Опасайтесь бешеного пса - Валерий Воскобойников

Он и бросился туда по лестнице вверх, когда толканул старуху в руки омоновцев. По дороге Волк чуть не сбил мужичонку с бородкой интеллигента и кудрями вокруг небольшой лысины. Мужичонка как раз выходил из квартиры, Волк даже подумал — не затолкнуть ли его назад, а самому влететь следом. Но тут как раз на лестницу выскочили два омоновца. Пришлось быстро уходить наверх.

Пробежав по длинному чердаку мимо грязного матраса и кучи драных пальто, которыми укрывался бомж, — там была даже электроплитка с помятым алюминиевым чайником, Волк увидел, что дверь на другую лестницу тоже приоткрыта. По ней он и закувыркался, предварительно захлопнув ее на замок и для верности засунув в скобы ржавый напильник, валявшийся на полу. Те, что поджидают внизу во дворе, вряд ли станут дежурить у соседнего подъезда: они глядят на лестницу, где квартира терпилы. Только на это он и рассчитывал.

На этом его пруха и закончилась. Неожиданно он обнаружил, что сидит, точнее, стоит в клетке.

Эх, волчара ты волчара! Дурная у тебя жизнь! Все против тебя, даже лестницу превратил в собственный капкан. Сиди теперь, как мышь в мышеловке! Выше — стальная дверь, ведущая на чердак — ее теперь динамитом или автогеном разве что возьмешь, но ни того ни другого у Волка не было. Снизу — клетка от пола до потолка, наверное, какой-нибудь новый русский поставил, чтобы оградить свою берлогу от чердака. Волк пробовал поработать напильником, который сдуру засунул в скобы двери, но этот напильник в задницу бы Спотыкачу, чтоб у него разведка толком работала!

Сиди теперь тут, как в карцере, и баланды никто не принесет. Хоть самому себе ментов заказывай.

Сначала, когда он слышал шаги и голоса тех, кто его сюда погнал, было даже весело.

— Ты на крышу, на крышу посмотри! Он за трубой затаился, куда еще ему деться.

Волк услышал, как один из них полез на крышу. Оттуда прозвучал голос:

— Тут уже сто лет никто не ходил — пылищи, жуткое дело. Ни одного следа.

— Не по воздуху же он пролетел. Говорил шефу, нужно кинолога с собакой. Ну ладно, пойдем. Эта дверь задраена, здесь он не мог проскочить.

Голоса звучали совсем рядом, и Волк с другой стороны двери подначивал их про себя:

— Давай, давай, дергай, оторви руку, пинкертон хренов!

Но дверь дергать не стали.

— Кинолога обязательно нужно!

— Кинологи есть, собак нет хороших. С виду зверь зверем, а нюха нет. Обещали немецких овчарок, настоящих, из Германии. Их знаешь, как там сейчас называют — компьютер с клыками.

— Нам-то где ж их взять!

Голоса удалились, Волк посидел на каменном полу под дверью — не о клетку же лбом биться — даже подремал, а потом решил выбираться. И только тогда он понял, в какую попал мышеловку.

Можно выстрелить из пистолета по замку. Хотя, если дверь сделана из хорошего металла, пуля не возьмет. Да и глушака нету. После грохота, который разлетится по лестнице, жильцы сразу закажут для него конвой. А если пуля замок не пробьет — пиши явку с повинной.

Волк снова взялся за напильник, но даже заметных царапин не оставил.

Но слишком грустить он не стал — решил дожидаться хозяина, который отгородился от чердака сначала стальной дверью, а потом еще и решеткой. С новым русским, если он не жлобяра, всегда можно договориться.

Голос появился с другой стороны. Вроде Волк и не спал, но шагов не слышал.

— Эй, друг! Как тебя, Волчара? Хорошо сидишь?

Волчарой его называли лишь несколько доверенных людей. Для остальных он был Волком. А также Витькой Волковым. Но голос был незнакомым, хотя и веселым.

Он даже подумал, не чудится ли ему. Но вроде бы все было наяву.

«Отозваться, нет? — думал он напряженно. — А вдруг менты его вычислили и берут на арапа?»

— Да не напрягайся, ты меня не знаешь. Я тебе пришел чейндж предложить. Примешь — открою. Нет — подыхай, как крыса.

— Ну? — решил отозваться Волк. — Какой еще чейндж?

— Простой: ты мне — того папу Карлу, который тебя сюда напарафинил, а я тебе — свежий ветер и все четыре стороны. Усек?

— Не, это мне в лом.

— Тогда сиди, — голос проговорил это очень доброжелательно. — Да, забыл сказать, эта лестница — нежилая. На ней все двери кирпичом заложены. Кроме одной. Но тот хозяин далеко. В Австралии. Так что ты из своего ствола пали, тренируйся.

Это, конечно, меняло дело.

