Кржижановский - Владимир Петрович Карцев

Ответа на это письмо долго не поступало, и Глеб начал волноваться: не перехватили ли? Если да, пропадет важный способ транспортировки. Теперь, когда Старик поставил задачу завоевания комитетов, перестановку их на искровские рельсы, перерыв в связи и новая волна слежки были бы крайне некстати.

Глеб снял с полки «Вестник Финансов, Промышленности и Торговли» № 19, отпечатанный чисто, аккуратно, на веленевой бумаге. Вздохнул (там была непрочитанная статья о российской промышленности: взгляд в новое столетие без страха и печали о прошлом), развел «симпатию» и заскользил пером между строк, оставляя призрачный след…

«…Пишет Клэр. В прошлом письме мы писали вам о Баку и Батуме. Все ли разобрали? Ваших писем абсолютно не получаем… Вам уже известно, что моя хворь принудила меня на время заняться только своей собственной персоной. Мое состояние и теперь таково, что не позволяет мне и думать о решительном шаге в ближайшем будущем… Так что пока нашего предварительного съезда состояться не могло, а потребность в нем громадная. Дело в том, друзья, что без прочного русского центра все будет идти плохо…»

Глеб был настолько уверен в безопасности и безотказности этого громоздкого и дорогого способа переписки, что сам пошел отправлять бандероль, сам написал адрес: Neue Gasse. Cigarenhandlung, Herr Ph. Roegner, и, сдав, получил квитанцию на вымышленное имя. Выходя с почты, осмотрелся: тихо. Пошел спокойно в депо, сопровождаемый по другой стороне неутомимым Луевым. Напарник его в это время вкруговую отправился на почту изымать бандероль.

НА СВИДАНИЕ К «АЛЕКСАНДРУ»

Глеб шел по Полевой улице, задумавшись, рассуждая об успешной работе «Искры» за последнее время. Отзывы читателей весьма благоприятны, иногда даже восторженны. Все в один голос говорят, что это первая русская революционная газета, в которой чувствуется, что литераторы тут не с ветру, а божьей милостью. Все больше и больше революционеров согласны и с ее организационным планом.

Некоторые комитеты уже заявили о солидарности с «Искрой» — Петербургский, Самарский. Громадную роль, конечно, играют работы Ильича. Книга «Что делать?» многим прочистила головы. Теоретическая позиция завоевана. Теперь в «Искре» был опубликован и «Проект программы РСДРП». Глеб сразу почувствовал и здесь стиль Старика, хотя ему в программе было понятно далеко не все. Он шел, стараясь прибивать ногами пыль, и рассуждал примерно таким образом: в общем программа правильно ориентирует комитеты. Все преисполнены надежды и настроены довольно радужно. Недалеко то время, когда у нас будет действительно единая социал-демократическая партия, без всяких секций и подсекций. Лишь бы продержаться, дожить до этого, черт возьми! Иван Радченко мечтает устроить съезд к октябрю, но успеем ли мы к этому времени твердой пятой встать во всех главных комитетах? Интересно, что думает Старик по этому поводу?

В этот момент шаги, ранее неосознанно звучавшие у него за спиной, стали приближаться, удвоились числом, и он, взглянув мельком на отражение теней в блестящих листочках кленов, понял теперь ясно и недвусмысленно: за ним следят. Следят неотступно и откровенно, и у кого-то есть для этого веские основания.

…На следующий день у Кржижановских был обыск — стучали в стены, по листочку перебирали статьи и книги. Ничего не нашли.

Усилия Русской организации «Искры» привели к тому, что Старик смог организовать в России первую встречу комитетов, стоящих на искровских позициях. Петербургский «Союз борьбы», «Северный Союз», оправившийся после налета Менщикова, выразили солидарность с «Искрой» и избрали пока еще неофициальное ядро Организационного комитета по созыву II съезда, которое и создало в ноябре 1902 года совещание представителей и организаций РСДРП, на котором Организационный комитет (ОК) был не только восстановлен, но и пополнен новыми членами, теперь уже искровцами. Письмо с вызовом Клэра в Псков провалялось у адресата целую неделю, и он не смог прибыть на заседание. Это сохранило ему свободу, ибо совещание выследили…

Глафиру Окулову, Зайчика, занимавшуюся организацией искровцев в Москве, арестовали 9 декабря. Глафира конспирировалась очень умело, явки устраивала в бане и умудрилась ни разу не подвести «Филиппов» к своему дому. Но когда она однажды утром, написав письмо Надежде Константиновне, пошла на Мещанскую опускать его, кто-то схватил ее за руку.

— Позвольте, я опущу, — сказал некто с ухватками уличного волокиты.

— Я сама опущу, — тихо отвечала Глафира.

— Вы арестованы, — прошептал он, обольстительно улыбаясь. Письмо осталось в рукаве шубы. «Смотрите на руки!» — крикнул красавчик двум другим, попроще, и все поехали на извозчике, который, видно, уже окоченел, поджидая ее. Когда ехали через Сухаревскую толкучку, Глафира незаметно опустила письмо в снег…

Следующее заседание Организационного комитета было назначено в Харькове, и Глеб заблаговременно испросил на службе отпуск: с 1 по 15 февраля, для кумысного лечения. Зная, что проверят, чинно, с билетами до Челябинска, сел с Зинаидой в поезд.

5 февраля полицмейстер в секретном донесении докладывал губернатору, что Кржижановские отбыли в Челябинск. Что и требовалось. Но… Луев был при них неотступно и даже, сидя напротив в станционном буфете, подмигнул им: мол, куда иголки… Ночью на небольшой станции при криках, таинственных и деловых, железнодорожной бригады, Глеб и Зинаида пересели на встречный поезд. Луев возликовал, схватил свой баульчик — и вслед за ними. Удалось догнать! В новом поезде Луев, осмелев, сел прямо напротив Зинаиды, рядом с вещами (раздосадованный Глеб вышел покурить). А Кржижановский на ближайшем разъезде, соскочив на ходу, пересел с помощью железнодорожной бригады на нужный поезд — в Харьков!

С час прождав отсутствующего Глеба, Луев стал беспокоиться, вертеться, прошел в тамбур, пробежал по вагонам. Вопросительно взглянул на Зинаиду. Она весело рассмеялась в его растерянную физиономию…

Когда полицмейстер еще только уведомлял об отъезде Кржижановских, совещание Организационного комитета по созыву II съезда уже благополучно завершилось, и Глеб сидел в обратном поезде, наслаждаясь глухой вагонной тряской, покоем. Свечка в фонаре рождала бегающие тусклые тени на лицах спящих. Совещание было позади, он мысленно обсуждал его перипетии. Как все это описать Старику? Вынув свечку из фонаря, поставил ее на столик; чернила, перо есть. Воспоминания были свежи, одно заслоняло другое, не умещаясь на бумаге.

…Харьковское совещание было проведено в условиях жесткой конспирации. Все партийные клички изменены, Клэр стал Брутом. Когда все предосторожности — пароль-отзыв, заметание «хвостов», россыпь — остались позади и Глеб очутился в спокойной обстановке вместе с несколькими незнакомцами, он растерялся немного, но повел себя достойно.

— Я от Бори, — сказал один.

— А, бундист![9]

— Мы от «Юры», — представились сразу двое. Ясно, «Южный рабочий». Интересно будет познакомиться.

— А вы кто? — спросил у Глеба бундовец.

— Я от «Сони».

— От Сони?