Вольта - Владимир Околотин

Кровь побежала по жилам, в ушах Вольты зазвучала пленительная музыка, засверкали свечи люстр и канделябров театрального зала, увидел женщин в вечерних туалетах, а на сцене, в отблесках масляных светильников рампы — смутный отблеск той, к которой уже устремилось его сердце. При первой же оказии Вольта бросился в Милан, подстегиваемый нетерпением. Чтоб взглянуть, навести справки. И еще более утвердился в своих намерениях. Тем временем наступил 1789 год.

В 1789 году римляне привезли в Павию на великий пост «Севильского цирюльника» Паизелло, а летом в Генуе показали его же «Служанку-госпожу». Вольта бросил все дела, полетел как на крыльях. Марианна его очаровала, он был ей представлен и встречен благосклонно.

Можно представить, как сладко пело сердце профессора, вдохновленного любовью. Вот она, страсть, опьянение, неизъяснимые словами чувства — и все это у подножия театральных подмостков, на фоне великолепной музыки. Всё разом, и этот чудесный поток увлек сердце ввысь, взметнул душу, дотоле не слишком падкую к такого рода полетам в возвышенные дали.

Вольта умел молчать, сверкать глазами, взрываться монологами, смешить до упаду, исторгать слезы. В его речи явились Мельпомена, Талия, Терпсихора и Полигимния (остальные пять муз к опоре отношения вроде бы не имели). Пригодился знаменитый композитор и скрипач Тартини, которого Вольта еще застал и живых и которого обожал за легендарные двести скрипичных композиций, в особенности же за пресловутую «Дьявольскую сонату», по преданию записанную наутро после того, как маэстро увидел во сне дьявола, играющего на скрипке.

Потом шла речь про Гайдна, про его симфонию № 48 до мажор, посвященную императрице Марии-Терезии, про оратории «Времена года» (Вольта цитировал из своей юношеской поэмы на ту же тему) и «Сотворение мира», столь близкие каждому, кто хоть раз задумывался над тайнами мироздания, и все сочувственно смолкали, ибо тоже задумывались. А «Прощальная симфония» № 45 со свечами и поочередным уходом музы кантон с гобоем, валторной, фаготом и так далее?

Худощавый и покладистый обер-капельмейстер Гайдн прожил долгую жизнь. Он сумел не обидеться на императрицу даже тогда, когда личным своим распоряжением та вывела его из состава придворной капеллы, когда у подростка начал ломаться голос. Гайдн славился, правда, не одним только кротким нравом, но более всего, конечно, тысячами изумительных произведений. Искусству создавать оратории австриец обучился у великого Генделя, для чего даже ездил в далекую Англию, где тот прожил едва ли не половину всей своей жизни. Зато тайны создания струнных сонат у Гайдна перенял сам Моцарт. И если уж быть объективным, так ведь всех троих обучили музыке итальянцы, даже тексты либретто писались исключительно на итальянском, а музыкальные инструменты? И Вольта добавлял: «А хорошенькие женщины в ложах?»

Про Гайдна и его оркестр тогда ходило немало всяческих легенд: о преуспевании в благородном дело сочинения симфоний, о том, как прожил он долгие годы в сложном положении полуслуги в доме князя Эстерхази, у которого был капельмейстером, о нелегком образе жизни и необходимости напряженно трудиться. («Как я», — про себя добавлял Вольта.)

А у бедного Моцарта дела куда хуже. Так изящен, так талантлив, но небогат (подобно мне — думалось Вольте). Марианна пела в чудесных Моцартовых операх «Похищение из сераля» и «Директор театра». Вспоминались дивные сонаты и дивертисменты Моцарта, его блистательная «Маленькая ночная серенада». В памяти Вольты вдруг всплыл полузабытый эпизод юности — слушая Моцартов дуэт для скрипки и альта соль мажор, мать вдруг обняла его и сказала на ухо вполголоса: «У тебя претензии скрипки, а душа альта». Быть может, она была права: тому, кто хочет быть впереди, нужно побольше напора, а ее сын скорее склонен размышлять даже там, где надо действовать, хотя б и не лучшим образом. «Экспромт лучше натуги», — засмеялся Вольта.

Потом он вспомнил, как еще в 1770 году ездил с матерью в Милан, где 14-летний Моцарт дирижировал своей оперой «Митридат». Как тогда же Вольфганга Амадея с триумфом избрали в Полонскую филармонию после часового заточения на экзамене, чтоб убедиться в самостоятельном сочинении сложной многоголосной композиции на заданную тему. Жаль, что у физиков этого не принято. Вольта тоже, пожалуй, смог бы обойтись без подсказки.

И снова звучали слова, что зальцбургский архиепископ Иероним, граф Коллоредо третирует Моцарта — концертмейстера своей придворной капеллы, словно раба, что будто бы его жена Констанца Вебер наставляет ему рога, что Моцарта назначили на место, которое прежде занимал великий Глюк, камермузикусом в Вену, и что не раз выручал композитора с либретто его восторженный поклонник, опять же итальянец де Понта.

Только в сентябре 1789 года Вольта решился открыться брату. «Уж давно на душе тяжело, меня заботит, это между нами, любовь, которую я прячу даже от себя. Много раз я пытался рассказать тебе, но нет мужества. Это дело надо делать очень умно, оно из категории очень волнующих, ты меня будешь упрекать, печаль в моем сердце, так что не дави на меня, я буду за это крайне признателен. Смотри сам, но будь снисходителен. Я поражен в сердце, меня одолел соблазн. Настолько другой мир, другие люди и родители, другие цели, что я тяну и откладываю реализацию своих планов, не зная, что делать. Дело обычное, но…

Кто ж она? Боюсь сказать, но она — театральная звезда. Не ужасайся, а читай дальше. Прежде чем нападать на предмет моего обожания, вспомни, что искусство не позор. Не веди себя как инквизитор. Ее ничто не может запятнать, так чиста, так порядочна. Конечно, жаль, что положение семьи вынудило ее выйти на сцену. Я ничего не хочу, кроме ее возврата к жизни простой и частной, я страстно жажду ее ухода со сцены. Моя возлюбленная — Марианна Парис.

Ее рекомендовала графиня Салазар с виллы Триульцы, ей покровительствует князь Кебенюллер, а рекомендует князь Альбани. Она родилась в Риме, несколько лет провела в монастыре как воспитанница. Из-за какого-то несчастья семья попала в тяжелое положение, а у нее голос. В театре у нее отличная репутация, она сама скромность. Конечно, ходят разные слухи о причинах их бедственного положения, скабрезности о родителях и братьях, разные версии, вроде того, что родители в молодые годы вытолкнули ее содержать семью, торгуя своим даром. Мать ее даже не понимает, чем плох театр, где же делать карьеру, чем нехороша музыка?»

Страница исписывается за страницей, появляются эпитеты «моя дорогая Марианна», междометия «о!» и «ах!». Право, жаль, что еще далеко до рождения кинематографа — перед нами сюжет, вполне достойный мелодрамы в стиле фильмов тридцатых годов. Но это, что называется, «в сторону», а Вольта, этот умный и весьма сентиментальный человек, уже выяснил, что на «масленицу дорогая едет в Виченцу. А я на три дня в Павию, потом остановлюсь в Милане в «Отеле Льва». Любовный марафон набирает скорость.