Пламя грядущего - Джей Уильямс

(Чьи это строки? Гильема де Пуатье? Определенно, нет. Пейре Видаля? Или его собственные?)

Это не годилось. Это никуда не годилось. Набор избитых фраз; они начисто лишены свежего дыхания жизни. «Наступает конец, ветер сметает все». Кто это написал? Ах да, разумеется, тот нищий менестрель из харчевни, и его тоже в конце концов смел ветер. К дьяволу все ветра, к дьяволу все метафоры, к дьяволу поэзию.

К концу месяца он сочинил четыре строки:

О, ветер западный, желанен твой порыв,Чтоб ливнем кратким насладилась кожа!Тогда, о Господи, любимую в объятиях укрыв,Я снова поспешу возлечь на ложе.

Он напевал их про себя снова и снова. Он записал их на клочке бумаги и долго смотрел на них. Он даже не был вполне уверен, что в них есть какой-то смысл. Он подумывал показать их Пейре Видалю или Понсу, чтобы узнать их мнение, но мог предсказать их ответ: «Мой дорогой Дени, это не поэзия! Замысел, бесспорно, превосходный, но в конце концов…» Единственный человек, Арнаут Даниэль, понял бы, к чему он стремился, но Арнаут остался во Франции. Дени в отчаянии скомкал листок бумаги и выбросил его[148] и попытался выкинуть негодные вирши из головы. И после этого он очнулся и вновь вернулся к жизни, подобно медведю, почуявшему дуновение весны.

Он снова чувствовал вкус пищи и замечал, какая стоит погода. В его памяти образовались большие провалы за последние недели, и ему было интересно послушать новости, в основном несущественные: как Ральф де Кларо выпал из лодки во время рыбалки и утонул в бухте, как Ричард повесил одного английского рыцаря за кражу какого-то блюда у сицилийского аристократа, как Хью Хемлинкорт, поддавшись азарту, поставил на кон против одной-единственной монеты все свои трофеи, включая большую часть тех красивых вещиц, принадлежавших короткое время Дени, и проиграл. А также пришло известие, что королева Алиенор держит путь в Мессину, в январе переправившись через Альпы, невзирая на свой возраст – ей уже исполнилось шестьдесят девять, – и она везет с собой принцессу Беренгьеру, дочь короля Санчо Наваррского, прославленного победителя многих рыцарских турниров. Складывалось впечатление, что теперь неизбежно возобновление старых разногласий с королем Филиппом по поводу помолвки Ричарда с французской принцессой Алисией, сестрой Филиппа. По-видимому, королева Алиенор твердо решила, что Ричард должен жениться на Беренгьере, а что бы ни замыслила эта бодрая старуха, обожавшая интриги, обычно ее слово становилось законом для Ричарда. Судя по всему, король Филипп не имел бы особых возражений против этого брака. Однако Ричард получил сообщение, что дома возникли раздоры между правящим советом и его братом Джоном, и потому от него ждут, что он прекратит крестовый поход и вернется в Англию. Похоже, сказал Хью, что король Филипп склонен дать согласие на брак своего вассала Ричарда и Беренгьеры, но лишь при условии, что Ричард не прервет путешествие в Святую Землю.

– Ты считаешь, что он отменит поход после всех своих разговоров, обещаний, сбора денег на нужды войны и речей о полной победе над сарацинами? – переспросил Дени. – Я могу поверить многим басням о Ричарде, но только не этой.

– Сомневаюсь, что он намерен сделать что-либо подобное, – примирительно сказал Хью. – Для Ричарда дело жизни – доставить Филиппу столько хлопот, сколько возможно. Ведь у Ричарда есть главная цель…

– Что же это за главная цель? – полюбопытствовал Артур.

– Сделаться признанным предводителем крестового похода, – пояснил Хью. – И это все, что его заботит. Умный малый! Он понимает, что не должно быть двух вождей. Они будут все время тратить на споры, а отдавать необходимые команды будет некогда. Верно, армия Ричарда превосходит числом войско Филиппа, но когда мы подойдем к Акре, положение изменится. Вы слышали, там много воинов, еще не присягнувших никому, людей, сражавшихся в течение прошлого года, рыцарей, которые обзавелись домами за морем и делают ставку на победу. Дела там идут не слишком гладко. Кому-то придется взвалить на свои плечи тяжкое бремя. И Ричард полагает, что это именно его дело.

– И готовится к этому, подкапываясь под бедного Филиппа, – фыркнул Понс. – Филипп Ягненок! Половина его воинов уже начала думать, что Ричард – сеньор, а Филипп – его вассал. Ставлю сотню денье против пяти, что, когда мы доберемся до Святой Земли, король Ги вместе с Боэмундом и графом Триполи[149] и все прочие их сторонники под конец поклянутся в верности Ричарду.

