Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина - Валерий Поволяев

Черкашин был военным человеком и поступил по-военному разумно — вышел на работу в управление «РТ». Хотя не мыслил себе жизни без управления «К».

Не бывает худа без добра, как и добра без худа. Именно в эту пору он особенно сблизился и подружился с Шебаршиным. Позади была общая Индия, общая работа, общее прошлое, в конце концов. За этот период Шебаршин работал у Леонова и тоже пережил немало, поднимаясь на ноги после иранских передряг и измены Кузичкина.

Когда произошла очередная подвижка в руководстве КГБ — Чебриков ушел на пенсию, Крючков переместился на его место, — то на место Крючкова начальником разведки был назначен Шебаршин.

Тем временем — это было уже в преддверии девяностых годов — перед Черкашиным остро встал квартирный вопрос. Квартира у него была плохонькая, старая, очень тесная, а жило уже в ней три семьи — семь человек. И все — люди родные, всех надо было обогреть, приласкать, дать кров, помочь.

Черкашин и так и этак пытался решить свой квартирный вопрос, но, увы, ничего не получилось, четыре года бился, бился — и все впустую.

В конце концов он обратился к приятелю, работавшему в Москве в горкоме партии: «Помоги!». Приятель помог.

При этом предупредил:

— Нужно, чтобы вас поддержало руководство ПГУ. И еще — нужно письмо. Для Моссовета.

Черкашин пришел в ПГУ к кадровикам, все им объяснил, те с сомнением покачали головой.

— Крючков столько писем по квартирам подписал, и хоть бы одно сработало — реакции никакой.

— Сделайте все-таки письмо, — попросил Черкашин.

Со скрипом, с сопротивлением, не сразу, но письмо все-таки было оформлено. Черкашин отвез его в Моссовет — именно эта организация занималась распределением квартир в столице. Через некоторое время ему выдали смотровой ордер. Место, где ему предложили поселиться, было роскошное, песенное, самый центр, дом стоял на Таганке.

И квартира была неплохая, но что-то не понравилось жене Черкашина — у женщин ведь всегда бывают свои соображения, часто сугубо хозяйственные: то мойка на кухне не так установлена, то порог у входной двери слишком высокий, то еще что-то — в общем, квартира не подошла.

Черкашин снова вернулся на исходную точку — к хозяйственникам. И ему повезло: оказалась свободной квартира на Рублевском шоссе — отказался кто-то из провинциальных генералов, переведенный служить в Москву.

— Генералы, они вон какие — им обязательно подавай центр, — объяснил Черкашину один из хозяйственников. Понадобилось новое письмо от начальника разведки, а поскольку разведкой уже командовал не Крючков, а Шебаршин, то никаких проволочек не было: пока Черкашин ехал в «Лес», письмо это было уже напечатано и подписано — ему оставалось только получить его на руки и отправиться обратно.

В результате новая квартира была получена. Черкашин до сих пор радуется, нарадоваться ей не может:

— Спасибо Леониду Владимировичу! Это все — с его легкой руки.

А рука у Шебаршина действительно была легкая.

Второй выдающийся агент, с которым работал Черкашин, был Роберт Хансен. История Хансена началась, как и история блестящего Эймса, с письма.

В резидентуру по почте пришло письмо на адрес Виктора Дегтяря, сотрудника разведки, проживавшего в вашингтонском пригороде штата Вирджиния. На конверте стоял почтовый штамп отправления: «Графство Принс-Джорджес, штат Мериленд».

В конверте находился второй конверт, на котором было написано: «Не вскрывать! Передайте этот конверт Виктору И. Черкашину».

Автор писал, что скоро перешлет пачку секретных документов. «Надеюсь, что сотрудник разведки Вашего калибра и опыта распорядится этими документами с должной тщательностью и осторожностью. Думаю, что они стоят 100 000 долларов, которые Вы мне заплатите. Я должен предупредить, что я сильно рискую, о чем Вы, возможно, не догадываетесь. Ваша организация в последнее время понесла потери. Ставлю Вас в известность, что Борис Южин (линия “ПР”, сан-францисская резидентура), Сергей Моторин (линия “КР”, вашингтонская резидентура) и Валерий Мартынов (линия “Х”, вашингтонская резидентура) были завербованы нашими спецслужбами».

Линия «ПР», напоминаю, — это политическая разведка, линия «КР» — внешняя контрразведка, линия «Х» — этих сотрудников в ПГУ называли «иксачами» — техническая разведка.

Письмо не было подписано.

Понадобились долгие шестнадцать лет, чтобы узнать имя человека, который прислал это письмо и очень скоро начал активно работать с нашими разведчиками.

Это был специальный агент Федерального бюро расследований США Роберт Филипп Ханссен. Отец его был полицейским, мать — домохозяйкой. В колледже в штате Иллинойс Ханссен изучал русский язык, потом поступил в университет на медицинский факультет, хотел стать врачом, но планы изменились, и он перешел на факультет учета и бухгалтерского дела, который благополучно и закончил.

Бухгалтером он пробыл недолго: поступил работать в чикагскую полицию следователем по финансовым правонарушениям, затем, через несколько лет, перешел на службу в ФБР. Специальный агент — это высокая должность (именно должность, а не просто сотрудник, который бегает по подвалам и подворотням), это — руководитель подразделения.

Оперативный псевдоним, который получил Ханссен, был исчерпывающе прост — «Источник».

Работали с «Источником» через тайники — таково было условие нового агента.

В одном из писем — это было третье письмо «Источника» — он предложил передать ему деньги за материалы, присланные ранее, через тайник, расположенный под пешеходным мостиком в парке. Место, как считал Черкашин, было удачное — и внимания не привлекало, и было на виду; на всякий случай «Источник» разработал систему сигналов, которыми можно было предупреждать друг друга.

На дорожный знак «Осторожно, пешеходы», расположенный неподалеку от мостика, «Источник» должен был наклеить вертикальную полоску из белой изоляционной ленты. Это означало, что агент готов заглянуть в тайник. Если «клад» был готов и вложен в место, предназначенное для него, сотрудник резидентуры должен был наклеить горизонтальную белую полоску. Агент, забрав «клад», должен снова наклеить полоску, — опять вертикальную: это означало, что он забрал из тайника деньги и письма.

Первую закладку делал молодой сотрудник резидентуры Александр Фефелов (скажем так), который был еще неведом американцам — не принимал участия ни в одной из операций вашингтонской резидентуры.

На машине с водителем Фефелов подъехал к мостику, проверил, нет ли хвоста. Хвоста не было, после чего Фефелов несколько часов прогуливался по тихим дорожкам между деревьями, дышал воздухом, а вход в парк регулярно проверяли сотрудники резидентуры, проезжали на автомобилях мимо входа, смотрели, нет ли машин наружки… Все проходило нормально.