— Слышь, голосок! Ты мне квас не гони! — решил вступить в переговоры Волк. — Ты сначала дверь отвори, а там, если нужно, потолкуем.

Волку даже весело стало от того, какое имя он придумал этому голосу.

— Уже дело.

— Ты только своим ментам скажи, чтоб вниз спускались. — В последний момент Волка обуяли подозрения. Уж больно легко у них все происходило. — Или думал, своим понтом меня раздерманил?

— Скажу, если снова сюда надумают подняться. А пока я тут один с тобой держу разговор.

— Да ладно, голосок, открывай, чего там! Волк приготовил ствол. Если за спиной у этого доброхота в самом деле никакого омона не стоит, что похоже на правду, то ему же, доброхоту, хуже. И не Волк станет у него выкупаться, а наоборот, причем цену Волк назначит сам.

В двери стал медленно поворачиваться ключ.

Наконец она распахнулась. В то же мгновение Волк прыгнул в свободное пространство и направил в пустоту ствол.

— Да ты не скачи! — произнес со смехом тот же голос. — Мне твоя жизнь не за надобностью, мне от тебя только чейндж нужен.

Волк повернулся на голос и в тени большой кирпичной трубы, оставшейся от прежних времен, увидел силуэт того самого мужичонки-интеллигента, который стоял в дверях своей квартиры, когда он, Волк, рванул на чердак. Мужичонка был в спортивном костюме и стоптанных кроссовках, словно собирался на прогулку.

Было с кем базар вести! Этого-то он одним ударом по макушке расплющит о пол, только слякоть останется. Только сначала выяснит, откуда мужичонка проведал его имя.

Он даже ствол хотел опустить — понял, что за спиной доброхота никто не маячит. Но в последний момент решил нагнать на него страху.

— Чейнджа тебе? — теперь у Волка был совсем другой голос.

Одно дело сидеть в клетке и ждать милости от природы, другое — самому управлять этим придурковатым доброхотом. В голосе появилась сила и злая ярость.

— Чейнджа тебе? — переспросил Волк. — Ладушки. Будет чейндж. Руки за голову! — прикрикнул он так, как кричали несколько раз на него при арестах.

Он хотел было положить мужичонку мордой в пол, но потом подумал, что тогда, обыскивая, придется нагнуться. А это он не любил — спина с детства была у него негнущаяся, жесткая.

— К стене!

— Ой, Волчара, зря ты так пристебываешься! В голосе мужичка не было страха, наоборот, он звучал уверенно и весело, что Волка слегка смутило.

— К какой стене-то вставать?

— К этой, — показал он стволом на ближнюю.

Внезапно мужичок взвился в воздух и, совершив немыслимый прыжок, сразу очутился рядом. Следующим его движением был резкий удар носком правой ноги по колену Волка. Удар был настолько резким, словно Волка били топором. И, выронив пистолет, Волчара шагнул было в сторону, чтобы удержать равновесие, но, ощутив, как колено его разламывается на части, повалился на угольную гарь.

— Предупреждали тебя, не ходи в нашу калитку, так ты через забор полез, — также весело, словно ничего не происходило, произнес мужик, шагнул к пистолету и подбросил его ногой ближе.

«Добьет сейчас», — подумал Волк. Он-то сам добил бы обязательно, если б был сейчас на месте мужика.

— Итак, чейндж? — беззаботно спросил, как теперь выяснилось, далеко не придурочный доброхот. — Имя?

— Да ладно тебе, уж и пошутить нельзя. Слышь, мужичок, зачем ногу-то поломал? — Когда нужно, Волк умел и поскулить. — Я как теперь по лестнице спущусь, меня ж мусора заметут. Мне что, на одной ноге теперь прыгать?

— А ты не прыгай, ты ползи. Не скажешь, кто послал, на вторую ногу калекой сделаю. Ну?!

— Скунс меня послал, вот кто. Понял? А потому базар отменяется. Если ты слыхал про такого.

Волк, кривясь от огня, полыхавшего в колене, наблюдал за реакцией мужика: сейчас-то он и вздрогнет, услышав имечко, раз такой конкретный. Но реакция мужика была неожиданной.

— Скунс? — Он развеселился, даже присел на старое кресло, стоявшее у стены. — Кто же у нас нынче себе надумал такую кликуху? Уж не твой ли Спотыкач?

Спотыкача мужик знать не мог. Но выходило, что знал. И тогда получалось, что мужик — тот самый, на кого любил намекать сам Спотыкач, поднимая глаза к потолку. Он и в этот раз, инструктируя, тоже говорил:

— Тому человеку нужно удружить.

Значит, мужик и был последним в их цепочке, при больших погонах. Каким-нибудь генералом. И даже не простым генералом, а с двумя или тремя звездами. С таким человеком и разговор должен быть другим.