Спартанский лев - Виктор Поротников

   — Прошлогодние победы вскружили аргосцам головы, — молвил Еврибиад, выступая перед эфорами и старейшинами. — Они уверены, что ближние соседи микенян не осмелятся вступиться. Понимают это и в Микенах, поэтому возлагают все свои надежды на помощь из Лакедемона.

Дабы не потерять своё лицо, эфорам пришлось созвать народное собрание, на которое был вынесен всего один вопрос. Надлежит ли лакедемонянам вступиться за микенян, даже если это будет грозить войной с Аргосом?

Народное собрание значительным перевесом голосов проголосовало за поддержку микенян при любых обстоятельствах.

В Аргос были отправлены послы, которые предупредили: сражаться придётся и со спартанцами.

В Аргосе, может, и призадумались бы над словами спартанских послов, если бы в Лакедемоне по-прежнему царствовал Клеомен, не знавший поражений. Однако воинственный Клеомен давно покинул мир живых, а нынешние спартанские цари не казались грозными воителями.

Едва отшумели весенние дожди и были убраны озимые на полях, микеняне начали закладку стен вокруг своего города. В этом участвовало всё мужское население. В основание будущих укреплений были уложены огромные каменные блоки, которые свозили к Микенам от старинных полуразрушенных крепостей.

Эти крепости в давние времена являлись оплотом народа пеласгов[149], жившего в этих краях. Кто-то считал, что пеласги были великанами. Ибо только великанам было под силу вырубать в каменоломнях столь громадные четырёхугольные блоки для постройки стен. Кто-то полагал, что пеласги были обычными людьми, а в постройке стен им помогали титаны, сыновья Геи[150], обладавшие чудовищной силой.

Как бы то ни было, но мощные стены не спасли крепости и города пеласгов от разорения. В Арголиду вторглись многочисленные племена ахейцев, имевших боевые колесницы. Ахейцы изгнали пеласгов и построили в Арголиде свои города: Микены, Аргос, Тиринф и другие.

Пять веков спустя на землю Арголиды пришли новые завоеватели — доряне. Ахейцы были частью изгнаны, частью порабощены дорянами, создавшими своё государство. Это государство со временем распалось на несколько независимых городов, сильнейшим из которых стал Аргос.

Доряне хоть и покорили ахейцев, однако Оставили прежними названия многих рек, горных хребтов и городов Арголиды. Аргосские доряне говорили на том же диалекте, что и лаконские. И тем не менее, несмотря на общность языка и многих обычаев, между лакедемонянами и аргосцами царила постоянная непримиримая вражда.

Аргосцы поставили условие микенянам: либо те прекращают строительство стен, либо война. Аргосский посол ещё не покинул Микены, а в Спарту уже помчался гонец на быстром коне.

Весна в этом году была для Леарха неким сбывшимся сном. В каком-то упоительном восторге он созерцал нежную молодую листву дубов и буков, залитые золотом солнца стройные кипарисы на склонах акрополя; смотрел на рыжие стволы сосен, на согнутые бурями вязы, росшие на окрестных холмах, следя, как ветер треплет густые кроны. Или, лёжа на берегу ручья и глядя на распускающиеся цветы, наслаждался рассыпчатой трелью залетевшего ввысь жаворонка. Да, такой весны Леарх ещё никогда не знал: она была в нём самом, в его сердце, дыхании.

Поднявшись затемно, Леарх и Горго часто бродили по лесу за рекой Эврот или поднимались на гряду холмов, с которых открывался вид на Спарту. Отсюда, с высоты, Спарта выглядела скопищем маленьких домиков, крытых черепицей, занявших всё низменное пространство в излучине рек Эврота и Тиасы. Некую живописность городскому ландшафту придавали холмы, вздымавшиеся в разных его концах. На холмах красовались беломраморные храмы с рядами стройных колонн и двускатными кровлями. Самый большой и великолепный храм стоял на вершине акрополя, то был храм Афины Меднодомной. Его крытая медными листами крыша ослепительно сверкала на солнце.

Для Леарха прогулки с Горго были неким доказательством её любви к нему. Только здесь, в тиши лесов и долин, единение казалось Леарху наиболее искренним и полным. Ласки и поцелуи в тени кустов где-нибудь на укромной поляне напоминали Леарху священное таинство. Даже нагота Горго на фоне зелёной травы и бурой коры деревьев в его глазах выглядела более притягательно. Иногда, лёжа рядом с Горго на расстеленном плаще, Леарх замечал на себе взгляды её тёмных влажных глаз, полных нежности, тогда он чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Возвращались обычно порознь, чтобы не давать пищу кривотолкам...

