Светлое время ночи - Александр Зорич

Очень скоро загорелись, вспыхивая целыми группками, и соседние деревья, освещая ущелье исполинским костром.

Поднявший глаза к охотничьей избушке Эгин, который к тому моменту уже успешно преодолел половину спуска, обнаружил, что Золотой Нож вновь явился взору. Только теперь эта шутка природы уже казалась и не обсидиановой, и не золотой, а гранатовой.

Поборов соблазн поглазеть на происходящее и отдышаться, Эгин продолжил спуск, сбросив верхнюю одежду, которая лишь стесняла движения и увеличивала количество пота. Вверху, на дороге, с жалобным ржанием метался покинутый каурый.

Эгин не поднимал глаз вверх. А посмотреть было на что. Счастливо избегнув опасности быть сожженной заживо, медведица в два гигантских прыжка обогнула избушку и запрыгнула на крышу.

На этот раз Адагар тоже выказал завидное проворство. Он отскочил в сторону, повалил легким толчком своего чудо-посоха ближайшее дерево – им оказалась стройная рябина – и взбежал по ее стволу на скальный уступ над охотничьим домиком.

Теперь он был в наивыгоднейшем, господствующем положении. Куда бы ни шла медведица, он всегда был заведомо выше. Одна беда – его магический посох, на создание и приручение которого он некогда потратил больше года, не мог плеваться щупальцами огня с той быстротой, которая бы его полностью устраивала в поединке с такой проворной тварью, как эта небывалая медведица.

Тяжело дыша, Адагар в обличье Эгина уставился на медведицу со своей высоты, держа оружие наготове. Медведица смотрела на него снизу, с крыши, и ее желтые глаза, казалось, выражали только одно: желание поскорее скальпировать противника при помощи своих черных, серповидных когтей.

– А ведь мы могли бы поладить, – сказал Адагар, с надеждой косясь на свой напитывающийся силой умирания горящих деревьев шест.

Он не был уверен, что медведица его услышит. А если и услышит, то поймет. Зрелище гэвенга, удачно завершившего трансформацию, было ему в диковинку. На ответ он не рассчитывал. И все-таки повторил:

– Могли бы даже очень поладить. Если бы ты не была такой несговорчивой, моя красавица.

– Мы могли бы поладить в одном случае, Адагар. Если бы я была такой же самовлюбленной дурой, как ты, – вдруг прорычала медведица, вполне, впрочем, по-человечески.

– Э-э, – Адагар театрально погрозил разговорчивой медведице указательным пальцем. – Все-таки, мне удалось погреть щеку о твою аппетитную грудь, Зверда. Еще немного – и…

– …и я отгрызу тебе голову. На этот раз тебе живым не уйти. Может, когда перегрызу тебе горло и высосу твою поддельную кровь, ты наконец поймешь, что моего расположения не добыть ни деньгами, ни обманом. Моя любовь достается только даром.

– Ты можешь стращать меня сколько хочешь, моя красавица. Но теперь я не тот, что был двадцать семь лет назад. Я все-таки смог обмануть тебя, моя звероподобная богиня! Причем, заметь – тебя обманул не только я, но и твой обожаемый мужлан Эгин. Он продал тебя! Проиграл! Поставил на кон – и проиграл! Как публичную девку в кости! И это тебя – недотрогу, гордую баронессу Маш-Магарт! Хороши эти смазливые франты из Свода Равновесия!

Медведица очень по-человечески склонила на бок свою длинную, крутолобую морду с огромной черной бульбой горячего носа, словно осмысливая услышанное.

– Ты всегда был вруном. Врешь и теперь, – таков был ее вердикт.

– Если я вру, то скажи мне, где теперь твой герой? Почему он не идет? Ведь луна уже взошла!

– Мало ли где. Может, ты его убил, – рассудила медведица. – А может, в Рыжих Топях сгинул.

– Ты же сама знаешь, что этого не может быть. Если бы твой любезник сгинул, я бы не смог принять его облик. Разве ты об этом не знаешь? Это же азы отчуждения образа!

– Знаю, знаю я твои азы, – медведица раздраженно взмахнула передней лапой. – И все равно, Адагар: это тебе не поможет. Сам знаешь, чем окончатся для тебя эти блядки. Я тебе еще тогда обещала. Считай, дождался.

– Это мы еще посмотрим, – бросил Адагар.

Не успел он окончить свою фразу, как его правая рука с посохом метнулась вперед. Новое, не столь ослепительное, но по-прежнему плотоядное щупальце устремилось к медведице.

Та, сумрачно сверкнув глазами, успела сориентироваться и в один гигантский скок покинула крышу домика.

