Эмансипированные женщины - Болеслав Прус

Итак, она не бесприютная странница, не сирота, у нее есть человек, на которого она может положиться... Этот дом и этот человек - вон-вон там, недалеко отсюда! Через час, а может, и раньше она войдет в его дом, станет перед своим единственным верным, единственным честным другом и скажет ему:

"Я все потеряла и теперь стучусь в вашу дверь".

А он:

"Теряйте поскорей! Когда бы вы ни приехали, днем ли, ночью ли, вы всегда найдете кров!"

- Мой кров... мой дом! - крикнула пани Ляттер так громко, что возница оглянулся.

"А что я ему тогда скажу? - подумала она. - Скажу ему вот что: дайте мне угол, где бы я могла проспать сутки, двое суток, неделю, я чувствую, что схожу с ума!"

Внезапно телега остановилась на перепутье, где тракт пересекала проселочная дорога. На проселке показалась коляска, запряженная парой отличных каштанок, а в коляске толстый господин, закутанный в бурку, с капюшоном на голове. Толстый господин, видно, дремал; лицо его нельзя было разглядеть.

Кучер в желтом кафтане хлопнул кнутом, кони промчались, как вихрь, и повернули на тракт в сторону железнодорожной станции, откуда ехала пани Ляттер.

- Что это вы остановились? - нетерпеливо спросила она у крестьянина.

- Я думал, это пан Мельницкий проехал, - ответил крестьянин.

- Мельницкий? Стойте!

- Нет, это, верно, не он, - сказал крестьянин, подумав. - Он бы на станцию не проселком ехал, а по той дороге, по которой мы сейчас едем.

Он стегнул своих лошаденок, и телега покатила дальше. Через четверть часа они поднялись на холм, откуда был виден Буг.

- Вот где живет Мельницкий, - показал крестьянин кнутом.

Впереди виднелась река в разливе, а за нею темная чаща еще нагих деревьев и в просветах между ними красная крыша дома.

- А вот тот дом, - продолжал мужик, - это корчма у перевоза. Там сядете на паром и не успеете оглянуться, как будете у пана в доме.

Пани Ляттер казалось, что она не доедет. Порой ее охватывало такое ужасное нетерпение, такая тревога, что ей хотелось броситься с телеги на дорогу и разбить себе голову. К счастью, она вспомнила, что в бутылке осталось еще немного вина, выпила все и немного успокоилась.

"Сперва к Мельницкому, а там спать!" - сказала она себе.

Ах, Мельницкий! Если бы он только знал, как нужен он пани Ляттер. В его доме она найдет временный приют и сон, который давно ее оставил. Мельницкий поедет в Варшаву, договорится с панной Малиновской о передаче ей пансиона, выторгует все, что удастся, и уплатит долг Згерскому.

О, для нее Мельницкий сделает еще больше: он убедит ее дать согласие на развод с Ляттером. Он прижмет ее к сердцу, как отец, и будет умолять ради его счастья не только подписать прошение о разводе, но даже ускорить все дело. И пани Ляттер окажется таким образом не брошенной женой, а женщиной, которая отвергла неблагодарного, чтобы осчастливить достойного.

А когда таким образом удастся уладить все дела, когда она отдохнет и успокоится, когда выйдет победительницей из столкновения с мужем, тогда Мельницкий предпримет еще более важный шаг: он умолит ее простить детей.

"Каких детей? - ответит ему пани Ляттер. - Нет у меня детей! Дочь по собственной воле испортила карьеру себе и брату, прозевала блестящую партию, а теперь развлекается, катается по венецианским каналам и поет, когда весь мой приют - мужицкая телега и охапка соломы... А этот барич, легкомысленный прожигатель жизни, которому давно уже минуло двадцать, он все еще не нашел верной дороги! Сколько он мне стоил, сколько промотал денег уже в этом году, чтобы умчаться за границу и оплатить векселя, на которых он подделывал мою подпись... Нет у меня детей!"

"Ну да что там, - скажет Мельницкий, любовно глядя на нее, - не стоит сердиться на них! Эленка красивая девушка, Сольский безобразен, вот он и не понравился ей. Неужели, сударыня, вы бы хотели, чтобы ваша дочь продалась? Такая жемчужина, за которой будет пропадать вся округа. Найдем ей жениха получше Сольского".

А про Казика Мельницкий вот что скажет:

"Глупости! И говорить не о чем! Все молодые люди легкомысленны и пускают деньги на ветер, потому что цены им еще не знают. Но он гениальный юноша, так что за него, сударыня, вы можете быть спокойны. Я буду давать ему в год по четыре тысячи, и пусть себе четыре года учится, а потом сделает состояние и вернет мне деньги".

В такой роли выступал Мельницкий в мечтах пани Ляттер и в такой роли он должен выступить в действительности: он человек порядочный и привязан к ней. Если мужчина серьезно любит женщину, нет такой жертвы, на которую бы он ради нее не пошел, которую не молил бы принять от него.

