Освобождение шпиона - Данил Корецкий

Он перевел дух.

— Короче, Бруно Аллегро — это как бы фирма, знак качества, пропуск в большой мир, понимаешь? Вот раньше были Пушкин с Тургеневым, Штирлиц там, Аркадий Райкин, ну и так далее… А теперь есть Бруно Аллегро. Это я. Понял?

Башмакин уставился на него с неопределенным выражением, вызванным, возможно, частичной атрофией лицевых мышц за долгие годы одиночества.

— А я сперва подумал, ты карлик, — проговорил он наконец.

— Я не карлик!! — нахмурился Бруно, сжимая увесистые кулаки. — Заруби это себе на носу! Карликов не бывает! Бывают маленькие люди!

Он выпятил челюсть и стал смотреть в другую сторону. Ноздри его воинственно расширялись. Он не любил таких разговоров.

— Но как не бывает? Они здесь живут, под землей! — продолжал настаивать караульный. — Только они голые и у них шерсть, как у обезьян… Я с ними воевал даже. Они Борисенко убили, склады мои пытались грабить. Я думал, ты один из них. Только они по-русски не говорят, и вообще… Как первобытные люди…

Все имеет свои пределы, а сдержанность и политкорректность Бруно Аллегро — особенно. И теперь они закончились.

— Ты на что намекаешь? — Бруно сидел на железных коробках с пулеметными лентами, но сейчас встал и взял за горлышко почти пустую бутылку. — Я что — голый? Или у меня шерсть обезьянья? Или я говорю плохо? Это ты скрежещешь, половину слов не разберешь!

— Так и я ж об этом! — миролюбиво проговорил Башмакин. — Ты и одет, и грамотный, и вообще…

— Ну?

— Ты мог бы сам стать вождем, — сказал Башмакин осторожно. Он видел, что Бруно недоволен, и пытался как-то смягчить обиду.

— Каким еще вождем? Американским? — Бруно действительно смягчился и вместо того, чтобы разбить бутылку о голову Башмакина, вылил остатки коньяка в свой стакан.

— Нет, ихним. Подземных кар… Маленьких людей, то есть. У тебя бы получилось. А я бы тебе помог… Они меня Богом считают…

— Да брось порожняки гонять! — Бруно даже стакан до рта не донес.

— Точно! Статую мою сделали, молятся на нее, жертвы приносят! — приосанившись, сказал Башмакин.

Это была чистая правда, и он был рад, что хоть в чем-то может сравняться со столь важным гостем.

— Хочешь, пойдем, я тебе все это покажу!

Бруно как раз пил, потому только небрежно отмахнулся свободной рукой. А доев икру, пояснил:

— На фиг мне быть тут вождем?

— Можно Президентом, — поправился часовой.

— Бруно Аплегро — это больше, чем президент, — назидательно сказал карлик. — Я такую кассу делаю! Меня любят и ценят. Они там просто не переживут, если я похороню себя здесь, под землей…

Башмакин помолчал, потом оглянулся и понизил голос.

— Дело, конечно, ваше, товарищ Бруно, только я пришел к такому умозаключению: вождю всегда хорошо! Неважно, правит он страной, или подземным племенем. Потому что он все равно самый главный, все ему подчиняются, у него все есть: лучшая еда, золото, женщины…

— Не гони, Башмак!

Бруно презрительно скривился.

— Да, да, я сам это испытал! Потому что я был главнее ихних вождей. Так они мне и золота нанесли, и…

Башмакин перешел на шепот.

— И женщин молоденьких приводили, я жил с тремя, только они старятся быстро… Потому я и про трусы спрашивал — эти-то вообще ничего не носят…

— Эх, пацан, когда поднимемся, я тебя с Эльзой познакомлю, или с Ингой. Тогда ты поймешь кое-что про женщин, — снисходительно произнес Бруно.

И тут же подумал, что эти избалованные сучки вряд ли станут знакомиться с таким страшилищем, тем более что ни золотой карты «Америкен Экспресс», ни сберкнижки «Банка Москвы», ни даже ста долларов у него нет, никогда не было и вряд ли когда-то будет.

— Ну, или с другими телками познакомимся… — неуверенно сказал он и замолчал. Что-то услышал. Посветил фонарем в сторону Разлома. — А-а! Вон, видишь?! Это Леший лезет сюда! — воскликнул он торжествующе, показывая рукой. — Тоже не может без меня! За какой-то час соскучился!

Башнабаш ничего не ответил. Он давно заметил, как люди на той стороне навели переправу с помощью тросов и по одному перебрались на его берег. Теперь они направлялись сюда — сильные, рослые, незнакомые солдаты в необычной одежде, несущие необычные запахи мира, который успел стать чужим.

— Да, я вижу, — сказал он.

