Избранники Тёмных сил - Наталья Якобсон

Марсель поднял голову и несказанно удивился, увидев перед собой Августина. Что это, галлюцинация, шутки Эдвина или же все-таки реальность? Ему даже захотелось пощупать мягкие светлые кудри, чтобы убедиться, что Августин, действительно, здесь, настоящий, живой и тщетно стремящийся удержать бушующую в нем ярость.

— Думаешь, стоит начертить пару колдовских символов вокруг косяка, и я не смогу переступить порог?

Августин сжал кулаки и тихо выругался. Ни один блаженный не стал бы ругаться так. Очевидно, лицемерить перед художником он считал излишним.

Как он вошел? Марсель нехотя обернулся на дверь. Ведь она же заперта, как инквизитор, даже самый выдающийся, может пройти через запертую дверь в жилье колдуна.

— Ты считаешь меня колдуном? — прямо спросил Марсель.

— А разве ты не колдун? — Августин также решил говорить без обиняков и вел себя в чужом жилье, мягко говоря, нагло.

— Ты пришел арестовать меня?

— Стал бы я волочить тебя в суд в одиночку без помощи охранников? Ты ведь можешь призвать на помощь тайные силы?

— Разве ты не святой? Разве не можешь одолеть колдунов.

Августин горько, насмешливо хохотнул.

— Не притворяйся болваном, — произнес он. — Мы оба знаем, кто мы с тобой есть? Маски сорваны, не так ли? Ты знаешь правду обо мне, я о тебе.

— Я ничего не понимаю, — Марсель следил за тем, как Августин расхаживает из угла в угол и ищет взглядом хоть что-то, на чем можно выразить свой гнев. Наконец он остановился и что-то пробормотал себе под нос, какую-то фразу на непонятном языке. Марселю показалось, что однажды он слышал, как Эдвин говорит на том же самом странном наречии.

— Ты думаешь, у тебя у одного есть неземные покровители? — вдруг спросил Августин.

— Каким образом ты прознал о такой незначительной персоне, как я? Тебя интересуют бедные художники?

— Ты давно уже не бедный, во всяком случае, можешь попросить поддержки у своего покровителя. Король может снабдить одного бездельника и золотом, и слугами, и безопасным убежищем. Тебе больше не придется продавать свои работы кому попало.

— Как ты узнал обо мне? — настаивал Марсель.

Вместо объяснений Августин протянул ему скомканный листок бумаги. Точно такая же бумага, какую Марсель купил у Камиля. Знакомая текстура была приятно для пальцев, и в то же время на ней, как будто огнем полыхали следы от прикосновений Августина.

Марсель развернул лист и узнал собственный рисунок. Тот рисунок, который он никому не продавал. Он только недавно скопировал фреску со стены подвала, где обитали тени. Он нарисовал свою прекрасную королеву, попирающей дракона. Змей свился кольцами у нее в ногах. У рисунка и фрески было лишь одно отличие. Марселю почему-то захотелось нарисовать за спиной красавицы темные огромные крылья, почти такие же, как у Эдвина. Эти крылья, как будто причисляли ее к сонму небожителей.

— Откуда ты это взял? — Марсель был растерян и возмущен. — Ты украл рисунок? Или подослал кого-то из своих слуг?

Августин отрицательно покачал головой. Он успокоился и застыл, прислонившись к стене. Ярость сменилась меланхолией.

— Это то, из-за чего ты собирался казнить меня?

— Нет, — возразил Августин и бережно коснулся листа краями пальцев. — Это то, что спасло тебя от казни.

Очевидно, решив, что говорить больше не о чем, Августин двинулся к входной двери.

— Отопри ее! — приказал он.

— Разве ты не можешь пройти сквозь нее?

— Я ничего не могу без их помощи, а они сейчас далеко, — пробормотал он, полагая, что собеседник все понимает. — Им не нравится твой покровитель.

— Ключ висит на крючке, — далеко не любезно сообщил Марсель.

Августин скорчил гримасу, будто хотел сказать «какой же ты ленивый», но, очевидно, вспомнил о том, что пришел незваным, и сам потянулся за ключом.

— Держи ухо востро, — со зловещей ухмылкой предупредил он. — Иначе, кто-нибудь снова украдет твои творения, и что произойдет в том случае, если они попадут не ко мне?

Не прощаясь, он переступил порог и даже не потрудился прикрыть дверь. Всего лишь на миг мелькнула на лестнице его золотистая голова, зашуршали полы длинного одеяния, и все стихло. Марсель остался наедине со своими мыслями, а красавица на рисунке, как будто, улыбалась. Марсель внезапно подумал, что если бы она сама в живую сейчас явилась перед ним, дама в короне и с крыльями, то он бы услышал от нее всего несколько слов «Это я спасла тебя». Ему стало жутко от того, что у него так разыгралось воображения. Увидеть ее саму это еще не так уж плохо, но, что если под ее ступнями он увидит свившегося кольцами змея, ощутит холод, исходящий от его сверкающий чешуи, что если яд с его раздвоенного жала капнет на ковер и взорвется исками пламени. Марселю не хотелось ощутить жар драконьего огня. Живые золотые кольца под ступней красавицы, как будто извивались даже на рисунке.

Неужели за один этот рисунок Марселя могли бы отправить на костер? Неужели Августин считает, что он писал все свои мистические картины с живой натуры?

Почему Августин так возненавидел его с первого взгляда? Потому что он подопечный Эдвина? Потому что ему, бедному художнику, покровительствует тот, кто посмел встать на пути у могущественного инквизитора.

Эдвин бросил вызов в лицо сильнейшему и одержал победу. Сам Марсель не смог бы пойти против устоявшихся жестоких обычаев ради чьей-то жизни, а Эдвин оказался настолько благороден, что защитил абсолютно чужих ему детей. Все ли ангелы такие отзывчивые, готовые помочь в беде. Марсель был горд от осознания того, что имеет такого друга. А то, что Эдвин намекает на какую-то страшную тайну, это ведь совсем не важно.

Марсель, как мог, разгладил смятый рисунок и положил его в альбом вместе с другими. Возможно, ему только показалось, что на бумаге, талантливо исписанной карандашом, запечатлены несколько поцелуев и слезы. Было сложно поверить в то, что Августин касался рисунка губами, что он плакал над ним. Он вообще не мог плакать над тем, что считал колдовским изобретением. Порой казалось, что он совсем ничего не чувствует, кроме ненависти ко всему человечеству, ко всем тем людям, которые вначале причинили ему страдания, а потом, когда он сделался символом, стали поклоняться ему. Что ему до этого змея и до красавицы, нарисованной на листе бумаги?

Теперь бумага сильно потрепалась и обветшала. Марсель решил, что, как только отдохнет, первым делом скопирует рисунок, чтобы сохранить его. Ведь потрепанный лист может порваться от легкого неосторожного прикосновения. Можно будет даже нарисовать новую картину. Марсель начал работать над триптихом и решил, что в средней его части будет очень красиво разместить именно это изображение только уже не в карандаше, а в красках. Ему нужны будут сандал, кармин и та удивительная смесь, которой он сам добился, чтобы создать сияющий золотой цвет для змеиной шкуры и хрупких крышек на спинке у змея. Что может быть прекраснее золотого ореола в центре окутанной таинственным мраком картины? Марсель невольно сравнил крылья дракона на своем первом мистическом творении с зарей, точно с такой же зарей, которая, казалось, всегда окутывала Эдвина. Свет, исходивший от него, в контрасте с тьмой становился более лучистым.