Абсолютное Зло и другие парадоксы объективной этики - Илья Свободин

Указанная задача технически хорошо изучена, поскольку гомо-сапиенс занимается этим всю свою историю. Для нас важно, какие коррективы вносит в нее этика. Очевидно, важно не допустить чрезмерного, неоправданного насилия. Поэтому приоритет остается за наименее насильственными действиями, из которых главные – все та же пропаганда и агитация, и конечно поддержка любого правого дела, помощь людям борющимся за правду. Этика дает в руки борцам сознание правоты, правильности целей и средств, ставит их на высокую моральную позицию, которая сама по себе является мощным оружием. Она помогает сформулировать привлекательные социальные концепции, проекты, позволяет доминировать в пространстве публичной дискуссии, в общественном сознании. Как установили ученые, если в обществе накапливается критическая масса убежденных людей – всего около 10% – остальные бездумно перенимают их убеждения. В этом и заключается первая цель – привлечь достаточно разумных людей, набрать критическую массу и занять моральные высоты общества. Тогда следующими шагами может быть мирная политическая борьба в сочетании с массовыми ненасильственными акциями – гражданским неповиновением, демонстрациями и митингами, стачками и бойкотом, обструкцией и саботажем (если последний не затрагивает непричастных).

Однако, если насилие в обществе достигает высокой степени, методы сопротивления неизбежно становятся все более жесткими и даже жестокими, и чем репрессивнее система, тем более жестокие методы оправданы. Как мы помним, этика не против адекватного ответного насилия, важно лишь определить «адекватность» и области ее применения.

Наиболее очевидной границей является запрет на гласность. Свобода мнений – базовое условия договора. Если люди могут выразить несогласие – есть основа для диалога. Причем в общественной дискуссии не должно быть закрытых тем, включая призывы к насилию. Если же власть затыкает рты, преследует за мысли – активное, в том числе физическое насилие становится единственным выходом, и его целью является как раз свобода слова. Однако, ясность этой границы, как и любой моральной границы – кажущаяся. Не существует безграничной свободы слова, как не существует и абсолютного безгласия. На практике всегда имеется спектр возможностей. У зла обычно преимущество – ему доступны информационные ресурсы, которых нет и не может быть у борцов за свободу. Соответственно, по мере того, как фактическая свобода слова выхолащивается, а ресурсы борцов тают, оправданы становятся все более жесткие методы борьбы.

Одним из них может быть…

[ЗАПРЕЩЕНО ЦЕНЗУРОЙ: УК РФ, Статья 205.2 принятая в нарушение Российского Законодательства (Конституция РФ, Статьи 29.1, 29.5.) и Международного Права (UN Declaration of Human Rights, Article 19; Covenant on Civil and Political Rights, Article 19.2)]

33б Соразмерность, ложь, компромисс

В диапазоне от просвещения до террора адекватными могут оказаться любые методы. Допустим, при наличии формальных свобод экономическое насилие превращает их в фикции. Информационные и прочие ресурсы остаются в руках олигархии и эту ситуацию нельзя исправить ни трудом, ни убеждением, ни голосованием на выборах. Что делать? Искать более действенные методы. Является ли таковым физическое насилие? Очевидно да. Тот же подход, я думаю, уместен в случае финансового контроля. Особенностью современного этапа развития общества является тотальный контроль – власть полностью контролирует все сферы жизни человека. Таким образом, борцы оказываются уязвимы много больше, чем раньше. В частности, экономическая независимость необходимая для борьбы практически невозможна. Это делает допустимым «противозаконную» добычу средств, что может показаться неправильно с обывательской точки зрения. Однако почему ограбить или еще как-то принудить к финансовому содействию банкира-ростовщика, спекулянта или игрока на бирже, не говоря о представителях власти и силовых структур поощряющих и защищающих паразитизм, неправильно?

