Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 8. Письма - Николай Степанович Гумилев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому требование мое о невмешательстве г-на Лукьянчикова в отношения моей матери и мои к А. И. Орловой теряет смысл.
Мать же моя, со своей стороны, заявляет, что оскорбленной г-ном Лукьянчиковым она себя не считает и извинений его ей не надо.
Письмо же мое к А. И. Орловой, перехваченное г-ном Лукьянчиковым, как сообщает А. И. Орлова, уже уничтожено.
Таким образом, все три мною поставленные требования падают сами собой, и так как никаких личных отношений у меня к г-ну Лукьянчикову нет, то я считаю это дело для себя поконченным.
В том же случае, если сам г-н Лукьянчиков считает себя оскорбленным мною, то прошу Вас передать его секундантам, что я всегда к его услугам, а также прочесть им данное письмо.
Максимилиан Волошин.
13. От В. Я. Брюсова
<Москва.> 26 мая 1909 <г.>
Дорогой Николай Степанович!
Очень жалею, что Вы меня не застали. Мой день расположен таким образом, что при всем желании для меня невозможно заехать к Вам в 7, час, который Вы указали. Но я могу быть дома между 9 и 12 вечера. Если это для Вас возможно, приезжайте в эти часы ко мне «пить чай». Буду очень рад.
Всегда Ваш Валерий Брюсов.
26 мая 1909 года
14. От А. М. Ремизова
<С.-Петербург.> 23 сент<ября> 1909 <г.>
Дорогой Николай Степанович!
Появился в Петербурге студент первокурсник, брат тех Бурлюков, которые картины квадратиками пишут; я хотел бы его познакомить с Вами. Он пишет стихи и нуждается в руководителе.
Назначьте день и час на той неделе у нас, я его извещу и он явится. Он очень скромный, внимательный и будет послушен, и будет примерным учеником.
В объявлениях журнала «Аполлон» в числе сотрудников я не нахожу своего имени. Вы бываете в «Аполлоне», наведите справку у секретаря, отсутствие моего имени произошло по невнимательности корректора или я просто не считаюсь сотрудником «Аполлона».
Жизнь свою понемногу налаживаю: по часам распределил занятия и прогулку. Так с Божьей помощью примусь и за писание.
Всего Вам хорошего, Николай Степанович. Кланяюсь Вашему дому.
А. Ремизов.
15. От Д. Н. Кардовского
<Царское село. 2 ноября 1909 г.>
Многоуважаемый Николай Степанович!
Я заполнил просветы на рисунке «Жемчугов», текст стал вполне отчетлив, и завтра отсылаю рисунок в «Скорпион», вместе с письмом. В этом письме я, с Вашего позволения, написал, что Вы нашли рисунок подходящим, о чем сообщите лично. Думаю, что Вы не пожалеете, что еще раз не посмотрели рисунка.
Впрочем, я лучше вот что сделаю. Лучше я отправлю его послезавтра — один день разницы не сделает, а если Вам угодно, зайдите завтра к нам, я оставлю рисунок дома, и Вы можете его посмотреть. Я сам завтра уеду с утра в Петерб<ург> и возвращусь вероятно часам к 6 вечера.
Посылаю Вам билет на открытие нашей отчетной выставки. Хотя она для Вас и малолюбопытна, но по крайней мере Вы узнаете, где находится Академия художеств в Петербурге.
Жму Вашу руку и прошу передать мой привет всем Вашим.
Д. Кардовский.
2 ноябр<я. 19>09 <г.>
Ц<арское> с<ело>
16. От Э. Ф. Голлербаха
<Царское село. Начало 1910-х гг. (?)>
Уважаемый г. Гумилев.
Обращаюсь к Вам со следующей просьбой. Мне, усердному поклоннику Вашего изящного дарования, было бы большим удовольствием иметь Ваш автограф.
17. От В. Я. Брюсова
<Москва.> 28 марта 1910 г.
Дорогой Николай Степанович!
К сожалению, я не могу взять на себя приятный труд написать о Вашей книге в «Аполлоне». Я обещался «Рус<ской> мысли» давать ей рецензии о всех стоящих внимания сборниках стихов. Писать же об одной книге в двух изданиях я считаю решительно неуместным (хотя Н. Лернер и писал иногда по 18 рецензий об одном и том же).
Благодарю Вас за вести из Абиссинии.
Ваш всегда Валерий Брюсов.
18. От Ж. Шюзевиля
Villa Mirandola-Brunate. Como (Italie). <Лето 1910 г.>
Cher Monsieur,
je me permets de me rappeler à votre souvenir, car je désirerais savoir où en sont de meurés nos projets. Si vous aviez aperçu quelque obstacle à leur realisation, je vous serais reconnaissant de vouloir bien simplement m’en avertir.
Comme je vous l’ai dit, je passerai selon toute probabilité l’année 1910–1911 à Rome. Pour l’instant je suis aux environs de Cyme où je séjournerai encore un mois.
Il serait bon que l’on m’expédie ici quelques uns au moins des ouvrages à traduire. Ma santé s’est bien améliorée et je crois que je pourrai travailler avec succès.
Agréez Monsieur l’expression de mes sentiments sympathiques et dévoirés.
J. Chuzeville.
Tous mes compliments à Madame Goumileff[11].
19. От В. Я. Брюсова
Москва. 29 авг<уста> 1910 г.
Дорогой Николай Степанович!
Я не писал Вам давно, — частью по причине Ваших летних разъездов, частью по причине разных событий моей жизни, пересказывать которые не было бы интересно. И мне как-то стыдно начинать это письмо с деловых предложений и рассуждений, — но к тому принуждают обстоятельства. Дело в том, что с этой осени (как Вы, может быть, уже знаете) я буду «принимать ближайшее участие» (официальный термин) в редактировании «Русской мысли». Кроме того, мне же приходится взять на себя (за отъездом из Москвы С. А. Полякова) и редактирование «Северных цветов», запоздавших, но имеющих выйти в течение этого сезона. Вы понимаете и вы не сомневаетесь в том, что мне в том и в другом издании хочется иметь Вас в числе сотрудников. Зная, что в искусстве Вы, своим путем, постоянно продвигаетесь вперед, я уверен, что у Вас есть и стихи и рассказы (может быть, и статьи?), которые могут пригодиться и для журнала и для альманаха. К сожалению, ближайшие книжки «Русской мысли» уже предопределены тем материалом (весьма плачевным), который достался мне в наследие от моих предшественников. Но уже теперь я должен собирать рукописи для 1911 г. и, кроме того, все же надеюсь, что мне удастся вставить несколько мелких вещей в последние книжки этого года. Что же касается «Северных цветов», то теперь уже самая пора организовывать их и даже сдавать материал в типографию. Вы бы меня потому очень обрадовали,
