Имена мертвых - Людмила Белаш

К адресу и каминным часам в стиле рококо прилагались звание «государственный советник юстиции» и малая золотая медаль «Почетный сотрудник полиции»; два последних подарка означали, что Веге будет платить меньше налогов и получать больше пенсии, а также может выступать адвокатом в Верховном Суде.

А могли бы дать чин бригадного комиссара!..

Вместо этого Веге перевели в начальники архивного отдела. Преимуществом было то, что отдел находился в Дьенне, и Веге не приходилось каждое утро ездить в Мунхит.

Все бы хорошо — работа тихая, без спешки. Но эти компьютеры… сканеры… принтеры… Веге был служакой старой закалки; он привык, что документ лежит в папке, папка стоит на полке, а номер дела вписан в книгу учета. И клавиатура компьютера, столь обманчиво схожая с пишущей машинкой, означала совсем иное, и движение пальца отражалось не на бумаге, а на экране, причем совершенно неожиданно и зачастую непонятно. Shift-Alt, Ctrl-Ins — все это злило и бесило Веге, а от галиматьи, которой сыпали молодые унтер-офицеры и инспекторы, с ума можно было сойти — «макрос», «мегабайт»…

Как, скажите, вложить в эту треклятую электронную память циркуляр за подписью министра? Текст — чепуха, дело в удостоверяющей бумагу подписи! Росчерк неповторим, как отпечатки пальцев!.. Веге распорядился, чтобы министерские приказы не сканировались, а хранились в архиве первой важности. Унтер-офицеры — так ему казалось — тихо смеялись за стеллажами.

Но Веге не спешил на покой. У нас не Франция, по возрасту на пенсию не выгоняют, да и жалованье… Кроме того, он писал мемуары. «Записки следователя» — не больше и не меньше.

Не хотелось оставлять службу еще и потому, что в Веге нуждались его питомцы; пусть лучше приходят на рабочее место, чем находят его дома в кресле-качалке.

Вот и Рикки Мондор с озабоченным лицом явился. Он инспектор, но Веге помнил его юным унтером, когда Рихард после полицейской школы прибыл на службу в «крипо». Жаль, что за очередным званием парень ушел в окружную полицию…

— Доброе утро, сьер комиссар.

— Здравствуй, Рикки, здравствуй. — Веге закрыл толстую тетрадь рукописей. Своевременный визит; как раз чтобы отвлечься от непростого места в мемуарах. Как описать период службы с 1942 по 1945 год?.. Веге подыскивал округлые, удобные слова: «В это сложное и тяжелое для нашей страны время мы честно исполняли свой долг…» Ох, трудно рассказывать о тех забытых временах. И хорошо, что очевидцев нет.

— Какие проблемы, сынок?

— Кладбищенское дело.

— А-а-а, я знаю. Сущая нелепица. Вооруженный налет с целью осквернения могилы — что может быть глупей?

— Все равно приходится расследовать. Как раз об этом я хотел поговорить с вами.

— Ну-с, Рикки, я к твоим услугам вместе со своей склерозной памятью, — Веге умел пошутить над собой, но от других людей подобных шуточек не потерпел бы.

Рихард Мондор подумал, что неплохо дожить до таких лет, как Веге, и сохранить полную ясность ума. Старику явно не грозит маразм; иные его ровесники уже спеклись, а этот хоть куда, только одряб и пятнами пошел, как старый пес.

— Речь идет об оружии налетчика. Сторож кладбища ориентировочно опознал его как маузер К-96, более точно образец не определяется. Все, у кого есть такие пистолеты — в округе их девять человек, коллекционеры, — это солидные, почтенные люди, их оружие хранится надежно, и, разумеется, ни они сами, ни их домашние не совпадают с фотороботом нападавшего.

— Да, — согласился Веге, изучив рисунок сторожа, — похоже на образец 1898 или классический, 1912 года. Увесистая и громоздкая машинка, но многим нынешним даст фору.

— Я просмотрел оперативные сводки по оружию лет за десять — маузер калибра 7,63 миллиметра не встречается, — с досадой продолжал Мондор. — Вышел из употребления, боеприпасы к нему не производятся… Может быть, вы что-нибудь подскажете, сьер комиссар?

— Имитация, Рикки.

— В том-то и дело, что вряд ли это игрушка. Имитаторов маузера один в один нет в продаже, они не модные. Мы отработали этот вариант — никаких зацепок… К тому же имитации — из легких сплавов, их нетрудно носить за поясом, а налетчик принес его в портфеле — значит, вещь цельная, из настоящего металла.

— Так-так, — оживился Веге, — весьма любопытная деталька… Что ж, Рикки, ты обратился по адресу. В ваших оперативках этих сведений и быть не может, все они — у нас, в архиве. А еще больше — в моей старой голове. Итак, слушай и запоминай — последний раз калибр 7,63 звучал в королевстве весной 1971-го, в «Кровавую неделю». Президент Союза предпринимателей — Густав Реглин — тебе это имя напоминает о чем-нибудь?..

