Убийственные болоньезе - Нина Демина

Как иногда полезно спуститься с небес, думала Тина, не было бы ее разрыва с Бернсом, никогда бы она не узнала широту души Нарьян-Марского дьявола. История киношной карьеры Ивана поражала своей банальностью. Травма. Куда деваться бедному юниору? Начал пьянствовать, вести беспорядочную половую жизнь. Однажды проснулся рядом с такой "синюшкой", что до венерического диспансера бежал бегом.

Слава богу, обошлось, видать, совсем был пьян, но зато доктор, который обследовал Ванечку, поразился его природным данным и тут же позвонил Бернсу.

Больше Ванечка не пил. Прошел полное обследование и явился на кастинг. Бернс был впечатлен. Так Ванечка стал Андреем Болконским.

Клюкин, без пригляда Давида, крепко надирался на съемках, что огорчало Михалыча, и заброшенные окрестности оглашались его жалобами. Актеры резались в записного дурака, иногда расписывали пульку, но в отличие от других сезонных кампаний – студенческих отрядов, трудовых бригад, спортивных сборов – никто не крутил романов и не занимался любовью в свободное от работы время.

Бернс вернулся с Французской Ривьеры и сразу нагрянул в Альметевку. Вместе с ним нагрянула и непогода. Демонстрируя шикарный загар Любочка Егорова, захлебываясь от восторга, делилась впечатлениями. Весь дамский коллектив дружно ей завидовал.

Удивительно, но когда Тина приезжала после отдыха с Бернсом, никто не лез к ней с расспросами, никто не восхищался великолепными Тинкиными ножками в виртуальных чулках из тропического загара. Неужели она была такая недоступная? Или дамы боялись сближаться с всесильной фавориткой продюсера, ведь женской дружбы век недолог, а ненависть чувство более постоянное? А в итоге, как лишена была Тина дамского признания тогда, так же одинока и теперь. Бернс устроил разбор материала, отснятого во время его отсутствия, и остался им доволен. Хоть это радует, не надо переснимать сцены в холодную ветреную погоду, вот если бы сия процедура была бесплатной, Бернс непременно развлекся бы, заставляя Тинку мерзнуть неглиже. Но поскольку каждый кадр и каждая минута пребывания в Альметевке стоила Бернсу денег, то, учитывая грядущие траты на отопления трейлеров, Бернс дал команду сняться с якоря. По прибытию в родной город пришлось Тине испытать еще одно унижение. Бернс отдал распоряжение провести тщательное медицинское обследование актрисы Тины Гранд. Объемная карта Тины легла на стол продюсера. Неужто и в правду хочет заменить ее Любочкой? Давид рассказал ей, что Бернс вызвал лучших специалистов и устроил Любочке фотосессию, которая закончилась полным ее провалом. Любочка неплоха во второстепенных ролях, но главную ей не потянуть, нет в ней того шарма и легкости, которые отличают Тину. Статистка и все тут. Во что свято верила Тина, так это в Бернсов здравый смысл – несмотря на всепоглощающее желание втоптать Тину в грязь, он ни за что не поставит свое детище "Венус" в ситуацию, близкую к неуспеху. Деньги, деньги!

А Тина приносила доход, как золотоносная жила, и ее надо разрабатывать, пока она в самом спелом возрасте, что называется в соку. Но эти попытки Бернса вывести ее из себя невероятно подтачивали нервную систему, Тина стала плохо спать, что немедленно отразилось на ее внешности. Бернс сбавил обороты, дал Тине выходной, оплатил самый лучший салон красоты.

Тина лежала на массажном столе, когда в салон приехал Бернс. Один. Без Любочки.

Бесцеремонно зашел в массажный кабинет, уселся на оттоманку, высоко закинув ногу на ногу, задравшаяся брючина открыла миру черные хлопчатобумажные носки. Тина снова закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на ощущениях, но ничего не получалось, от Бернса исходили сильные волны. Крепкого сложения массажистка в финальном аккорде пробежалась пальцами по обнаженной спине, и накрыла Тину простынею.

– Минут десять полежите, – посоветовала она и деликатно удалилась из кабинета.

Тина молча ждала, когда Бернс объявит, чем она обязана такому внезапному визиту.

Бернс встал с оттоманки и приблизился к массажному столу.

– Тина… – начал он. – Может я в чем-то и виноват, я не святой, но у нас есть шанс вернуть… ну, в общем, все как было… ты как?

Тина молчала. Бернс засопел, стал отмерять шагами метраж кабинетика, от стены до стены.

– Ну, что ты молчишь? Презираешь… А как я переживаю! Ты бы знала! Вот тебе все, как с гуся вода, кукла бессердечная… – тут Бернс споткнулся, вспомнив, что пришел не за тем, чтобы ругаться с Тиной.