"А я ему за это, - думала пани Ляттер, - буду шить тепленькие фуфаечки и готовить сладкую ромашечку! Ведь этому милому старичку, кроме покоя и ромашки, ничего и не надо, он будет самым лучшим из моих мужей".

Глава тридцать четвертая

Что может случиться в пути

В эту минуту телега стукнула о камень и остановилась перед корчмой, где стояло несколько телег и разговаривала кучка крестьян.

Пани Ляттер очнулась, огляделась и, силясь собраться с мыслями, спросила:

- Что это?

- Да перевоз, - ответил возница. - Только вот нынче ночью вода разлилась и паром унесло.

Пани Ляттер с помощью крестьянина и корчмарки соскочила с телеги, краснея и за свой экипаж и за окружение, в котором она очутилась по воле судьбы.

"Я совсем сошла с ума! - подумала она. - Бросила пансион, слоняюсь по корчмам!"

Было десять часов утра. Пани Ляттер расплатилась с возницей и в смущении смотрела на облупленную корчму, на телеги и крестьян, стоявших посреди грязи, особенно же на красную крышу, которая виднелась между обнаженными деревьями на том берегу реки.

"И зачем я, несчастная, приехала сюда? - думала она. - А если Мельницкий удивится и примет меня, как чужую? Ведь он мне чужой человек!"

Повернувшись к корчмарке, которая держала уже в руках ее саквояж, она спросила:

- Пан Мельницкий там живет?

- Вон за рекой, на самом бережку.

- Он дома?

- Должно быть, дома. Праздники скоро, так все по домам сидят. А тут еще вода разлилась.

- Я хочу поехать туда, к пану Мельницкому, - сказала пани Ляттер.

- Поехать-то можно, да вот беда, паром унесло. Ну, да его мигом пригонят, оглянуться не успеете.

- А моста у вас нет?

- Отродясь у нас моста не бывало. Так вот люди на пароме и переправляются. Ну, сегодня его сорвало и вниз унесло, да наши уж поехали туда верхом, скоро пригонят, - пояснила корчмарка.

- Как же мне быть?

- Да никак. Подождете парома и на пароме махнете на тот берег.

Пани Ляттер беспокойно заходила, с отвращением минуя грязь, в которой тонули ее башмаки.

- Лодки у вас нет? - спросила она.

- Нет. У пана Мельницкого, верно, есть, а у нас нету.

- А когда же пригонят паром? - спросила она со все возрастающей тревогой.

- Да уж не поздней, как к полудню.

- А может, только вечером?

- Может, и до вечера провожжаются. Поехали верхом, а вот поймали ли, неизвестно, - пояснила говорливая корчмарка.

Пани Ляттер снова почувствовала, что земля уходит из-под ее ног. Она боялась войти в корчму, боялась взглянуть на небо, ей казалось, что небесная лазурь вот-вот начнет обсыпаться, как штукатурка, и валиться кусками на землю. В голове у нее шумело, в глазах рябило.

Корчмарка, хоть и простая баба, заметила странное выражение лица пани Ляттер, но все приписала усталости.

- Заходите в хату, пани, - сказала она, - может, соснете или покушаете чего, а они тем временем приедут...

И она ввела пани Ляттер в свою спаленку, где стояли две высокие постели и диванчик, обитый ситцем. Стены были увешаны картинами военного и религиозного содержания.

Пани Ляттер присела на диванчик и уставилась на одну картину, вышитую гарусом и изображавшую какого-то святого. Из корчмы тянуло винными парами и табачным дымом и долетали громкие голоса людей, ждавших парома. Пани Ляттер смотрела на картину и думала:

"Малиновская уже, наверно, в пансионе, а с нею и ее союзник Згерский. Любопытно, не перегрызутся ли они при дележе добычи? А как, наверно, торжествует Говард! Ну теперь уж она возьмет в свои руки бразды правления, начнет вводить реформы. К вечеру весь город заговорит о моем бегстве, а завтра... об этом узнает даже эта руина Дембицкий... Представляю себе, какой у него будет глупый вид!.. Он, наверно, подумает, что это бог наказал меня за него. Эленка, конечно, отдыхает после серенад, а Казик... Ах, мыслимо ли это, что из невинных детей вырастают такие страшные чудовища!"

Вошла корчмарка.

- Пригнали паром? - срываясь с диванчика, спросила пани Ляттер.

- Еще нет, ну, да они мигом приедут... Вот-вот заявятся. Не поджарить ли вам, пани, яичницу? Или, может, чаю дать с араком?

- Дайте арака, - тихо сказала пани Ляттер, вспомнив, что вина уже нет.

Корчмарка принесла бутылочку арака и стакан. Когда она вышла, пани Ляттер вылила в стакан весь арак и выпила залпом. Она затрепетала, вино ударило ей в грудь и голову.