– Принято, – немедленно откликнулся Хью. – Я ничуть в том не сомневаюсь, дорогой друг, но я не могу пропустить столь выгодное пари.

Он наградил Дени весьма чувствительным толчком в бок и подмигнул. Артур тряхнул головой.

– Но без сомнения, – сказал он, – Ги де Лузиньян – законный король Иерусалима. И также не вызывает сомнения, что если будет единственный командующий армией, то им должен стать он.

Он покраснел, пока произносил речь, так как Хью, Пейре Видаль и Понс дружно уставились на него, как на некую диковинку.

– Дитя, – промолвил Пейре Видаль, теребя кончик своей короткой бородки, – вы определенно найдете Святой Грааль[150], ибо вы чисты сердцем. Ги де Лузиньян король Иерусалима только номинально. Его притязания основываются на правах, полученных путем брака с Сибиллой, сестрой последнего короля Балдуина Прокаженного[151], умершего шесть лет назад. Но существует и другой претендент – единокровная сестра Сибиллы, Изабелла, которая вышла замуж за Хамфри Торонского. До сих пор Хамфри оставался верен Ги. Но я слышал, будто многие знатные рыцари в тех местах хотели бы, чтобы Ги лишился короны. Он никогда не сможет возглавить войска Англии и Франции – он даже не сможет усидеть на троне Иерусалима без сильной поддержки.

– Да, а по логике вещей Ричард окажет ему помощь, – вставил Хью. – Лузиньяны родом из Пуату. Можно сказать, что формально Ги является вассалом Ричарда.

– Боюсь, мне никогда не понять всех этих… этих интриг, – вздохнул Артур. – Я думал, что мы просто идем сражаться с неверными. И я не вижу причины, почему бы нам всего лишь не отправиться туда, напасть на них и разбить, и не важно, кто держит власть или кто возглавляет армию.

Пейре засмеялся, а Понс начал говорить:

– Вы невинны, точно…

Дени прервал его.

– Вы, как всегда, совершенно правы, Артур, – резко сказал он, поднимаясь на ноги. – Было бы гораздо лучше для всех нас, если бы мы помнили, что мы пилигримы, которые намерены спасти Гроб Господень. Боюсь, кое-кто из нас думает только о собственной выгоде.

– Дружище, – запротестовал Хью, – не нужно так сердиться. Мы все очень любим Артура. Боже милостивый, да мы жили последние две недели за его счет. Мы не собирались его оскорблять. Но ты знаешь не хуже нас, что война – это вовсе не подвиги странствующего рыцаря. Спасение Гроба Господня? Полная брехня! И наверняка ты сам не намерен повернуть назад, не имея ничего после всех невзгод, кроме отличительного знака пилигрима. Ты будешь им хвастаться, а?

Настала очередь Дени покраснеть.

– Не в том суть, – огрызнулся он. – Суть в том… Да к черту все! Только оставьте его в покое. Он прав. И он стоит большего, чем все мы, вместе взятые.

Засунув руки за пояс, он свирепо посмотрел на них.

– Успокойся, Дени, – с улыбкой промолвил Понс. – Никто из нас не станет спорить. Он действительно стоит гораздо большего, чем мы.

– Правда… Я говорю… – пробормотал Артур.

– Ох, ладно, Артур, – поворачиваясь, сказал Дени. Он понял двусмысленность замечания Понса и осознал тщету дальнейших разговоров. – Пойдемте погуляем. Я хочу поговорить с вами.

Они вдвоем миновали палатки и вышли из лагеря, медленно направившись к берегу. За их спинами вздымались ввысь крутые, изрезанные складками горы, окаймленные рядами домов, серых, белых и ярко-розовых, с красными или коричневыми крышами. Перед ними расстилалось бирюзовое море, без устали бившееся о скалы. Оно швыряло брызги, сверкавшие, как драгоценные камни, и хлопья перламутровой пены к ногам грубых рыбаков. Сотни чаек, точно клочки обуглившейся по краям бумаги, вились над качающимися мачтами кораблей, стоявших на якоре.

Некоторое время они просто стояли и любовались видом. Дени бросал в воду один за другим обточенные морем камешки. Артур, усевшись верхом на просоленную корягу, откинулся назад и отрешенно всматривался в золотистую дымку, застилавшую ему и море, и небо.

– Похоже, я утратил связь с живым миром, – заговорил наконец Дени.

– Ох, не знаю, – сказал Артур.

– Вы, должно быть, беспокоились обо мне. Наверное, я бродил, словно во сне.

– Вы и в самом деле казались слегка потерянным. У вас… э-э… все в порядке?

– Все замечательно. Видите ли, я сочинял стихи. – Он искоса взглянул на друга. – Это правда, то, что сказал Хью?