Год вольфрама - Рауль Герра Гарридо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эти люди совершенно ничего не понимают и не умеют хранить свои культурные богатства.
— Хорошо еще, что они не устроили в церковном замке футбольного поля, как того хотел кое-кто из местных деятелей.
— Кстати, если вам нужна помощь, мы можем поговорить с губернатором, доном Карлосом Ариасом Наварро.
— Благодарю, предоставьте это делю мне, я сам поговорю с кем надо.
— Я вижу, вы человек щепетильный.
Мистер Уайт предпочел переменить тему:
— Не хотите ли взять на память какую-нибудь книгу? Вот ту, например, «Controversum foresinum»[29], автор Франчисчи Нигри Чириаичи, Мантуя, апрель 1638 года. Посмотрите, какие здесь великолепные иллюстрации!
— По-моему, мы совершили бы кощунство.
— А так ее мыши сгрызут.
Бум для наглядности вонзил зубы в толстенный фолиант.
— Да, книга, конечно, отличная, я ее, пожалуй, возьму.
— Будет лучше, если вы выйдете первыми, чтобы нас не видели вместе.
Антонио Моурело затем рассказывал в таверне об их встрече в монастыре, плел что-то насчет мирного договора и заговора в верхах, но поскольку все считали его дурачком, ему не очень-то поверили.
— Ну и еще что там делали немцы, Галоши?
— Они сперли книгу.
— А Англичанин?
— Он-то ничего не взял, он мужик серьезный.
23
От визга свиньи с непривычки мороз по коже подирает, она начинает визжать еще до того, как в нее вонзают железное острие, ей непонятно, почему накануне ее целый день морили голодом, а утром четыре крепких парня схватили и связали за ноги, свинья визжит, чуя свой смертный час, человек же встречает смерть со сжатыми губами, к счастью для свиньи, она не может осмыслить своего конца, животные расстаются с жизнью, не понимая, что происходит, но при этом испускают страшные вопли, в то время как люди, вернее некоторые из них, зная, что умирают, предпочитают хранить молчание, визг свиньи, когда ее опрокидывают над корытом, пронзителен как сирена, и в тот же миг мясник Вилья ловким ударом ножа перерезает ей горло.
— Вот и вся недолга!
Горячая струя свежей крови бьет фонтаном, и Нисе, отскочив в сторону, подставляет деревянную бадью, где уже лежит нарезанный кольцами лук, затем она встряхивает ее, чтобы кровь не свернулась, нет ничего лучше свежей крови для приготовления пышных блинчиков, ох и хороши на десерт, так и тают во рту, нечто похожее на crêpes, которые делают со свиной кровью в местечке Гран Марнье.
— Любуешься на дело рук своих, палач?
— Ур-ра! Сегодня у нас пир на весь мир!
— Ну-ка, Вилья, спой!
Во дворе царит праздничное оживление, свежие свиные потроха еще дымятся и пахнут одуряюще, пробуждая низменные инстинкты, Вилья напевает похабные куплеты, остальные мужчины ему подпевают.
— Лучше бы язык попридержали, не забывайте, что здесь дамы находятся!
— Ежели вы про меня, то можете не беспокоиться, сеньор священник, я вам приготовлю такой ботильо, пальчики оближете, где вы еще такую вкуснятину отведаете!
Ботильо — особый вид колбасы, делают его только в Бьерсо, толстая кишка набивается мясом с косточками, приправленным острым перцем, и коптится в течение нескольких месяцев, подают ботильо с нежными, как салат, листьями репы или отварным картофелем.
— Да, еще про кровяную колбасу не забудьте!
Падре Ансельмо, священник церкви Пресвятой девы в Ангустиасе, приподнял сутану, как бы не испачкать ее кровью, и процитировал на память:
— Вот скот, который вам можно есть: волы, овцы, козы, олень, и серна, и буйвол, и лань, и зубр, и камелонард, всякий скот, у которого раздвоены копыта и на обоих копытах глубокий разрез, и который скот жует жвачку, тот ешьте. Только сих не ешьте из жующих жвачку и имеющих раздвоенные копыта с глубоким разрезом: верблюда, зайца и тушканчика, потому что хотя они жуют жвачку, но копыта у них не раздвоены, нечисты они для вас; и свиньи, потому что копыта у нее раздвоены, но не жует жвачки, нечиста она для вас, не ешьте мяса их и к трупам их не прикасайтесь…
— Да ладно, падре, ваш закон для сарацинов написан и прочих мавров, а мы их отсюда давно изгнали.
— Так сказано в Библии, Второзаконие, глава 14, стих с 4 по 8.
Однако ветеринар Исидоро Папалагинда не сдавался:
— Библию надо по-научному толковать, там скорее всего имелся в виду дикий кабан, а кому его мясо может прийтись по душе?
— Я лишь напомнил то, что сказано в Библии, наука меня не интересует, не хочу гореть в аду.
— А вы, дон Анхель, что скажете? вы ведь ученый человек.
— Не желаю портить себе праздник. У меня здесь сегодня собрались родственники и друзья, и нам совершенно безразлично, что там говорится в Библии!
Аптекарь был на верху блаженства, он пригласил на обед, как в добрые старые времена, самых близких, родственников и приятелей, а они у него были повсюду, от Вильяфранки до Килоса, всех позвал, кроме Энедины Колдуньи, которую нашли мертвой в ее бамбуковом креслице накануне праздника Святого Роке, все произошло точно так, как она сама себе наворожила.
— Я вовсе не хотел омрачать вам такой праздник, дон Анхель.
— Дон Ансельмо, у нас в церкви, в Ангустиасе, на барельефе двери изображен Младенец Иисус, играющий в карты со Святым Антонием, у него еще «червы» в руках.
— Вы совершенно правы, но с чего вы вдруг об этом вспомнили?
— Раз уж зашла речь о толковании, то ведь игра в карты запрещена, а тут сам Младенец Иисус играет, выходит, в Какабелосе это не считается грехом, а значит, и свинину есть не запрещено.
— Ну если говорить о Какабелосе, то о морали здесь и понятия не имеют.
— Это точно.
— Вы у меня просто камень с души снимаете, я ведь страсть как люблю свиную колбасу.
— Ну и сукин сын наш священник! — встрял в разговор Папалагинда. — Главное, нельзя кастрировать борова раньше времени, тогда он быстрее вырастет и не будет таким жирным.
— Точь-в-точь как наш брат мужик.
Гостей стали приглашать к столу. Ветеринар, решив завершить шутку, глубокомысленно изрек:
— Для Бьерсо лучшая порода — йоркширская.
— Думаю, у нашего борова там черт-те чего намешано, но мясо