Когда возникала опасность войны, Спарта обретала некое подобие военного стана. Спартанским гражданам запрещалось уезжать из Лакедемона, а тем, кто уже уехал по своим делам к морскому побережью или в соседний город, посыльные доставляли приказ немедленно вернуться домой. Во всех пяти комах спартанской городской общины происходил общий сбор граждан, пригодных к военной службе. Каждая кома должна была выставить тысячу гоплитов, поэтому военачальники-лохаги во время сбора граждан в первую очередь смотрели, сколько воинов отсутствует в эномотиях по болезни или другим причинам. На их место тут же находили замену из вольноотпущенников и эфебов. Эномотархи проверяли доспехи и оружие у воинов своего подразделения.

На другой день после сбора граждан по комам цари обычно делали смотр своим телохранителям, а также назначали ситофилаков[151], мастигофоров[152] и симфореев[153]. Тогда же лохаги отчитывались перед царями за готовность всего спартанского войска к войне.

Однако на этот раз все необходимые мероприятия были проведены в один день. И более того, в тот же день было объявлено выступление в поход. Так отреагировали спартанские власти на призыв микенян о помощи.

В составе войска, выступившего к Микенам, находились три тысячи спартанских граждан в возрасте от двадцати до сорока лет, три тысячи париэков, имевших, как и спартанцы тяжёлое вооружение, и шесть тысяч илотов, вооружённых луками, дротиками и пращами. Во главе войска эфоры поставил царя Леонида, повелев ему не допустить разорения Микен аргосцами.

Спартанская знать была раздражена тем, что из-за гнева богов лакедемоняне не смогли оказать помощь Тиринфу. Сбить спесь с Аргоса в Спарте хотелось многим.

Для Леарха это был первый военный поход. Как олимпионик и «младший возлюбленный» Леонида, Леарх состоял в ближайшей свите царя. Помимо гиппагретов[154], симфореев и трубачей рядом с ним находились люди, не обязанные становиться в боевой строй, но присутствие их подле царя было обязательно.

Прежде всего это были предсказатели. Ни одно сражение спартанцы не начинали, не принеся жертву богам и не определив по её внутренностям, каков будет исход. Кроме жрецов-толкователей подле царя находились повар и виночерпий. Оба были не просто людьми со стороны либо лаконцами, не пригодными к военной службе, но выходцами из семей, которые на протяжении многих поколений поставляли поваров и виночерпиев для спартанских царей. Ещё были служители из вольноотпущенников, доказавших Спарте свою преданность. В их обязанности входило разбивать шатёр во время стоянок и ухаживать за вьючными животными, перевозившими поклажу царя и его свиты.

Если симфореи и предсказатели имели отдельные палатки, то Леарх, как младший возлюбленный царя, должен был ночевать в его шатре.

От Спарты до Микен было около пятисот стадий. Дорога в Арголиду шла по гористой местности.

Обычно во время дневного марша спартанское войско проходило двести стадий. Клеомен приучил воинов покрывать за день до двухсот пятидесяти стадий, невзирая на погодные условия. Леонид совершил и вовсе неслыханный бросок, приведя спартанское войско к Микенам за неполный день и одну ночь.

От Аргоса до Микен было не более пятидесяти стадий, поэтому аргосские военачальники были уверены, что их войско даже при долгих сборах окажется у Микен гораздо раньше спартанцев. Каково же было изумление аргосцев, когда на равнине близ города они увидели расположившихся станом лакедемонян.

Полководцы аргосцев Терей и Автесион вступили в переговоры с Леонидом, стараясь доказать ему законность их претензий к микенянам. Переговоры проходили в шатре Леонида, где кроме царя и аргосских послов находились также спартанские лохаги Сперхий, Эвенет и Пантей. Был там и военачальник микенян Ферсандр. Говорили в основном аргосцы и Ферсандр, доказывая свою правоту. Постепенно их препирательства переросли в ожесточённый спор, наряду с доказательствами посыпались угрозы и оскорбления.

Леонид прекратил затянувшийся спор, предложив сторонам прибегнуть к третейскому суду.

   — Третейским судьёй, царь, будешь конечно же ты, — язвительно усмехнулся вспыльчивый Терей, переглянувшись с Автесионом.