Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 8. Письма - Николай Степанович Гумилев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всего Вам хорошего, Николай Степанович.
Ис<аак> Шапиро.
P. S. Анне Андреевне жму руку. Сегодня или же завтра напишу ей письмо. Я имел удовольствие прочесть несколько ее стихотворений. Вас же я прошу не медлить с ответом. Адрес мой: Киев, Совская, 16, кв<артира> 25. Ис<ааку> Михайл<овичу> Шапиро.
Отвечайте, пожалуйста, заказным письмом.
32. От С. А. Ауслендера
<С.-Петербург. Март 1914 г.>
Милый Гуми,
большая к тебе просьба. Мне необходимо достать несколько стихотворных строк для перевода тома Мопассана, который выпускает издательство «Польза». Будь другом, возьмись или попроси Анну Андреевну взять эту работу, которая займет времени около 2-х часов не более. Заплатит «Польза» немного, вероятно, но все же заплатит, а главное ты сделаешь огромное одолжение мне. Ради Бога, не отказывайся от этого и позвони мне по телефону 419-11. Может быть, ты в пятницу днем зайдешь ко мне.
Не откажи, милый Гуми, в моей огромной просьбе. Привет Анне Андреевне.
Твой Сергей Ауслендер.
Я решил сам заехать к тебе и оставить книги, где отмечены строки. Может быть, ты сделаешь перевод, не откладывая в долгий ящик.
33. От М. Л. Лозинского
<С.-Петербург.> 5.III.1914 (6.40 веч.)
Ясный хочет, по словам А. Н. Лаврова, чтобы на первой странице обложки был обозначен склад издания. По-моему, это выйдет в высшей степени безобразно!! «Склад издания» надо напечатать на задней обложке, как и цену. Ни за что не уступайте, иначе лицо книги, сейчас такое милое, будет обезображено.
М. Лозинский.
34. От С. М. Городецкого
<Петербург. 16 апреля 1914 г.>
Дорогой Николай,
я приду сегодня к Кинши, но сначала ты должен выслушать возражения на «тона» твоего письма, действительно неверные.
1. Союз для меня равняется дружбе, и потому то, что тебе кажется передержкой, есть только идеализация наших отношений.
2. «Твои» никого и ничем не оскорбляют, смею тебя уверить. Мы с тобой не раз делили Цех на твоих и моих — вспомни.
3. От акмеизма ты сам уходишь, заявляя, что он не школа; также и из Цеха, говоря, что он погиб. Я только требую соответствия между образом мыслей и поступками. Слово «предательство» ты не имел право употреблять даже с глаголом в сослагательном наклонении.
4. Объяснений я требовал не раз насчет «Гиперборея». Ты совершенно напрасно отделываешься шутками. Ответственным считаю я тебя, потому что дело было решено твоим, без моего ведома, попустительством.
Никаких других оснований, кроме затронутых вчерашним разговором, у меня не было. О моем личном к тебе чувстве распространяться не считаю уместным даже в ответ на обвинение в неприязни. А выставлять меня политиканом (твое P. S.) значит или не знать меня, или шутить неуместно.
Надеюсь, ты теперь согласишься, что «тон» моих писем вполне приемлем и акмеистичен.
С<ергей> Г<ородецкий>.
35. От Е. А. Зноско-Боровского
Янов Ков<енской> губ<ернии>, им<ение> Сантоки 1 июля 1914 <г.>
Дорогой Коля,
пишу тебе совершенно наугад, так как знаю, что тебя нет в Царском. Но все же надеюсь — авось да каким-нибудь чудом и дойдет до тебя мое письмо, очень краткое, разумеется. У меня две цели, когда я его пишу. Одна вполне платоническая: просто хочется узнать, где ты, что ты делаешь, как ты живешь, другая же — корыстная: мне очень хочется прочитать «Пипу» твою — Броунинга, и я хочу тебя попросить, если у тебя имеются оттиски ее, прислать мне один из них.
Я надеюсь, что ты меня настолько знаешь, что не пустишь и мысли, будто чувства корыстолюбивые во мне сильнее платонических, а потому уверен, что, кроме Пипы, ты пришлешь мне и письмо, если и не столь, как она, длинное, то почти столь, как она, интересное.
Всего лучшего. Шлю в мировое пространство мой привет.
Твой Евгений Зноско-Боровский.
P. S. Здесь, где я живу, отлично. Я много работаю и чувствую себя превосходно, чего и тебе желаю.
36. От М. Л. Лозинского
Vammelsuu. 10/23.VII.<19>14 <г.>
С изумлением беспримерным, дорогой Николай Степанович, получил я сейчас твое письмо из Териок. Приди оно хоть несколькими днями раньше, это изумление было бы и приятнейшим. И я, конечно, немедленно на коне или на корабле отправился бы в Териоки, чтобы похитить тебя из этого скверного посада в очаровательное Vammelsuu. Но увы!.. теперь уже поздно... Сегодня Таня и я переселяемся в Петербург — она до конца месяца, а я совсем: только в августе буду наезжать сюда по субботам.
Ну не стыдно ли тебе. Ведь ты, по-видимому, живешь в Териоках с 24-го, 25-го июня, и не мог мне раньше написать. Правда, ты не мог знать, что я так скоро покину Финляндию. А все-таки стыдно.
В Петербурге я ловил тебя по телефону, как и ты меня, но безрезультатно. В Слепнево я отправил тебе пространное послание, которое ты, вероятно, уже не успел получить. Писал в нем и о всяких делах. Между прочим о том, что я выписал через Вольфа (угол Морской) Georgiques Chretiennes по указанному тобой адресу — Почт<овое> отд<еление>, Голосково Тверской губ<ернии>, а потом, пытаясь выслать туда же Логику, узнал, что такого почт<ового> отделения в Тверской губ. нет, что есть только Голосково Подольской губ<ернии>. Значит, книга или лежит у Вольфа, или заслана неведомо куда. Писал также, что Платонова и Кареева у меня нет, равно как и твоего Rossetti.
Первые дни в СПб. я буду жить — В<асильевский> о<стров>, Средний просп<ект>, 1, кв<артира> О. В. Пашутиной; потом у себя — Пет<роградская> ст<орона>, Малый пр<оспект>, 26, кв. 27. Может быть, увидимся хоть в городе.
Со мною чуть припадок не сделался, когда я узнал, что ты все это время жил у нас под боком, одержимый своей злосчастной аграфией. Несчастный ты человек, губитель услад дружества!
Соберись с силами, напиши мне в Петербург, каковы твои планы, до осени ли ты будешь в Териоках, когда думаешь попасть в город.
Твой М. Лоз<инский>.
37. От А. А. Ахматовой
Слепнево. 13 июля 1914 <г.>
Милый Коля,
10-го я приехала в Слепнево. Нашла Левушку здоровым, веселым и очень ласковым. О погоде и делах тебе верно напишет мама. В июньской книге «Нового слова» меня очень мило похвалил Ясинский. Соседей стараюсь не видеть, очень они пресные. Я написала несколько стихотворений, кот<орые> не слышал еще ни один человек, но меня это, слава Богу,