Заросшая серебристым лишайником черепица на крыше была скользкой. Задние лапы медведицы проскользнули на месте и это задержало ее на одно гибельное мгновение дольше положенного.

Две пятерные полосы от когтей пролегли на мшистой поверхности крыши. А медведица уже каталась по земле, тщась сбросить с себя огненное щупальце, которое цепко обвило ее заднюю правую лапу.

Вновь над ущельем прокатился утробный вопль, но на этот раз этот вопль был гласом нестерпимой боли.

Зверда знала: если немедленно, прямо сейчас она не совладает с отростком посоха Адагара, то в считанные мгновения ее шкура займется таким же веселым пламенем, которое пожирает еловый лесок неподалеку.

В голос выругавшись на языке гэвенгов, она решилась на крайне опасный шаг: на полную инверсную трансформацию.

Со стороны это выглядело так, как если бы она вдруг обратилась своей тенью, абсолютно черной тенью, правая задняя нога которой объята пламенем.

Тень замерла, словно застыла, сраженная обездвиживающим колдовством. Очень скоро пламя охватило ее по всему черному контуру. Контур медведицы, приземлившейся на землю после прыжка, заполнился ревущим пламенем и… сгорел.

После того как пламя сожрало всю черноту, на землю осыпалась горстка серебристого пепла, но и та немедля растаяла, словно и не было ее никогда.

Адагар, возликовавший было на своей верхотуре, вскрикнул от неподдельного изумления. Неужели удалось? Удалось уничтожить гэвенга? Удалось без Полной Работы?

Нет, Адагар не был столь доверчив. И все-таки, гибель черной исполинки он видел собственными глазами. Кому же верить – своим предчувствиям или своим глазам?

Довольно долго в мире не происходило никакого движения. Догорали деревья. Занимался охотничий домик – крыша, оставшаяся без одной опоры, не выдержала прыжковой мощи зверя-громадины и осела внутрь. Очень скоро до нее добрался распоясавшийся каминный огонь.

В ущелье было тихо. Буря прекратилась. Лишь откуда-то издалека, с дороги, доносилось конское ржание.

Адагар прислушался. «Неужели все-таки Эгин?» – спросил себя странник. Впрочем, пока что Эгин его заботил мало. Чтобы обезопасить вожделенное обладание Звердой от вторжения своего конкурента-близнеца, он выставил вокруг охотничьего домика в окружности полулиги Мглистую Засеку – сравнительно безопасную, зато куда более устойчивую родственницу Солнечной Засеки, коллективно применяемую варанскими аррумами под громким именем Стены Иллюзий.

Никаких «иллюзий», впрочем, Мглистая Засека не порождала. Просто если бы Эгин все-таки нашел дорогу к Золотому Ножу, в соответствии с замыслом Адагара он не смог бы подойти к домику на расстояние, достаточное для того, чтобы быть услышанным. Звуки его голоса проникали бы за Засеку беспрепятственно, но не могли бы достичь домика по причине удаленности последнего от Засеки. А вот обратно – из-за Мглистой Засеки вовне – звуки, производимые живыми существами, не поступали вообще. Взор Аррума ее не проницал, а живое существо могло только выйти из-за Засеки, но отнюдь не проникнуть внутрь очерченного контура.

Адагар был мастером подобных невидимых преград. Он не сомневался: если Эгин и приехал, то бьется сейчас лбом о невидимую стеклянную стену где-то там, внизу, под скалой.

Посох уже был почти готов к новым плевкам. Но в мире не происходило ничего опасного. Дул сильный северный ветер. Стоять на скальном уступе было неуютно. Да и смысла особого, похоже, не имело.

Адагар решил спуститься вниз. Но не успел он сделать первый шаг, как напоенная холодной влагой темнота справа от него разверзлась, словно раздираемый кинжалом шелковый полог шатра. И из нее ринулась на Адагара в затяжном смертельном прыжке та самая белая медведица.

На сей раз прыти Адагару не хватило. Все, что он успел сделать, это крепко схватить обеими руками посох и с горем пополам сгруппироваться перед неизбежным падением. Даже не пытаясь обороняться, поскольку в воздухе это было почти невозможно, маг полетел вниз вместе с медведицей, увлекающей его передними лапами в пропасть.

Он даже не успел спросить себя «откуда она появилась?», хотя именно этот вопрос жгуче интересовал его как мага. Мага, не знающего об инверсной трансформации, во время которой гэвенг-форма расслаивается на две эквивалентные составляющие: белую и черную, одна из которых остается гибнуть, а другая пытается выжить с ополовиненным запасом жизненной силы.

Они падали совсем недолго. Но даже за эти секунды Адагару врезался в память звериный оскал, в котором появилось что-то новое, какая-то неведомая, человеческая изможденность.