Расплата - Брайан Моррисон

Над витринами на веревках, протянутых поперек улицы, сушилось застиранное белье. Там и сям на подоконниках за ржавыми железными решетками боролась за жизнь герань, которую, видно, не часто поливали. Разбитые оконные стекла кое-как держались на месте только благодаря грязной изоляционной ленте.

Фургон поехал быстрее, Кельтум тоже нажала на газ.

— Здесь! — кивком указал Билл.

Девушка посмотрела в том направлении — позолоченными медными буквами по черной плите, висевшей над самым входом в здание, было написано: «Гостиница». С одной стороны парадного располагалась прачечная с сушилкой, из которой высовывалась написанная от руки записка: «Неисправно», а с другой — грязная бакалейная лавка, весь тротуар перед ней был завален коробками из-под фруктов. Проехали гостиницу.

— Вот, — прошептал Билл, не оборачиваясь. — Теперь я знаю, куда мне идти.

— Куда?

— К Тати, — улыбнулся он.

— Когда вы наконец станете серьезным, — недоверчиво оглядев его, произнесла Кельтум.

— А я и так очень серьезный. Мне нужно купить там одежду.

Она раздраженно посмотрела на него, казалось, вот-вот взорвется.

— Вы? Кто вам поверит, что вы одеваетесь у Тати? Вы смеетесь над нами, да?

Он молчал, обдумывая ее реакцию. Магазины Тати, забитые до потолка грошовой одеждой, заводским браком, товарами обанкротившихся мастерских, были известны в третьем мире несравненно больше, чем магазины Кристиана Диора. Чернокожие матери семейств прилетают в Париж из какой-нибудь Гвинеи-Бисау с пачками денег и клочками бумажек, на которых нацарапано «Тати», — в полной уверенности, что любой парижанин, если он, конечно, обладает изысканным вкусом, покажет им дорогу в магазины Тати. Для североафриканки Кельтум одеваться у Тати было бы предательством, способствующим укреплению позорного, по ее мнению, стереотипа.

— Я вовсе не смеюсь, — сказал Билл, примирительно дотронувшись до ее рукава. — Поверьте мне, это серьезно. Мне нужно одеться так, чтобы раствориться в толпе, — он кивнул на проходивших мимо людей. — Вы видели грязные кабаки возле гостиницы, где живет наш приятель, — он ткнул пальцем в фирменный знак под маленьким игроком в поло, вышитым на кармане его рубашки. — Скажите по совести, как будет выглядеть здесь эта вещь из магазина Ральфа Лорана? — Выражение ее лица смягчилось легкой улыбкой. Он тоже улыбнулся. — Еще примут за сутенера. Чего я меньше всего хочу — это чтобы они заметили меня и решили, что я слежу за ними. Я просто должен стать частью местного пейзажа, а Тати поможет мне, Кельтум.

Она остановила машину на широком бульваре. Через дорогу, как раз напротив них, был магазин. Билл натянул на самые глаза бейсбольную шапочку.

— Итак, договорились? Вы ждете меня в квартире и никуда не уходите, пока я не позвоню. Если Лантье сказал правду, мне может срочно понадобиться помощь.

— Ждать мужчин — разве не для этого созданы арабские женщины? — По ее лицу невозможно было понять, шутит она или говорит серьезно.

— Ммм. Если до завтрашнего вечера не дождетесь моего звонка, позвоните вот по этому номеру и скажите Лантье, что со мной случилось несчастье. — Он постучал пальцем по конверту, на который он переписал номер телефона, надел очки и вышел на замусоренный тротуар.

Он постоял несколько секунд возле закрытого ставнями газетного киоска, вглядываясь в лица людей, сновавших на противоположной стороне улицы у входа в магазин, — нет ли среди них чересчур настороженных и внимательных? Таковыми могут быть переодетые полицейские и администраторы магазинов. Сосредоточил внимание на нескольких европейцах, выделявшихся в толпе африканцев и азиатов, навьюченных нейлоновыми сумками с розовыми и синими полосами — эмблемой Тати, но тоже не заметил ничего подозрительного. В отличие от по-своему преуспевающих африканцев и азиатов европейцы выглядели подавленно, как люди, потерявшие надежду на успех и опускающиеся на дно. Билл понурил голову, опустил плечи, имитируя их состояние, и перешел на другую сторону бульвара.

Он протиснулся сквозь толпу покупателей, копавшихся в куче брюк из синтетики, сваленных на выносном прилавке, и прошел в глубь магазина. Постоял, осмотрелся. Вокруг бурлил водоворот: люди, словно изголодавшиеся гиены, набрасывались на прилавки с одеждой, вытаскивали приглянувшиеся вещи из кучи, внимательно рассматривали их, потом отбрасывали. Казалось, сам воздух был наполнен летающей одеждой. Билл почувствовал себя обезумевшей от вегетарианства акулой и, работая плечами, ринулся в схватку за своей долей.