Тина лежала без движения, не реагируя на страстный монолог и топот вокруг массажного стола.

– Соскучился я Тиночка, золотко… – тут Бернс, не сдержав чувств, откинул простынь и припал губами к загорелой и пахнущей кремом спине опальной звезды.

Вот тут Тина и взбрыкнула. Вскочила, натянув до подбородка простынь, и гневно бросила в лицо Романа Израилевича:

– Да идите вы! К Любочке, – внесла уточнение и, перекинув простынь через плечо на манер римской тоги, гордо вскинула голову.

– Лапушка, ну ее лягушку эту! Скукотища, чесслово! – весьма эмоционально прореагировал Роман Израилевич на напутствие Тины.

– Найдете в вашем лягушатнике другую, – хмыкнула Тина.

– Тинушка…- заныл Бернс, подбираясь ближе.

– Держите себя в руках, Роман Израилевич, – дистанцировалась Тина, – забыли уже, как обвиняли меня в связях со всем мужским населением Ангельска?

– Все ревность проклятая! А от чего? От того, что люблю тебя больше жизни! Давай помиримся? А?

– У вас всегда другие виноваты. Не хочу мириться! Мне и без ваших "любовей" – намекнула на увлечение Бернса Любочкой, – прекрасно!

– Тинушка… Прости меня старика, не знал, как заставить тебя пожалеть о сказанных словах, помнишь ведь? Что сказала-то, помнишь?

– Под каждым подпишусь.

– Старым чертом меня назвала…

– Что вас обидело сильнее – "черт" или "старый"?

– Насмехаешься надо мной. Смейся, только мириться давай? А?

– Черт с вами…

– Со мной, со мной, иди ко мне моя лапушка, – Бернс ухватил пухлой ладошкой за край простыни. Тина хмуро смотрела из-под рыжей челки, но понимала, что шанс надо использовать.

– Еще раз полезете ко мне драться, Роман Израилевич, только вы меня и увидите, клянусь, уеду в Питер! – пригрозила Тина.

– Не буду, не буду, – радостно притоптывая, обещал Бернс, – иди, обними своего Романа.

Началось, обреченно подумала Тина, но, распахнув простыню и объятья, повернулась к Роману Израилевичу. Он восхищенно присвистнул.

– Богиня!

Глава двадцать первая

На радостях Бернс закатил шикарный ужин и даже позволил себе выпить лишку.

Сейчас он храпел в Тинкиной постели, не хотел ехать домой, позвонил Розе Исааковне, что бы не волновалась, и остался. Тина, как на грех не могла уснуть, посмотрела реалити-шоу, заполнившие ночной эфир, выпила травяного чаю, сон не шел. Наверное, думала она, из-за наполненного событиями дня, косметических процедур, массажа и, конечно же, последовавшего примирения с продюсером. Голова ее была занята разными мыслями, о наступающей осени, о выздоравливающей Веточке, о никак не кончающихся съемках, о расследовании, о Далакяне… Кстати, дурно было бы не воспользоваться случаем, идущим прямо в руки, Бернс спит, как убитый, можно покопаться у него в бумагах, просмотреть телефонные номера на мобильном, да и по карманам пошарить никто не запретит, а вдруг повезет…Тинка вскочила, заглянула в спальню, откуда доносились трели Бернса, и на цыпочках прокралась внутрь. Пиджак и брюки продюсера Тинка повесила в шкаф, отличной кожи портфель Бернс бросил в будуарное кресло у туалетного столика. Тина оперлась коленом на упругий матрас и прислушалась к дыханию Романа Израилевича. Спит, как сурок. Она осторожно, стараясь не производить шума, раздвинула зеркальные дверцы шкафа. От одежды пахло ее любимыми духами, рука потянулась к кашемировым кофточкам и кардиганам, коснулась мягкой шерсти, любовно прошлась по шелковым блузам, задержалась на тончайших, кружевных оборках нижнего белья. Эх, а вот и монстрообразный, по сравнению с Тинкиными тряпочками, костюм Бернса. Рука скользнула в нагрудный карман пиджака, вытащила узкий серебряный футляр-визитницу, несколько стодолларовых купюр, и положила их обратно, не меняя порядка. В боковых карманах Бернс не держал ничего, брюки осматривать не стала, если бы там что-нибудь было, то выпало бы, когда она вешала их на плечики. Итог – ничего представляющего интереса Тина не нашла. Тихонько закрыла шкаф, выхватила из кресла Бернсов портфель, и бесшумно вышла из спальни, прикрыв за собой дверь.