Сны Флобера - Александр Белых

Она пролистала сто страниц, снова вернулась к началу, захлопнула книгу так, что в опьяневшем солнечном луче, упавшем на глянцевую страницу, поднялась пыль, словно стая микроскопических ласточек. Створки её сердца захлопнулись в смятении. Она прилегла на футон. Дверцы шкафа заскрипели. Эти старые художники как будто угадали и с таким бесстыдством изобразили её собственные скудные фантазии, разбуженные русским мальчиком.

Внимательно слушая рассказ Ореста о дневных впечатлениях, Исида всё ещё видела неприличные, изобилующие физиологическими откровениями картинки, словно это были свидетельствующие против Ореста улики. Ей даже в голову не пришло, что картинки можно воспринимать просто эстетически. Как бы там ни было, эротические изображения были созданы для того, чтобы ублажать глаза и эротомана, и эстета. Этот альбом только слегка приоткрыл завесу над тайной жизнью опекаемого ею мальчика, который, оказывается, совсем не был чужд плотским интересам. Что знала она о мальчике, которому стала покровительствовать? Ничего, ничего не знала! Он был для неё потайной нефритовой шкатулкой со сложным замком и множеством отделов. «Если его мужское естество играет, то с этим нужно что‑то делать», — размыгляла Исида, опасаясь, что Орест может увлечься уличной раскрасавицей, коих немало в большом городе, и попасть в нежелательную передрягу, и не дай Бог, ещё подхватит какую‑нибудь болезнь.

Ключик от шкатулки занимал все помыслы Исиды — и ночью, и во время работы. Какое умопомрачительное счастье мог бы подарить ей Орест! Одни вкладывают деньги в акции, чтобы получить дивиденды; Исида вкладывала их в Ореста, ожидая от него сердечной щедрости. Ей нужны были всего лишь чувства. Ведь не так много она хотела! Его улыбка, взгляд, его голос, даже каприз давали ей энергию жизни, давали смысл существования.

Исида позвонила ему, чтобы пожелать спокойной ночи. В этот поздний час он уже обычно засыпал. Вернее, пытался заснуть, потому что на улице по ночам проводились дорожные работы, отбойные молотки долбили асфальт часов до четырёх. В душе Марико накипело, в её голосе слышались нотки обиды, она что‑то требовала, Орест не мог понять, что именно. Сквозь поток слов он с трудом добирался до смысла. Его госпожа разговаривала с ним на киотском диалекте. Наконец он сообразил. Она просила его больше не знакомиться на улице с девушками и чтобы он прекратил знакомство с Акаси. Она жаловалась, что не может уснуть, что беспокоится о нём, переживает; что он для неё больше, чем сын, что скоро виза закончится и ему придётся возвращаться, что она будет скучать без него. Ещё она сказала, что хотела бы его видеть чаще, просила заглядывать в офис. Орест обещал, благодарил, тоже пожаловался на грохот — мол, утром не высыпается, пожелал спокойной ночи.

На следующее утро лил проливной дождь. Он громко и настойчиво барабанил в амадо, словно просился, чтобы его, беднягу, впустили в дом. Орест оседлал велосипед и, держа одной рукой руль, а другой зонт над головой, ловко лавируя между людьми, доехал до станции метрополитена. Обычно он оставлял велосипед на тротуаре и на подземке добирался до школы. После занятий проделывал обратный путь.

На подъезде к дому навстречу ему выехала тележка с картонным домиком, запряжённая каким‑то нищим. Орест сшиб с ног старика, свалился на мокрый асфальт, сломал бамбуковый черенок зонтика. Подскочил к бездомному и, взяв его под локоть, помог подняться на ноги. От него несло перегаром и затхлостью. На голове торчали клочья грязных, свалявшихся волос; из‑под седых бровей выглядывали испуганные и виноватые глаза. Орест предложил ему пройти вместе с ним.

— Идёмте! Идёмте! Я вам сейчас что‑то принесу, здесь рядом, — сказал он.

Старик впрягся в свою тележку, покорно последовал за ним. Орест пытался с ним разговаривать, нищий что‑то мычал в ответ:

— Ничего, ничего! Напрасно, напрасно! Какой милый варвар, ах, какой милый варвар…

Орест оставил велосипед снаружи, прикрыл его от дождя поломанным зонтом, скрылся за дверями. Нищий остался ждать. Вскоре появился его благодетель с чашкой горячего риса и огромным куском сырой красной рыбы, порезанной на ломтики и политой соевым соусом. Нищий взял дымящуюся чашку, молча стал кланяться в благодарности, пятясь задом. Орест наблюдал, как он снял сапожки, аккуратно поставил рядом на картонку, влез внутрь убогого жилища. Затем из коробки появилась грязная рука и забрала обувь.

