Записки Мегрэ. Первое дело Мегрэ. Петерс Латыш (сборник) - Жорж Сименон

Ничего плохого в этом не было. Доказательство – люди даже не писали жалоб, и все улаживалось.

Ну так вот, старина Жюль, мерзкая рожа, выкупил, уж не знаю как, всю коллекцию этих бумажек.

«Если вы не женитесь на моей сестре, можете распрощаться со своей свободой. Если женитесь и не будете выполнять моих указаний, также окажетесь в тюрьме».

Вот какой хищник! Даже больше, чем старик!

Клянусь вам, Боб не раз пожалел, что связался с девчонкой и влип в эту историю.

Что до сестрицы, то она очень спешила. Ей нужна была свадьба прямо сейчас, до того, как стукнет двадцать один год. Она забрасывала его записками, телеграммами. Назначала ему свидание за свиданием.

Он то ходил на них, то не ходил. Чаще всего не ходил, и тогда она мчалась к нему на улицу Брей и ждала на углу авеню, не беспокоясь о том, за кого ее принимают. Люсиль хорошо ее знала.

– Когда вы отвезли Боба на улицу Шапталь в ночь с пятнадцатого…

– …он решил покончить с этим, сказав, что он не продастся ни ей, ни братцу.

– Он просил его подождать?

– Не то чтобы просил, но думал, что это не займет много времени. Вам крылышко или ножку? Возьмите еще грибов. Густав сам их собирает на пригорке и солит в банках.

Мегрэ чувствовал себя как нельзя лучше, и божоле после сухого белого вина, возможно, было тому причиной.

– Вы, наверное, гадаете, зачем я вам все это рассказываю?

– Нет.

– Знаете?

– Да.

По крайней мере он это чувствовал. У Дэдэ было слишком тяжело на душе, и он не мог молчать. Здесь он ничем не рисковал. К тому же он вновь получил свободу в обмен на молчание.

Но вот это как раз его и угнетало. Этот обед был способом облегчить свою совесть. А также, показав подлость других, самому выглядеть чище.

Обед в Буживале надолго запомнился Мегрэ, и воспоминание о нем позволило ему в будущем избежать некоторых скоропалительных решений.

– Не знаю, что там случилось, наверху.

Мегрэ тоже не знал, но теперь восстановить ход событий не составляло особого труда. Оставалось только выяснить, должен ли был Ришар Жандро в тот вечер находиться дома. Возможно, в это время он обычно бывал в своем клубе или где-нибудь еще.

Или же – что было бы вполне в его характере – Боб сам позвал его наверх? Почему бы и нет?

Просто для того, чтобы сказать и сестре, и брату сразу все, что он думает об их махинациях.

«Во-первых, я не собираюсь жениться».

Мегрэ, никогда не видевший Боба, уже начал представлять себе его характер и даже внешность.

«У меня нет ни малейшего желания продавать имя, которое я даже не утруждаюсь носить».

Ведь если в окрестностях площади Терн и на ипподроме некоторые называли его графом, большинство его знакомых было уверено, что это прозвище, и не знали его настоящего имени.

Может быть, Лиз Жандро устроила истерику и заговорила о своей чести? А ее брат разозлился?

«А вы лучше заткнитесь! Не то быстро расскажу вашей сестричке, что вы задумали на ее счет».

Успел ли он это сделать? Или Ришар Жандро сразу набросился на него?

Сотни тысяч людей, покупающих кофе «Бальтазар» и наклеивающих, подобно мадам Мегрэ, в альбомы этикетки со всеми видами цветов, даже не догадывались, что их утренний кофе был ставкой в битве, разыгравшейся в комнате на улице Шапталь.

В безнравственной битве, отголоски которой дворецкий, возможно, подслушивал под дверью.

Должно быть, мужчины сцепились в драке, повалились на пол.

Был ли вооружен Ришар Жандро? Он определенно принадлежал к тому типу людей, которые любят наносить удары исподтишка.

– Я считаю, его убила эта дрянь. Не со злости, конечно. Она действительно перепугалась. Не зря же она сначала бросилась к окну, открыла его и позвала на помощь, о чем тут же пожалела. А может, окно уже было открыто? Не помню, я туда не смотрел.

Знаете, я даже думаю, что она в конце концов по-настоящему влюбилась в Боба. Такие вещи обычно заметны. Начала она все это ради выгоды, а потом увлеклась. Не в чувственном плане. Я вам уже говорил, что она как бревно. Но он настолько отличался от всех этих замороженных молодцев из ее круга…

Думаю, когда она увидела, что Боб терпит поражение, а братец пытается нанести ему подлый удар, она потеряла голову и выстрелила. Но, к сожалению, не прицелилась, поскольку не умеет. И попала Бобу прямо в сердце. Может, закажем еще бутылочку? Очень даже неплохое вино. Вот такие дела, дружище Жюль!