Полувековая вахта рядового Башмакина подошла к концу.

Бруно потребовал еще генеральского коньяку и правительственных деликатесов. И поскольку Башнабаш свою вахту уже сдал, то скупердяйничать не стал: принес с продовольственного спецсклада сумку банок, баночек, вакуумных упаковок и ярких бутылок, выставил на стол в жилом отсеке Бункера: на, дорогой товарищ Бруно, угощайся от души, ешь, как говорится, от пуза, ни в чем себе не отказывай!

Человек-звезда дважды просить себя не заставил: подхватил боевой армейский нож образца 1947 года, повскрывал невиданные консервы, повыдергивал заморские пробки и принялся метать в себя устриц, гусиную печень, копченую колбасу, обильно запивая все это великолепие виски и коньяком.

— Налетай, братва, тут всем хватит! — щедро приглашал он занятых своим делом «тоннельщиков», но те только изредка хватали куски на лету да спрашивали у Башмакина:

— Так сколько, говорите, вам лет?

— Семьдесят четыре, — в десятый раз отвечал Башмакин.

Бойцы только плечами пожимали, стараясь не смотреть в лицо местного долгожителя. А к спиртному они вообще не притрагивались, опасаясь Лешего.

Тот закончил беглый осмотр «Старой Ветки» и командного пункта. На удивление, все выглядело так, словно было отстроено лет шесть-десять назад. Даже латунные светильники и бронзовая фурнитура в «генеральской» половине не потускнели. Дизель-генератор, собранный в 49-м году, исправно работал и давал нужное напряжение. Большая часть оружия и боеприпасов в арсенале законсервированы, а все, что использовалось во время несения службы, было вычищено и смазано. И тоже вид имело вполне рабочий: «шпагины», «дегтяревы», «судаевы» образца сороковых — как новенькие. Во время своих многочисленных диггерских «закидок» Леший обычно находил их проржавленными, с полусгнившими прикладами, разбитыми казенниками и чаще всего не подлежащими восстановлению, годными разве что для музейных экспозиций… А сейчас его не отпускала мысль, что он каким-то образом перенесся в далекие сороковые. И даже еще дальше, в средневековье, что ли: на КП он обнаружил целый склад старинных украшений, монет, утвари, которые Башмакин получил в дар от карликов.

Одно складское помещение его, правда, удивило: узкое — два на три метра, и пустое. Боковые стенки, как и везде, светлые, стальные, а торцевая стена сложена из черных кирпичей странноватой формы — не ровные прямоугольники, а со слегка скошенными сторонами, вроде пирамидок, оттого между ними щели имеются. Он посветил фонариком, а за кирпичами еще с метр пространства, а дальше еще одна стена блестит — такая же, как остальные…

Разбираться ни с чем Леший не собирался — и так голова кругом идет. Вернувшись, спросил между делом у местного старожила, что это за комната странная? И почему она пустая? И с двумя стенками?

— Так это «третий склад», — туманно ответил Башмакин. — Там вода была и порошок для регенератора. Их давно израсходовали.

— Кстати, сколько вам лет, говорите? — переключился Леший. — Семьдесят четыре?!

— Так точно! — каркнул Башмакин, вконец севшим голосом.

Хорошо, что он много разговаривал сам с собой, вроде тренировался, иначе бы совсем говорить разучился. И все же сегодня он поставил рекорд болтливости. А голос его в самом деле походил на воронье карканье, тут Бруно не ошибся.

Леший только головой покрутил.

— А на вид больше пятидесяти не дашь! С глазами вот только… Не болят от фонарей-то?

— Это заслуга товарища Сталина, что ничего не болит, — сказал Башмакин. — Благодаря его лекарствам — и молодость сохранил, и здоровье, и умней стал, и вижу в темноте. Про «сталинские таблетки» слышали?

— Не приходилось, — признался Леший. — Но выглядите молодо!

На самом деле выглядел Башмакин не молодо и не старо, он просто утратил возрастные признаки — вместе с какой-то частью человеческого облика, наверное. Хотя сохранил на удивление крепкое тело и ясный ум.

Сдавая оружие в склад под опись, он легко, будто играючи, тащил с Полосниковым 50-килограммовый ДШК, а автоматы навешивал на плечи связками.

— Если хотите, поделюсь секретами, — Башмакин неожиданно подмигнул Лешему жутким пустым глазом. — Подскажу вам парочку препаратов с нашего аптечного склада! И для здоровья, и раны заживлять, и от похмелья, кстати, прекрасно помогает!..

— Бери от похмелья, — заорал Бруно, оттирая от крошек жирную, пропитанную коньяком бороду. Сейчас она напоминала коврик для вытирания ног, на котором разбили пакет с праздничными деликатесами. — И на мою долю захвати!