Но как узнать что именно приемлемо, что адекватно? К сожалению, формальных методов у героической морали нет, а требование этики об адекватности в значительной степени нейтрализуется отсутствием договора. Так что вполне вероятно, адекватное насилие может выглядеть несоразмерным, ибо соразмерность имеет смысл в условиях реального или потенциального договора – это, например, случайные проступки и ошибки, умеренная внешняя опасность. Но если нет ни договора, ни надежды на него, если речь зашла о выживании, ответ может быть любым вплоть до многократно превосходящего – здесь полный приоритет героической морали. При этом важно не упустить момент, когда угроза ослабла и появилась перспектива договора – тогда требование адекватности ответного насилия приобретает обязательность.

Повторю эту мысль – соразмерность насилия есть требование этики, которая не только руководит обществом вне чрезвычайной ситуации, но и актуальна при возможности договора внутри ее. Найти границу этики и героической морали – задача нетривиальная. Поэтому при всех вариациях средств, активное сопротивление должно быть морально оправданным, как впрочем и применение насилия вообще. Это значит любая акция, включая наказание, месть и даже отпор внешней агрессии, нуждается в обосновании обьясняющим цель и соразмерность ответа – например, список конкретных вин/злоупотреблений, анализ средств. Разумеется, не являются таким оправданием обещания будущих благ и тем более утопические сказки о «светлом будущем», как делали уничтожая СССР демократизаторы или Российскую Империю – большевики. Произвольное, необоснованное, не ответное насилие – прямое воплощение зла. Вы спросите – а как же свобода, наше общее благо? Разве не ради нее вся борьба? Да, но вспомните о средствах. Свобода не подходит в качестве оправдания насилия в силу ее парадоксальности – превратить свободу в цель можно только путем договора.

Вы скажете – но ведь твердо установить вину конкретного человека может только суд! Правильно. Выход в том, чтобы суд происходил по особой, упрощенной процедуре «частичного» консенсуса, учитывающей как можно больше мнений сторонников свободы. Ее справедливость опирается на обьективную этику, а обязательными предпосылками применения являются, во-первых, тяжесть и очевидность вины, а во-вторых, невозможность нормального судебного разбирательства. Цель суда – избежать ошибок и продемонстрировать моральную правоту. Если обстоятельства оправдывают, суд может выносить групповое обвинение, например в случае внешней агрессии трудно или невозможно выяснить вину каждого вражеского война. Отсюда видно, что уже сам факт принадлежности к агрессивной, властной, преступной и иной группе противопоставляющей себя обществу, может являться отягчающим и даже решающим фактором определения вины.

Таким образом, проблема соразмерности ответного насилия решается его моральным обоснованием. Цели и средства насилия должны изначально пройти проверку этичной судебной процедурой, а затем периодически пересматриваться с тем, чтобы соответствовать изменившейся ситуации, с тем, чтобы не упустить момент возможности договора. Но как узнать, когда пора договариваться? Поскольку договор предполагает хоть и моральное, но все же равенство сторон, наиболее подходящей ситуацией будет примерное равновесие сил – так сторонам легче не только отказаться от противоборства, но и осознать свое равенство. Если же стороны заведомо неравны, то даже при желании найти взаимоприемлемое решение нелегко – сильной стороне собственная позиция будет казаться более правильной, а слабая, при этом, может пойти на компромисс подчиняясь силе и скрывая истинные намерения.

Вы спросите – а как узнать, честна ли противоположная сторона? Прежде всего надо понять с кем мы имеем дело. Люди, в отличие от уродов, обладают способностью раскаяться и исправиться. Это дает основание для более взвешенного отношения к ним. Так, если враг придерживается определенных моральных норм, есть надежда на компромисс и взаимное согласие. Однако патологические уроды, лжецы, безнадежны. Договор с ними невозможен, а значит пересмотр стратегии вряд ли необходим – допустимы любые меры, вплоть до полного уничтожения.

Здесь есть смысл вернуться к вопросу о том, можно ли убивать несогласных. Надеюсь, сейчас он стал понятнее. Если смертельный враг не согласен на договор, у нас не остается выбора – кто-то должен умереть. И даже если он под давлением вдруг согласится на переговоры, неясно как ему доверять. В этом вопросе главное – не допустить ошибки, убедиться что нет взаимного непонимания.

Поэтому так важно надежное выявление морального уродства. К сожалению, сделать это не всегда легко. Самое очевидное – ясный, сознательный отказ от договора. Это сразу указывает на уродство, потому что