Наскоро перекусив, Орест явился перед очами Исиды, поцеловал её в щеку в присутствии сотрудников. Она тускло улыбнулась, только одними губами, засмущалась. И, обращаясь к присутствующим, сказала:

— Какой милый ребёнок! Он утешает моё одинокое сердце.

Работники понимающе закивали, издавая одобрительные звуки.

— Поди, поздоровайся! — велела Исида, подтолкнув Ореста.

Грохотали машины, гремел телевизор, звонил телефон. Орест обошёл сотрудников, поговорил с каждым.

— Как поживает жена господина Миядзава?

— Спасибо, хорошо. Следит за детьми.

— Как здоровье господина Ямадзаки?

— Спасибо, благодаря вашим молитвам.

— Господин Фурусато, вам хватает на жизнь?

— Да, госпожа Исида заботится.

— Господин Макибасира, спасибо вам за то, что позволили мне жить в вашем уютном доме. Мне, право, неловко, что вам пришлось из‑за меня снимать другую квартиру, удобно ли вам жить?

— Не стоит! Живите! Мне удобно в новой квартире.

— Я плачу за его квартиру, — сказала Исида.

— Приходите в гости!

— Непременно!

— Да, кстати, извините, я сделал в вашем доме много беспорядка. Это из‑за дождя. Я забыл закрыть на ночь окно, и дождь намочил сёдзи, я случайно порушил бумагу. Ещё раз прошу прощения.

— А, пустяки.

Сотрудники подивились такому обстоятельному, душевному разговору. Они стали нахваливать Ореста, говорили, какой славный ребёнок у госпожи Исиды. В их словах нельзя было отличить лесть от искренности. Она была довольна несказанно. Ревность отпустила влюблённое сердце.

— Госпожа Исида, могу ли чем‑нибудь помочь?

— Да особенно нет, но если уж есть желание, я сейчас найду что‑нибудь.

— Хоть какую работу я готов выполнять…

— Ну, что ж!

Вот такого счастья она хотела бы, об этом она мечтала! Ей доставляла огромное удовольствие забота об этом мальчике; она даже подумала, что могла бы усыновить его, сделать своим наследником, преемником, заботливым сыном на старости лет. Вслед за этим на неё обрушились страхи: как уберечь её мальчика, приехавшего из провинции, от столичных соблазнов. Картинки из альбома не давали ей покоя. «Если женить его на японской девушке, ведь, по всему видать, что он уже взрослый, как же иначе?.. Нет, нет! Только не женитьба, это успеется всегда», — размышляла Исида. Она решила действовать, в её голове зрел план.

По телевизору закончился матч по бейсболу, и после прогноза погоды пошла страничка курса акций. Исида повернулась к телевизору.

— Mani geimu, — со смешком сказала она. — Я тоже играю. У моих акций высокий курс, деньги делаются из ничего! Из ничего…

Господин Ямадзаки отвернулся от телевизора, занялся своим делом. Он арендовал станок в типографии Исиды, работал по своим заказам и не был настолько богатым, чтобы покупать акции, поэтому их курсом не интересовался. Хорошая конъюнктура рынка вдохновляла Марико. Более того, казалось, что каким‑то образом она влияла на её состояние, как атмосферное давление. Она решила, что может увеличить расходы на Ореста. Щедрость её не имела границ и превосходила его ожидания. «Счастливчик! Какой счастливчик! Как хорошо быть любимчиком!» — угадывал он мысли посторонних.

В свободное от академических занятий время Орест работал в типографии, был на подхвате, разъезжал на велосипеде по разным поручениям, сидел за офсетной машиной или компьютером. Он всегда был в поле зрения Марико, радовал её глаз своим присутствием, своей нежной улыбкой, пушком на скулах, мочками ушей, длинными пальцами с темными волосками на фалангах. Она представила, как благородно смотрелся бы он в европейском двубортном костюме, как было бы приятно появиться с ним в обществе, в театре или на банкете. Орест как бы воплощал её мечту о высоком обществе, где она будет принята.

Она загорелась. Ей не терпелось увидеть мальчика в новом наряде. Быстрая на руку, предпочитающая добиваться результата не долгим кропотливым трудом, а моментально, сию минуту, она отложила все дела, перепоручив их Макибасира, чем вызвала молчаливое недовольство с его стороны, повела мальчика к портному, чья мастерская находилась в десяти минутах езды на велосипеде в крытом торговом пассаже. Орест чувствовал себя женихом. Щёки его зарделись от обилия внимания со стороны портного, его жены и юных помощниц. Они выбрали три вида тканей на костюмы: на два двубортных летних, на один однобортный. Кроме этого заказали на пошив рубашки. Крупные купюры отскакивали от неухоженных пальцев Исиды, как осенние листья с деревьев. Орест смотрел на пальцы с въевшейся в поры типографской краской. Деньги были заработаны её собственным трудом, её руками. Орест подумал, что, видимо, кроме работы у неё никогда не было в жизни иной страсти. Он ошибася.