Менее чем через десять минут он уже держал в руках три комплекта белья, носки, пару рубашек неопределенной расцветки, свитер из акрила, стоивший четверть цены носков, которые он обычно носил, две пары коричневых брюк с навечно застроченными для удобства стрелками и нейлоновую куртку на молниях цвета засохшей горчицы. Потом направился в отдел обуви. Все туфли выглядели так, словно их вырезали из одного блока полипропилена. Он положил их на место, взял пару ярких синтетических кроссовок и направился со всем своим добром в примерочную.

Еще через десять бесконечных минут он переместился в начало очереди. Стоявшие перед ним широкобедрые арабки, узколицые арабы, величавые африканские матроны в огромных чалмах, делавших их на целый фут выше Билла, разошлись, и он наконец вошел в кабинку. Задернул занавеси, облегченно вздохнул и начал переодеваться.

Прислонившись к стенке кабинки, он с мрачной улыбкой разглядывал свое отражение в зеркале. Рубашка была чуть велика, из-под коротких брюк на целые полдюйма выглядывали носки. Он натянул свитер, надел куртку на молниях и опять посмотрелся в зеркало. Свитер оказался чуть тесным в груди, а рукава куртки — слишком длинными. Как раз то, что ему и было нужно. Одежда была грошовая, и то, что она была совсем новая, не имело никакого значения. Он теперь ничем не отличался от бедняков, каких пруд пруди в больших городах, людей, оказавшихся на грани нищеты и в отчаянии приехавших в своей лучшей одежде на поиски удачи, которую им так и не суждено найти.

Билл вышел из магазина, одетый с ног до головы во все новое, а свою прежнюю одежду и остальные покупки засунул в полосатую сумку.

Выщербленные деревянные ступени вели на темную площадку, а лестница поднималась на верхние этажи. Она была слабо освещена лампочкой, висевшей высоко под потолком. Прямо перед ним была распахнутая настежь дверь, а чтобы она не закрылась, ручку привязали бечевкой к вбитому в стену гвоздю. Билл остановился, глубоко вздохнул, поморщился от едких, неприятных запахов, которыми был пропитан воздух. Где-то наверху с шумом спустили воду в уборной, хлопнула дверь, кто-то медленно прошаркал по коридору. Билл ссутулился и шагнул внутрь.

Это была грязноватая, закоптелая комната администратора. Узкая конторка, грязная, протертая до основания, прожженная во многих местах дорожка на полу, маленький столик с плохо настроенным телевизором — вот и вся мебель. Билл подождал несколько секунд. Наконец худощавый араб с узким, изможденным лицом, наверняка выглядевший много старше своих лет, неохотно оторвался от телевизора и неприязненно взглянул на него.

— Что вам надо?

— Да вот, ищу комнату, — уныло промямлил Билл с видом человека, который уже привычно приготовился к тому, что ему откажут — даже в таком месте, и робко пожал плечами.

Администратор с презрительной усмешкой оглядел Билла, словно заподозрил, что его дурачат.

— Есть комната с душем, — промычал он и снова отвернулся к телевизору, убежденный, что и так слишком много внимания уделил никчемному посетителю.

— Сколько? — отважился спросить Билл, словно извиняясь за свою назойливость.

Араб снова нехотя обернулся и смерил его взглядом. Лукавое изумление выразилось на его лице.

— Сто десять франков, — ответил он и резко прибавил: — За ночь, — как будто опасался, что Билл вознамерится за эти деньги прожить целую неделю, да еще и со столом.

Билл сделал вид, что раздумывает, и беззвучно пошевелил губами, подсчитывая что-то в уме. Попросить его показать комнату? — колебался он и в конце концов отказался от этой мысли. Турист, возможно, настоял бы на этом, но человеку в его положении не положено быть самоуверенным и привередливым.

— Ладно, — выпалил он с хорошо разыгранной необдуманной опрометчивостью. — Согласен.

— На сколько дней?

Билл уставился на администратора, не зная, что ответить.

— Неделю? Если проживете неделю, скидка десять процентов.

Билл кивнул, улыбнулся, благодарный за совет, и полез в карман. По давно заведенному правилу почти все его деньги лежали во внутреннем кармане. Он вынул смятые бумажки, специально приготовленные для этой цели, отсчитал плату за неделю, положил деньги на конторку, нежно разгладил каждую банкноту, словно ему было очень жаль с ними расставаться. Администратор неприязненно следил за движениями его рук, у него был вид только что проигравшего в карты. Билл придвинул деньги, уныло посмотрел на оставшиеся несколько бумажек, взял ключ, который администратор бросил перед ним на конторку. Араб быстро убрал тонкую пачечку денег и, не отрывая глаз от экрана телевизора, кивнул головой на лестницу.