Когда я увидел, как какой-то тип ломится в дверь особняка, то решил свалить. Потом вернулся, но никого не было видно. Я предпочел убраться подобру-поздорову.

Мы с Люсиль раздумывали, что делать дальше. Все надеялись, что Боб вернется или хотя бы окажется в больнице.

В итоге я отправился к Жандро в контору. Там я и увидел портрет старика.

Разве было бы лучше, если бы это никому не принесло пользы?

Он так быстро выложил пятьдесят штук! Я тут же пожалел, что не попросил вдвое больше.

Вот ведь семейка!

Вы появились как раз в тот момент, когда мы собирались сваливать. Согласитесь, было глупо позволить себя поймать.

Ваше здоровье, старина!

Они все сделали по-своему. Я уже начинаю к этому привыкать. Но у меня сердце переворачивается, когда я вижу на улице один из их фургонов с лошадьми в богатой упряжи и расфуфыренным кучером.

Хозяин, принеси кофе. Только не «Бальтазар».

Однако пришлось пить именно его, так как другого в ресторане не оказалось.

– Как все это неприятно! – проворчал он сквозь зубы. – К счастью, мы будем жить за городом.

– С Люсиль?

– Она не возражает. У нас пятьдесят тысяч франков, ну, или около того. Я всегда мечтал о небольшом бистро на берегу реки, что-нибудь в этом стиле, где клиентами будут только знакомые. Такое место сложно найти, потому что оно должно находиться не очень далеко от ипподрома. Завтра проедусь по окрестностям Мезон-Лаффит. Туда я как раз отвез Люсиль.

Немного пристыженный, он поспешно добавил:

– Только не подумайте, что мы собираемся стать добропорядочной парой!

Это продлилось неделю. Каждое утро звонок вызывал Мегрэ в кабинет комиссара, которому он представлял ежедневные рапорты. Каждое утро Ле Брет открывал рот, словно собираясь что-то сказать, но в итоге просто отворачивался.

Они общались только на служебные темы. Мегрэ казался более степенным, чем раньше, более тяжеловесным, хотя к тому времени еще не располнел. Он не утруждал себя улыбкой и прекрасно осознавал, что был для Ле Брета живым упреком.

– Скажите-ка мне, голубчик…

Это было в начале мая.

– Когда вы сдаете свой экзамен?

Тот самый курс, который он изучал злополучной ночью, когда флейтист ворвался в его кабинет и в его жизнь.

– На следующей неделе.

– Думаете, сдадите успешно?

– Думаю, да.

Его голос по-прежнему звучал холодно, почти сухо.

– Гишар сказал мне, что вы мечтали попасть на набережную Орфевр.

– Мечтал.

– А что же теперь?

– Не знаю.

– Я считаю, что там вы будете на своем месте, и хотя вы мне нужны здесь, я намерен предпринять некоторые действия в этом направлении.

Мегрэ, у которого к горлу подступил комок, не говорил ни слова. Он был сердит. В глубине души он до сих пор не мог простить их всех: своего комиссара, семейство Жандро, сотрудников сыскной полиции и, возможно, даже Гишара, которого боготворил, как когда-то своего отца.

Однако, если Гишар…

Он смутно сознавал, что правы, к сожалению, были они. Скандал ничего бы не дал. В любом случае Лиз Жандро оправдали бы.

В чем же тогда дело?

Получается, он сердился на жизнь, и его ошибка состояла в том, что он ее не понимал?

Как бы то ни было, он не собирался продаваться. И в долгу у комиссара Ле Брета быть не хотел.

– Я подожду своей очереди, – выдавил он из себя.

На следующий же день его вызвали на набережную Орфевр.

– Все еще сердитесь, дружок? – спросил его главный, положив руку ему на плечо.

Мегрэ не смог сдержаться и, как мальчишка, запальчиво выпалил:

– Это Лиз Жандро убила Боба!

– Возможно.

– Вы об этом знали?

– Догадывался. Если бы это сделал ее брат, Луи бы собой не пожертвовал.

Окна, выходившие на Сену, были раскрыты. Буксиры, тащившие за собой вереницу барж, включали сирену и опускали трубу, перед тем как пройти под мостом. Трамваи, автобусы, фиакры и такси беспрерывно сновали по мосту Сен-Мишель, а тротуары выглядели наряднее благодаря светлым женским платьям.

– Присаживайтесь, мой дорогой.

Урок, преподанный ему в тот день отеческим тоном, не фигурировал ни в одном из учебников о научных методах расследования преступлений.

– Понимаете? Причинять как можно меньше вреда. К чему бы привел скандал?

– К правде.

– Какой правде?

И большой босс подвел итог: