Замкнутое пространство (сборник) - Алексей Смирнов

— Слева, — выдохнул Топорище, на бегу тыча пальцем в сторону.

Захария Фролыч, задыхаясь, посмотрел и увидел второго, летевшего наперерез.

До новостроек было еще очень далеко.

— Вот, мать… — забормотал в отчаянии Будтов. — Кто… они… такие…

— Напроказил ты где-то… Фролыч… нагадил…

Они бежали из последних сил.

Топот приближался, свистела цепь, раскручиваемая в воздухе. Второй нападавший вдруг остановился и чуть присел.

— Ложись, Фролыч!! — заорал вдруг Топорище и толкнул Будтова в грязь. Тот влетел в нее с размаху, лицом, раскровенив бровь о кусок арматуры.

Слева дважды бабахнуло, но пули прошли высоко.

Цепь опустилась на спину Захарии Фролыча. Стрелявший, держа пистолет двумя руками, стволом вверх, запрыгал по кочкам, спеша принять участие в расправе.

Топорище подпрыгнул. Его каблук, отлетевший почти начисто, впечатался в переносицу негодяя. Тот опешил, на секунду опустил руки; Топорище прыгнул опять, развернулся в полете и той же ногой ударил его в висок. Мужчина упал, второй остановился и начал снова наводить пистолет. Топорище, выдернув из пальцев покойника цепь, бросился навстречу. Цепь, завернувшись петлей, захватила оружие, и очередная пуля унеслась к хмельным хохочущим звездам. Петля переместилась на шею; стрелок подскочил и взбрыкнул ногами, пытаясь дотянуться до горла. Но Топорище, как бы и не участвуя ни в чем, слегка пошевелился, и голова нападавшего, увлекаемая цепью, быстро провернулась на триста шестьдесят градусов.

Глава 3

Дудин, закончив предварительный опрос жильцов, вышел из подъезда, размял сигарету и задумчиво уставился на табличку с номерами квартир. Скверное дело: никто ничего не видел. На четвертом этаже проживали две почтенные семьи: нищенствующего хирурга и ницшеанствующего православного батюшки. Слепые невинные агнцы. На пятом — очередной алкаш, одного поля ягода с Захарией Фролычем, но этот даже не справился с собственным замком и не открыл Дудину дверь. Плюс молодняк, крутивший рэп и не слышавший никакого взрыва. Этих Дудин машинально взял на заметку, припомнив поганку и личико. А вся надежда, стало быть, на Цогоева. Лейтенант вздохнул, думая, что к этому моменту Дато Арсенович уже рассказал, что было и чего не было, а может — и сознался, и даже приписал себе лично раздвоение на двух водопроводчиков, которых он так неосторожно заметил.

Но в целом Дудин был готов расслабиться, надеясь на теорию вероятности и больше ничего серьезного не ожидая — во всяком случае, от предстоящей ночи. И зря, конечно, понадеялся. Стоило ему устроиться на переднем сидении газика, как поступил сигнал: трупы на пустыре, что находился рядом с местного значения супермаркетом. Две штуки, и многие слышали стрельбу. Дудин разразился приличествующей бранью, велел ехать на пустырь и долго стоял там, рассматривая при свете табельного фонаря бездыханные тела. Никого из потерпевших он, разумеется, раньше в глаза не видел. Какие-то странные ребята: одеты простенько, дешево, но в лицах даже после смерти осталось нечто такое… несовместимое ни с ландшафтом, ни с грязными сапогами — не говоря уже о быстром и бесславном конце. Никакого оружия при убитых не нашли.

— Доставьте сюда задержанного, — вдруг сказал Дудин, сам для себя неожиданно. Светлые идеи редко приходили в его служивую голову. — Черного. Если жив.

Потом он долго ждал, пока привезут Цогоева. Нехорошее предчувствие постепенно превращалось в уверенность. Мысль, конечно, была ценной, да только что он будет делать, если окажется прав?

И он-таки оказался прав: Цогоев — вернее, то, что раньше им называлось, — немедленно узнало в мертвецах недавних рабочих. А потому, узнав, оно — то, что раньше, как подмечено, являлось Цогоевым, — подлежало освобождению. Во всяком случае, по данному делу. Под подписку. Дудин взглянул на руки черного и понял, что тот не сможет ничего подписать. Чтобы держать ручку, нужны как минимум пальцы.

Покуда он гадал, под каким соусом отпустить кавказца, ситуация осложнилась. Дудин получил приказ немедленно вернуться к месту взрывного происшествия. Пришлось все бросить, садиться в машину и ехать обратно. В полной растерянности лейтенант вышел из газика, поднялся на третий этаж.

— Добрались все-таки, — сплюнул он сухо, без слюны.

На пороге собственной квартиры лежал Вова-Волнорез, одетый для выхода в свет. Пиджак, корочки, цепи, перстни. Разбившиеся при падении «котлы». Кулаки сжаты, пальцы не разведены — значит, застали врасплох. И горло перерезано.

— Под самым носом, — застонал Дудин, прикрывая глазами рукой. — О-о, что теперь начнется…

Он невольно каламбурил, поминая нос, анатомически близкий к горлу, хотя в виду имел совсем другое, в совокупности своей носа не имеющее.

Топорище привел задыхавшегося Будтова в незнакомый подвал, где оба решили отсидеться. То и дело басили толстые, кишечные трубы; откуда-то капало, пару раз пробегали крысы. Захария Фролыч, обессилевший, сидел прямо на холодном каменном полу, привалившись к огромному ржавому вентилю. Нащупав «льдинку», он свернул ей голову и начал было пить, но, поперхнувшись, вспомнил о своем избавителе и протянул ополовиненный пузырек Топорищу.

— Давай-давай, — буркнул Топорище, ведя себя все более загадочно. Не в его правилах было отказываться от угощения — к тому же заслуженного. Может, сюда заявятся, — объяснил он свой отказ Будтову, который оправился достаточно, чтобы удивиться. — Будем отбиваться, надо держаться в форме.

Захария Фролыч, слабо проклиная себя за слабую же волю, допил до дна. Ну и что, что товарищ отказался? Сейчас не выпил — выпил бы потом. Со стороны Захарии Фролыча — обыкновенное свинство, черная неблагодарность.

— Ты где так махаться выучился? — спросил он вежливо, хотя в действительности, при сложившихся обстоятельствах и ощущениях, истоки боевого мастерства представляли для него второстепенный интерес.

— В десанте, — осклабился Топорище. — Вишь — осталось, не пропало… Я и не так могу.

Будтов помолчал.

— Что же ты… — начал он осторожно и не стал продолжать. Всякое бывает, зачем лезть человеку в душу.

— Срок дали за хулиганку, — объяснил Топорище. — За злостную. Два года как от хозяина. Уменье, говорю, не пропало, а жисть пропала…

— Да, не зарекайся, — вздохнул Будтов. Помолчал, выказывая сочувствие и понимание.

— А, наплевать, — и Топорище высморкался в пальцы. Стряхнув выделение, он заявил: — Давай, земеля, подумаем, как дальше быть.

— Надо переждать, — ответил Захария Фролыч. Ничего другого ему в голову не приходило.

— А потом?

Будтов беспомощно усмехнулся и развел руками.

— Потом… Ты ж их положил?

— А то как же.

— Ну, и все…

— Рано ты успокоился, Фролыч.

Будтов и сам чувствовал, что рано, но после «льдинки» ему сделалось так хорошо и сонно, что любая опасность казалась далекой и несущественной.

— Думаешь, видел кто?

— Что там видел… Даже если и видел… Я про другое.

— Так говори, чего там, — расслабленно промямлил Будтов.

— А чего говорить… Это ты скажи, зачем по тебе стреляли.

— Я почем знаю. Отморозки, вот и стреляли.

— Ну-ну. А Дашку кто поил?

— Ты ж там был, не я.

— Я не был, врешь.

— И я не был.

— Че ты разводишь! — рассердился Топорище. — Мне это надо? Давай, не кемарь!.. Он ведь про тебя спрашивал.

— Да она фуфло двигает.

— Да? Что ж он — просто так ей стакан налил?

— Может, и не налил. Мало ли, что она скажет.

— Оно конечно. А я не так думаю. Ты, Фролыч, важной птицей заделался. У вас, я слышал, взорвали кого-то?

— Не успели. Ментовскую жопу только царапнули.

— Все равно. Бомба-то где лежала?

— В парадняке, под батареей.

— Ну вот, а ты говоришь!

— Да я-то причем?

— А притом. Может, ты видел кого?

— Ничего я не видел! Спал. Потом с Василием треснули, а скоро рвануло. Это в бандюгу метили, который на третьем этаже. Жаль, он целый остался. Его кореша мне как-то раз вломили, думал — все… Сломали аж два ребра.

Будтов расстроился. Спаситель превращался в мучителя, допрашивал, блаженство испарялось. Он сунул руку в карман, перебрал монеты. Плохи твои дела, Фролыч, сказал он себе. Мало осталось.

Топорище сидел, глубоко задумавшись.

— Может, они след путают, — сказал он с фальшивой неуверенностью. Дескать, бандюга не при чем…

— Вот уж додумался. Это на меня-то, с бомбой? Кто ж поверит? Менты?

— Да, менты не поверят, — Топорище пожевал губами. — Правильно мыслишь. Значит, остается одно: где-то ты им перешел дорогу.

— Е-мое, спал я!

— Ты всегда спишь, — последовал непонятный ответ.