Чудесная чайная Эрлы (СИ) - Корсарова Варвара

Мысленно я подивилась, как быстро Рейн пришел к верным выводам.

– Я нашла книгу об омнимагии, – призналась я неохотно. – Но в ней нет заклинаний для трансформации человеческого тела.

– Я должен увидеть эту книгу.

– Хорошо. Покажу ее тебе.

– Она бывала в чужих руках?

– Она не меньше десяти лет пролежала на запертом чердаке. Но до этого...

– Что до этого?

– Книгу читал садовник Трубар.

Рейн не вскрикнул, не выругался, лишь коротко выдохнул и подался вперед. Наше свидание все больше превращалось в допрос.

– Откуда ты знаешь, что ее читал Трубар?

– Он сам сказал.

И я поведала ему о моем визите к садовнику, о том, что увидела на его участке и что узнала от него. Рассказ дался тяжело. Мне казалось, я доношу на своего старого учителя.

Вопреки моим ожиданиям, Рейн спокойно отнесся к известию об экспериментах Трубара.

– Живую ограду Трубара я видел, металлических червей нет. Ничего из ряда вон выходящего. Бывает, что заклинания ферромагии замещают часть живой ткани на металл. Слышала присказку? Про ферромагов говорят, что у них «ногти железные». Остаточный эффект заклинаний. Вряд ли Трубар способен на что-то большее. Он неуч, сам не ведает, что творит, и скоро наверняка хлебнет последствий своих идиотских опытов. Пошлю к Трубару полицейского мага. Пусть разберется с его живностью и растолкует ему, что так делать не стоит. В случае с Бельмором и Тинвином была применена высшая магия. Но сведения важные и требуют пристального изучения. Особенно те, что касаются дружбы садовника с Магной. Спасибо, что поделилась ими – хотя это следовало сделать раньше, – закончил он прохладно. – Что еще ты знаешь, Эрла? Пора рассказать.

Я покусывала губу, не решаясь на откровенность.

У стола возник хозяин заведения и его дочь, и я получила время собраться с мыслями. Они убрали грязные тарелки, выставили чайник и чашки и принесли десерт – миндальные трубочки с нежным карамельным кремом.

Чай был обычный, черный, но хорошего качества – я сама заказывала его для Пампкина в столице. И подал он его так, как я научила: с густыми сливками и кардамоном. Занятно, что чай приготовили именно так. Этот рецепт известен тем, что повышает любовное томление.

Чашки у Пампкина были крохотные, с золотой росписью. Кожа перчаток, которые я теперь не снимала в присутствии посторонних, скользила по тонкой ручке, и я чуть не уронила чашку. Раздраженно стянула перчатку и положила ее на стол.

Рейн издал возглас удивления, схватил меня за руку и притянул к себе. И тут я поняла свою оплошность – но было поздно.

– Где твои печати запрета, Эрла? Как ты их вывела?

От печатей на коже остался лишь бледный контур. Магия призрачной старухи сработала изумительно.

Я попыталась вырвать руку, но Расмус держал ее крепко. Но прикосновение из грубого вдруг сделалось нежным. Нажим ослаб, Рейн накрыл мою руку левой ладонью, провел пальцами по тыльной стороне кисти. Его большой палец остался на точке, где бился пульс. Я как зачарованная смотрела на большую, жилистую мужскую руку, которая ласкала мою.

Сердце громко застучало, волоски на предплечье поднялись дыбом, а во рту пересохло. Грудь сжимало странное чувство. Застенчивость и волнение, определила я.

– Эрла, пожалуйста, расскажи мне все, – попросил Рейн негромким хрипловатым голосом. – Пора. Ты не справишься одна. Ты владеешь разными видами магии, верно? Печати запрета накладываются с использованием ферромагии, фламмагии и некромагии – еще один пример того, как они действуют на человеческое тело. Разрушительно, болезненно. Убрать татуировку может только специально обученный полицейский маг. Где ты приобрела эти навыки? Что еще ты умеешь?

Я возмущенно посмотрела на него, и уже не смогла отвести взгляд. Глаза Рейна потемнели, но в них не было гнева. Он смотрел на меня с состраданием и жалостью. Я судорожно вздохнула и помотала головой.

– Это не я. Мне… помогли свести татуировки.

– Кто помог?

– Одна женщина. По крайней мере, я думаю, что она была женщиной.

– Что это значит, Эрла? Ты говоришь загадками.

– Я боюсь говорить прямо, как ты не понимаешь! – не выдержала я и продолжила обвинительным тоном: – Рейн, ты сбиваешь меня с толку. Ты все-таки комиссар полиции, черт побери! Я не знаю, что ты сделаешь, когда все узнаешь. Вдруг ты навредишь мне? Решишь, что меня нужно наказать по всей строгости?

– Я твой друг, Эрла. И уже не раз это показывал, не так ли? Покрывал твои мелкие провинности.

– Это другое. Тебе нужно закрыть крупное дело, чтобы скорее вернуться в столицу и пожинать лавры.

– Ты плохо меня знаешь, Эрла, – сказал он устало.

– А как мне было узнать тебя лучше? Ты вечно себе на уме, слова лишнего не скажешь.

– Хорошо. Я скажу любые слова, какие пожелаешь, – улыбнулся Рейн. – Откровенность за откровенность, идет?

Я неуверенно кивнула и выдавила:

– Пойдем ко мне в лавку. Там и поговорим без посторонних ушей. Да, у меня есть один большой секрет, и я не знаю, что с ним делать. Я рассчитываю на твой совет. Но комиссара Расмуса ты оставишь за порогом. Я приглашаю Рейна, моего друга.

Рейн подозвал Пампкина и рассчитался за ужин, и дал много сверху. Когда мы двинулись к выходу, пекарь умильно прошептал мне на ухо:

– Вы хорошо смотритесь вместе. Не упусти его! Комиссар полиции – завидная партия.

Я вспыхнула, возмущенно затрясла головой. В этот момент Расмус обернулся и с любопытством глянул на Пампкина – неужели услышал? От стыда я готова была сквозь землю провалиться.

До чайной шли молча. Опустилась ночь, улицы затянуло туманом, зажженные Лиллой фонари плавали в нем размытыми пятнами. Было промозгло и сыро, хотелось поскорее оказаться в теплой комнате. Мои каблуки все быстрее цокали по мостовой. Я немного злилась на своего спутника, потому что он-то не спешил. Шагал неторопливо, размеренно, погруженный в мысли. Я даже взяла его за локоть и потянула, но Рейн не ускорил шаг.

Мне не терпелось все выложить Рейну, сбросить тяжкий груз с плеч.

Какая я глупая! Зачем медлила? Нужно было сразу ему рассказать. Возможно, я поступаю неправильно, собираясь довериться комиссару полиции. Но правильные поступки не гарантируют безопасность и счастье. Я устала в одиночку сражаться с миром, осторожничать и прятаться за дверью моей волшебной чайной. Они меня не защитили; беда все равно пришла. И, вероятно, ее привел один из тех, кого я считала другом!

Рейн не мой враг. И не просто друг. Он давно стал для меня больше чем другом.

Мои руки дрожали от волнения, я долго не могла попасть в скважину ключом. Не впервые я приводила к себе Расмуса ночью, но в этот раз он не был ранен и не нуждался в помощи, и мне казалось, что его визит может иметь иной смысл и последствия, нежели обмен секретами.

Занта проскользнула в дом через лаз, а Рейн, наконец, забрал у меня ключ и сам открыл дверь.

– Хочешь чаю?

– Нет, но ты приготовь. Мне нравится смотреть на тебя, когда ты этим занимаешься, – ответил Рейн.

Он знал: мне нужен привычный ритуал, чтобы успокоиться, и его забота была приятной. Рейн не стал допрашивать меня сразу, как мы перешагнули порог. Более того: он как будто медлил и не стремился начать важный разговор. Он казался глубоко озабоченным.

Я усадила Рейна за столик в зале, принесла спиртовку и взялась заваривать Квендам Волюнте – чай добрых намерений и откровенности, что устраняет тревогу и сомнения. В него входят шафран и апельсиновая кожура, отчего напиток имеет приятный розоватый цвет. Пока заливала заварку кипятком, напела несложную витамагическую формулу с модусом умиротворения, и несказанно обрадовалась, когда использование магии не отозвалось болью. Призрачная старуха избавила меня от проклятия раз и навсегда. Возвращение власти над магией вселило куда больше уверенности, чем все волшебные чаи на свете.

Я все же поставила перед Рейном чашку. Он пригубил напиток, одобрительно кивнул. Огляделся и задал вежливый и пустой, на первый взгляд, вопрос: