Школа хороших матерей - Джессамин Чан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фрида волнуется: Роксану могут пристрелить. Они говорили об этом. И о том, умирают ли черные отцы в той, другой школе. «Как быть черным отцом», — сказала Роксана. Типа, как гулять черным. Как ждать черным. Как сидеть за рулем черным.
Этим вечером Фрида не позволяет Роксане отправиться туда.
— Ты не можешь так говорить, не можешь так думать. Айзек — это свет, помнишь? Спи.
— Я думала, ты мой друг.
— Я и есть твой друг. Я что говорю — ты пропустила один звонок. Я не разговаривала с Гарриет с января.
— Иногда я тебя по-настоящему ненавижу.
Роксана начинает плакать, она поворачивается на живот, утыкается лицом в подушку, плачет и засыпает в изнеможении.
Фрида прижимает подушку к ушам, чтобы не слышать всхлипов Роксаны. Им пришлось в прошлую пятницу снова менять синюю жидкость. Эммануэль не отключали, и она все время кричала: «Нет, нет, нет, нет, нет». Миз Руссо держала Эммануэль за руки. Миз Каури — за ноги. Теперь они проводят эту процедуру на глазах всего класса. Наблюдающие матери должны пересказывать, что видят, и утешать. Это, говорят инструкторы, поможет куклам понять свою роль здесь.
Инструкторы оставили синяки. Судья семейного суда должна знать об этих синяках и криках Эммануэль. Судья должна знать, что Фрида учится быть хорошей матерью. Она будет верить, что синие внутренности куклы и сама кукла — настоящие, потому что, если она не продемонстрирует свою способность испытывать искренние материнские чувства и привязанность, если не покажет, что ей можно доверять, то не состоится воссоединение с ее настоящей дочерью, которой уже исполнилось два года, у которой вовсе не синяя загустевающая кровь и чьи полости она никогда не прочищает ножом.
* * *
— У нас для вас сюрприз, — говорит им на следующее утро миз Руссо. Она и миз Каури, демонстративно взмахивая руками, раздают смартфоны и коляски. Каждая мать получает смартфон в сложенные ладони, словно это причастная облатка. Все четверо искренне благодарны. На лицах Бет и Мерил выражения, близкие к экстазу.
Матери могут сегодня вывести своих кукол на улицу, позвонить своим настоящим детям, семьям. Новые правила, касающиеся тезисов, временно приостанавливаются. Они даже интернетом могут пользоваться. Однако при этом они не должны забывать о своих обязанностях. В начале каждого часа они должны отмечаться в классной комнате. Начинается третий раздел: «Перевоспитание эгоисток», восемь недель уроков, укрепляющих их приоритетную ориентированность на ребенка и способность исполнять материнские обязанности, не отвлекаясь.
— Считайте это испытанием вашего умения контролировать импульсивное поведение, — говорит миз Руссо.
Что бы ни случилось, матери должны предоставлять ребенку обычный объем любви и внимания. Она вызывает их по одному, и они повторяют:
— Кто мой главный приоритет?
— Мой ребенок!
— Что я делаю, когда мой ребенок нуждается во мне?
— Я оставляю все другие дела!
Фрида сует телефон в карман, радость и предвкушение переполняют ее.
Хотя матерям и не терпится поскорее выйти на улицу, куклы после недавней травмы с синей жидкостью ослабели. Фриде приходится нести Эммануэль. Внизу кукла не желает садиться в коляску. Она и Фрида добираются лишь до скамьи рядом с соседней дверью здания. Фрида с завистью смотрит, как ее одноклассницы покидают двор. Ей никак не запомнить номер Сюзанны. Она звонит Гасту, звонок переводят в голосовую почту, и она записывает просьбу к нему: дозвониться до Сюзанны, чтобы она перезвонила и чтобы Гарриет была рядом.
«Я больше не смогу поговорить с ней до конца апреля. Пожалуйста. Мне нужно поздравить ее с днем рождения. Это мой единственный шанс».
Он будет слышать крики Эммануэль на заднем плане. Фрида не знает, что ему сказать, если он спросит. Она приходит отметиться в класс в первый раз без происшествий, потом во второй, в третий.
— Вы отлично расставили приоритеты, Фрида, — говорит миз Каури. Все ее одноклассницы опоздали.
На улице хаос. Матери ищут места, где вайфай работает получше. Носятся куклы всех возрастов. Они исследуют бачки для мусора, стойки для велосипедов, кусты, кирпичи, гравий. Кто-то пытается забраться на дерево. Кто-то вырывает траву, трет ею лицо.
Фрида с каждой прогулкой отходит все дальше. Она показывает Эммануэль уличный амфитеатр, они, держась за руки, поднимаются и спускаются по его ступеням. Она показывает Эммануэль крокусы и почки на деревьях. Фрида читает записанные на табличках названия растений.
— Рододендрон, — говорит она. — Гамамелис. — Она просит Эммануэль повторять за ней, но Эммануэль даются не все звуки.
— Сейчас весна. После весны будет лето. Потом осень. Потом зима. Всего четыре сезона. Ты можешь сосчитать мои пальцы? Один, два, три, четыре. Большинство людей любят весну. Ты любишь весну?
— Нет.
— Почему нет?
— Весна страшно. Страшно, мамочка. Ненавижу.
— Ну, это ты слишком. Я думаю, тебе нужно разобраться получше, прежде чем говорить «ненавижу». Знаешь, когда я состарюсь, весна будет другой.
Она рассказывает Эммануэль о потеплении, о том, что Манхеттен через поколение может оказаться под водой, что людям нужно перестать есть мясо, меньше ездить, меньше рожать детей.
— Людей слишком много, — говорит Фрида.
— Слишком много?
— Слишком много таких, как я. Не таких, как ты. Ты не потребляешь столько, сколько мы.
Они находят залитый солнцем клочок земли между колокольней и «Пирсом» и усаживаются отдохнуть здесь на траве. Отдыхала ли она когда-нибудь на солнце с Гарриет? Она ощущает тепло своими закрытыми веками. Чипы в глазах Эммануэль сверкают. Они начинают играть в моргалки и смеются каждый раз, когда веки у них открываются одновременно.
— Объятие, — говорит Фрида. — Давай-ка обнимемся по-семейному. Подойди сюда.
Она притягивает тело Эммануэль к своему, целует голову куклы, трет загривок, как делала это с Гарриет. Через некоторое время автомобильный запах куклы становится приятным.
— Детка, ты никогда не устаешь от жизни в комнате оборудования?
Эммануэль вздыхает.
— Да.
— А где бы ты предпочла жить?
— С мамочкой!
— Ах, это очень мило. Ты моя милая девочка. Я тоже хочу, чтобы ты жила со мной. Где мы бы стали жить?
Эммануэль садится и показывает на