— О, вот когда!.. — Рихард вздернул голову. «Кровавая неделя», ну как же! Восемь убийств самых уважаемых граждан округа — да что там округа, трое были персонами государственного, почти — европейского масштаба! — совершенные за семь суток и оставшиеся нераскрытыми…

— Было времечко, — Веге вздохнул, ворочаясь в кресле. — Директоров, банкиров и судейских шпокали за здорово живешь, как глиняных голубков в тире. «Буржуазные свиньи» — так они их называли, эти леваки и анархисты. Мы тогда напряглись, прочистили страну как следует и вывели левацкую заразу. Но снайпера «Кровавой недели» выследить и взять не удалось, как ни печально. Было несколько версий, в частности — что он баск или ирландский боевик, вызванный на помощь нашим террористам. Как бы то ни было — ушел, стервец! Оставил восемь трупов и ушел. И какие трупы — персона к персоне, как камни в колье!..

— Работал соло? не группа действовала? — любознательный Мондор живо заинтересовался стародавним делом; за текучкой порой так устанешь, что тянет полистать старинные подшивки документов, где все уже расследовано, решено и кончено.

— Снайпер в городе, — назидательно поднял перст Веге, — тем более со множеством заданий, не может без бригады. Разведка, связь, прикрытие, обеспечение — итого стрелок нуждается минимум в четырех пособниках. Но почерк, Рикки! почерк убийцы строго индивидуален. Шестерых он сделал тщательно, спокойно оборудовав позиции в заранее выбранных местах; бил с дистанции до девятисот метров из винтовки типа французской «F1». И двоих — из маузера, с руки, метров с двухсот. Виртуозная работа!.. Где задрипанные анархисты взяли этакого мастера, я до сих пор ума не приложу. Хочешь взглянуть? Его фоторобот сохранился, можно найти.

Пока унтер-офицер отыскивал нужную папку, Веге еще глубже погрузился в воспоминания:

— Я даже о генетике подумал, когда сопоставлял факты. Свойства передаются потомству; значит, сын может наследовать не только внешность…

— Чей сын?

— О, это уже седая древность!., я тогда служил в Юго-Западной провинции, в Сан-Сильвере. Был там один редкостный умелец головы дырявить, проходил по делу банды Марвина, и тоже, кстати, маузер использовал — тогда эти игрушки применялись чаще. Ему сейчас было бы… где-нибудь за шестьдесят; не вспомню точно год рождения… Женат он не был, но девчонки по нему обмирали. На суде, когда ему назначили расстрел, шлюхи ревели в три ручья. Вот и подумалось — не подарил ли он какой-нибудь из них младенчика на память?.. Но если бы такой наследник объявился, он бы прогремел и до, и после «Кровавой недели», ибо стрелок должен стрелять, как рыбак — рыбачить.

Тем временем унтер принес и положил на стол требуемую подшивку; Веге раскрыл ее торжественно, словно показывал Мондору собрание редких марок.

— Вот он, сынок. Эту физиономию мы собирали из кусочков при пяти свидетелях, которым повезло его увидеть мельком.

— Смешно… — проронил вполголоса Рихард, изучая портрет.

— Тогда, сынок, нам было не до смеха…

— Простите, я не то хотел сказать. — Рихард вновь раскрыл свою папку. — Поглядите на фоторобот налетчика с кладбища.

Веге молча переводил взгляд с папки на папку, сравнивая вновь и вновь:

— Знаешь ли, некое сходство имеется… Но это же не фотографии.

— Конечно, совпадение случайное. Меня не поймут, если я возьму в работу версию о парне с маузером, появляющемся аккуратно раз в двадцать лет. — Рихард с легким сердцем убрал бумаги.

— Да-да… — рассеянно покивал Веге, думая о чем-то ином. — Разумеется, это не тот. Тот сейчас выглядит гораздо старше, если жив… И это не манера снайпера — размахивать стволом, чтоб напугать кладбищенского сторожа.

Инспектор Мондор вежливо поблагодарил комиссара Веге за полезную и содержательную беседу, после чего откланялся — ему предстояло много беготни и разговоров о бестолковом деле Новых Самаритян.

Но Веге не мог выбросить из головы эту историю. Материалы «Кровавой недели» лежали поверх рукописи мемуаров, и ему невольно казалось, что бумаги, повествующие о событиях разных лет, нашли друг друга и сложились вместе не случайно.

Дело банды Марвина. Дело «Кровавой недели». Дело Новых Самаритян. И везде — одно лицо и схожее оружие. Это лицо комиссар помнил прекрасно, потому что почти год просидел тэт-а-тэт с тем, чей образ зыбко проступал из наборных фотороботов.