Вор - Меган Уэйлин Тернер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ответ я не смог придумать ничего похожего на свои обычные колкие ремарки. Наверное, стал осмотрительнее. На самом деле мне просто было на них начхать, и теперь я понимаю, что это, по большому счету, одно и то же. Я ушел и лег спать.
* * *Ночью лихорадка усилилась, и на ближайшую неделю-две моими единственными собеседниками стали лекарь и его помощники.
Помнится, однажды ночью пришла королева, предложила мне Дар Гамиатеса, но я сказал, что лучше умру. Я был сыт по горло этим Даром Гамиатеса и его мифической способностью дарить бессмертие. Очутиться взаперти по эту сторону жизни, когда приходит время двигаться дальше, – это, как я успел понять, совсем не радостно, а страшно и очень, очень болезненно. Она кивнула, не сказав ни слова, словно и сама пришла к такой же мысли. А может, все это мне приснилось.
Наконец мне стало лучше, но придворный лекарь все равно не разрешал мне подняться с постели. На церемонию я ходил, преодолев его жесточайшее сопротивление, поэтому он считал себя уязвленным и держался очень властно. Предупредил, что, едва моя нога коснется пола, он ее отпилит. Я возразил, что последователи Асклепия дают клятву никому не причинять вреда. Он сказал, что для меня сделает исключение.
* * *В конце концов между Саунисом и Эддисом прошли долгие переговоры, был заключен новый договор, казначейство Эддиса выплатило некую компенсацию, и волшебник с королевским наследником засобирались домой. В последний день они на цыпочках пробрались мимо лекаря и зашли попрощаться.
При виде их я сел в постели.
– Волшебник! – кивком приветствовал я его. – Ваше высочество! – кивнул и Софосу. Он зарделся.
– Тебя назвали Эвгенидесом, потому что твоя мать была королевской воровкой?
– Отчасти. Ближе к истине будет сказать, что имя Эвгенидес передается в семье из поколения в поколение и меня назвали в честь деда. Но мама никогда не была королевской воровкой. Она умерла задолго до деда, и я унаследовал титул напрямую от него.
– Но твою маму называли королевской воровкой, – озадаченно спросил Софос. – Я сам слышал.
Я улыбнулся:
– Она была фавориткой при дворе, ее называли королевой воровок, а не королевской воровкой. Говорили, что она легко и просто похищает людские сердца. При этом она украла немало драгоценных камней. Их она оставляла себе или посвящала богам. Ей нравилось забирать вещи, которыми люди сильнее всего гордились. Так что если ты хвастался новыми изумрудами, то рисковал вскоре увидеть их на алтаре Эвгенидеса. А отбирать у богов то, что им принесено, нельзя. Поэтому ее старались не обижать. – А заодно приучились не обижать и меня.
Софос заговорил было:
– Правда ли, что твоя мать… – И прикусил язык.
– Выпала из окна, когда мне было десять лет? Да, но не на вилле барона Эруктеса. Она танцевала на крыше дворца и поскользнулась.
Софос на мгновение притих, подыскивая более безопасную тему для разговора. И наконец выпалил:
– Как ты думаешь, когда ты женишься?
– Очевидно, когда найду на ком жениться, – озадаченно ответил я.
– Ну, ты же понимаешь… – Он опять засмущался.
Я в недоумении уставился на него. Он покраснел до ушей. Я перевел взгляд на волшебника – понимает ли он, на что намекает Софос? Он не понимал. Наконец я спросил:
– Софос, ты о чем?
– Разве ты не женишься на королеве? Ты ведь у нее в любимчиках, и к тому же ты возвел ее на престол.
– Софос, она ко мне очень хорошо относится, но лишь потому, что остальная ее родня – круглые идиоты. Я тоже очень хорошо отношусь к ней по той же самой причине, но вряд ли у меня хватит наглости сначала возвести ее на престол, а потом требовать, чтобы она в знак благодарности вышла за меня замуж. Властелинам не положено сочетаться браком с ворами. Такая возможность предоставляется довольно редко, и к тому же… – я неуверенно перевел взгляд на волшебника, – королевским особам всегда приходится учитывать политические выгоды. – Возможно, Эддис захочет заключить взаимовыгодный союз с Саунисом, хотя наша королева выйдет замуж за тамошнего короля только через мой труп.
– Ген… – Софос хотел задать еще один вопрос, но я его перебил:
– Я больше не Ген. Отныне и навсегда – только Эвгенидес. И пусть больше никто не смеет называть меня Геном.
Волшебник рассмеялся.
– Вам не довелось посидеть в королевской тюрьме, – покачал головой я. – И не приходилось для пользы дела напиваться в сомнительных кабачках города Сауниса. Никакими словами не передать, до чего же мне надоело дешевое вино и собственное грязное тело. До чего надоело разговаривать, едва шевеля губами, и жевать с раскрытым ртом. Ловить вшей в волосах и жить среди людей, считающих, что Архимед – это жонглер из прошлогоднего бродячего цирка, который умел удерживать на носу сразу четыре маслины.
Волшебник окинул взглядом книги, сложенные грудами по всему кабинету.
– Помню я того Архимеда, – сказал он с совершенно серьезным видом. – По-моему, маслин было пять.
– Да хоть двенадцать, – отрезал я.
Волшебник провел рукой по аккуратному переплету второго тома сочинений Архимеда. Он лежал на самом верху стопки рядом с ним.
– Почитал бы ты кого-нибудь из современных писателей, – посоветовал он. – Эддис слишком долго был отрезан от внешнего мира. Пришлю тебе книги со следующей дипломатической почтой.
Я поблагодарил его. Мы оба подумали об угрозе, исходившей от Медии.
– На ком теперь женится Саунис? – спросил я.
– Не знаю, – пожал плечами волшебник.
– Можете попытать счастья в Аттолии, – предложил я.
Он тяжело вздохнул и ушел, забрав с собой Софоса.
После этого я был предоставлен сам себе, нежился в роскошных хлопковых простынях и набирался сил. Уговорил недовольного лекаря принести из библиотеки несколько книг – хотел разобраться, к какой эпохе относятся колонны у входа в лабиринт. Они не походили ни на что запечатленное на рисунках, и я пришел к выводу, что история Дара Гамиатеса началась за сотни поколений до прихода захватчиков. Каждое поколение прячет его в храме, скрытом под водами Арактуса, а потом следующее поколение с разрешения богов забирает его оттуда.
Если хочешь уберечь что-либо от воров, спрячь это получше и выставь надежную стражу.
Отец заходил часто, но ненадолго. В один из визитов он рассказал, что Софос целыми днями бродил по дворцу, объясняя одному кузену за другим, что мое обещание никогда не брать в руки меч отправлено в почетную отставку. Несколько человек и впрямь
