова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леты слепотекущий всхлип.
Долг твой тебе отпущен: слит
С Летою, – еле-еле жив
В лепете сребротекущих ив
Ивовый сребролетейский плеск
Плачущий… В слепотекущий склеп
Памятей – перетомилась – спрячь
В ивовый сребролетейский плач.
Нá плечи – сребро-седым плащом
Старческим, сребро-сухим плющом
На плечи – перетомилась – ляг,
Ладанный, слеполетейский мрак
Маковый…
– ибо красный цвет
Старится, ибо пурпур – сед
В памяти, ибо, выпив всю –
Сухостями теку.
Тусклостями: ущербленных жил
Скупостями, молодых сивилл
Слепостями, головных истом
Седостями: свинцом
(II: 124).
В этом тексте Цветаева говорит о седых волосах как признаке пограничного состояния человека, приближающего его к вечности.
Слово красный, центральный член синонимического ряда маковый – красный – пурпур, являясь общеязыковой доминантой ряда, интегрирует и нейтрализует в себе градационные признаки соседних членов на общеязыковом уровне, противопоставляя ряд маковый – красный – пурпур прямым, перифрастическим и метафорическим обозначениям мрака.
Однако в исходном для ряда сочетании мрак маковый слово маковый как элемент оксюморона в художественном тексте называет тот же цвет уже не в противопоставлении мраку, а в отождествлении с ним через коннотацию мак – сон – забвение – смерть. Слово пурпур, обозначающее красный цвет в его максимальном проявлении, связано через культурную традицию с символикой царской власти и – окказионально – со старостью, приближением к смерти, мраку через обесцвечивание максимально красного: ибо пурпур – сед. Таким образом, Цветаева показывает, что за пределом максимального лежит его противоположность – ничто, принадлежащее вечности, наполненное смыслом предыдущих состояний и страстей и освобожденное от них. В данном случае градационный ряд синонимов с обеих сторон окружен антонимами, синонимические и антонимические отношения между словами перекрещиваются, обнаруживая единство противоположностей и переход количественных изменений в качественные как основу развития и как катарсис.
Словом сед синонимический ряд со значением красного цвета соединен с рядом, имеющим общее значение серебряного цвета, представленного образной динамикой водного потока: слепотекущий – сребротекущий – сребро-седым – сребро-сухим. Если динамика одного ряда связана с превращением цвета в бесцветность, то динамика другого – с превращением образа влаги в образ сухости, в результате чего слово сед вбирает в себя оба признака – обесцвеченности и обезвоженности. Синкретизм слова сед сформулирован в оксюморонном сочетании сухостями теку и развит конкретизацией этих «сухостей», имеющих, в свою очередь, обобщающий член: последнее слово стихотворения – свинцом. В этом слове сконцентрирован образ превращения живого в неживое и в цветовом плане (интенсивный и статичный серый цвет), и в осязательном (максимум отвердения). Кроме того, в стихотворении имеется градационный ряд звукообозначений: всхлип – в лепете – плач, и слово свинцом в результате развития этого ряда наполняется смыслом ‘выстрел, прекращающий жизнь’. Взаимное обогащение членов градационных синонимических рядов различительными признаками каждого из этих членов становится стилеобразующим фактором того понятия, которое не может быть выражено одним словом.
Точкой разлома, переключения с одной образной сферы на другую (со звуковой на зрительную), является словосочетание мрак / маковый, разделенное паузой переноса. Именно после него появляется союз причины ибо: Цветаева, только что отдавшаяся стихии звука и цвета, увлекшая туда читателя, принимается разъяснять логику соблазна. А это оказывается логикой синестезии (в данном случае совмещения зрительных впечатлений со слуховыми) и логикой оксюморона, фонетической вариантности слова и синонимии: звуковые образы плеска ведут к созвучию слов плеск – слепота, слепота тематически порождает слово мрак, а оно – и фонетически, и этимологически ведет за собой слово морок.
Прилагательное серебряный и в других произведениях употребляется при обозначении страдания, включая и его высшее проявление – смертную муку:
На лице его из воску –
Как серебряная россыпь,
Как серебряные слезки, –
По лицу его из воску –
На все стороны – полоски –
Струйки светлые – текут
(П.: 35);
По лугу металась паства
С воплями: Конец земли!
Утром молодого пастора
У органа – мертвого нашли.
На лице его серебряном
Были слезы. Целый день
Притекали данью щедрой
Розы из окрестных деревень
(I: 315).
Это значение реализуется у Цветаевой через традиционное обозначение слез серебряными (общеязыковое значение: ‘блестящий, отражающий свет’ – MAC). Однако максимализм цветаевской образности приводит к тому, что серебряным называется и лицо; в сочетании На лице его серебряном слово серебряном означает уже не столько ‘со следами слез’ или даже ‘залитое слезами’, сколько ‘запечатлевшее страдание и поэтому излучающее сияние святости’.
Именно серебряный цвет более определенно, чем все остальные, связывается со звукообозначением в общенародном языке и в языке художественной литературы: MAC приводит звуковое значение слова серебряный – ‘мелодично-звонкий, высокого тона (о голосе, смехе)’ даже без пометы «перен.». Появление звукового значения у слова серебряный реализовало языковую тенденцию к синестезии – комплексной экспликации разнородных чувственных представлений. Возможно, здесь сказывается и рудимент древнего синкретизма в названии ощущений, поскольку звуковое значение слова серебряный, вероятно, изначально прямым образом связывалось со звуком изделий из серебра.
Связь серебряного звука с серебром-металлом может явиться основой поэтического образа:
Имя твое – птица в руке,
Имя твое – льдинка на языке.
‹…›
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту
(I: 288);
На белом коне впереди полков
Вперед под серебряный гром подков!
Посмотрим, посмотрим в бою каков
Гордец на коне на красном!
(П.: 104).
Сохраняя древнюю связь между разными значениями слова серебряный в одних случаях, Цветаева в других случаях опережает языковое развитие переносного значения. Если в сочетании серебряный бубенец еще можно видеть относительное прилагательное, хотя речь идет, несомненно, о звучании этого бубенца, а в сочетании серебряный гром подков отражено переходное состояние из относительного прилагательного в качественное, то в следующем контексте качественное значение уже полностью оторвано от относительного и, более того, является предпосылкой и условием образования качественного наречия с той же основой:
Серебряный клич – зво́нок.
Серебряно мне – петь.
Мой выкормыш! Лебеденок!
Хорошо ли тебе лететь?
(I: 255).
Оппозиция «золотой – серебряный» является темой и композиционной основой стихотворения, в котором Цветаева говорит о самой себе:
Между воскресеньем и субботой
Я повисла, птица вербная.
На одно крыло – серебряная,
На другое – золотая.
