Акушерка Аушвица. Основано на реальных событиях - Анна Стюарт

еврейского богатства. Они оставили несколько охранников стеречь бараки под тяжелыми замками. Они даже прислали грузовики, чтобы вслед за бредущими по морозу заключенными вывезти все самое ценное в Германию. К мехам и драгоценностям они относились гораздо лучше, чем к людям, но таков уж был Третий рейх.

Два дня Ана и Эстер пытались пробраться туда. Они пытались уговорить охранников сделать подкоп под оградой. Пытались даже протиснуться между рядами колючей проволоки, но тщетно. А теперь нацисты сжигали все, что не смогли вывезти, сжигали всю одежду и одеяла, а оставшиеся узники тряслись от холода в пустых бараках. Сосиски и печенье горели, пока люди голодали. Таков был Третий рейх.

Ана прижалась лбом к холодному бетонному столбу, боясь сойти с ума. Голод был ужасен. Воду они получали из снега – жажду утолить удавалось, но желудок начал пожирать сам себя. Исаак досуха высосал бедную Наоми в первый же день. Они пробрались в соседний барак, надеясь найти Янину, но ее, похоже, выгнали с теми пациентами, которые могли подняться на ноги. В «больнице» лежали только трупы. Казалось, надежды нет. Живые собрались вместе и ждали, но рев пламени сегодня лишил их последних сил.

Горел последний из тридцати бараков. Жар стоял невыносимый. Впервые с октября, когда в лагерь пришла зима, Ана чувствовала на коже тепло, но какой ценой? Охранники собирались – чем выше поднималось пламя, тем больше они торопились. С безумным смехом они распахнули ворота. Ана и Эстер рухнули на землю. Если эсэсовцы уйдут, они смогут пробраться к последнему бараку и вытащить оттуда хоть что-то. Но охранники лишь хохотали и быстро запирали тяжелые замки.

– Посмотрите, какой костер мы для вас развели! – крикнул один из них.

И они ушли, унося свою последнюю добычу.

– Они уходят, – воскликнула Эстер. – Они все уходят!

И это было действительно так. Грузовики выезжали через огромные ворота Биркенау. Последние охранники запрыгивали в них, оставляя лагерь за собой, словно его никогда и не было – и словно здесь никогда не происходило то, что происходило.

– Ублюдки! – выдохнула Ана и тут же поднесла руку ко рту.

Она никогда не сквернословила – но ее никогда не оставляли умирать за колючей проволокой.

Из их барака донесся слабый стон, и Эстер с выражением муки на лице мгновенно обернулась на этот звук, Ана знала, что плач Исаака тяжело действует на подругу – она ощущала каждую вибрацию так, словно это было эхо плача ее собственной потерянной дочери.

– Им нас не победить! – крикнула она, и голос ее разнесся среди деревянных бараков. – Ни сейчас, ни когда мы выживем. Уходите! – кричала она вслед уехавшим грузовикам. – Убирайтесь отсюда, ублюдки! Вам не сбежать! Русские идут! Русские идут – и найдут нас живыми. Они…

Она закашлялась, содрогаясь всем телом. Ана обняла ее, и вдруг в холодном воздухе они услышали слабый крик. Очень слабый, очень детский крик.

Эстер подавила кашель и перевела взгляд на Ану.

– Что это?

Ана прислушалась.

– Похоже…

– Дети?!

Крики раздались вновь – это точно были дети. Эстер кинулась бежать от одного барака к другому, чтобы найти детей. Ана из последних сил спешила за ней. Колени у нее болели, щиколотки болели, спина болела, но Эстер была права – они не позволят нацистам победить себя. Только не сейчас.

– Здесь!

Эстер остановилась около дальнего блока, точно такого же, как остальные, но оттуда доносились крики. Она толкнула дверь, но та не подалась.

– Заперто! Заперто, черт побери!

Раньше Эстер тоже не ругалась. Биркенау сделал их обеих варварами – но не настолько варварами, чтобы бросить детей в запертом бараке.

– Помоги мне!

Ана кинулась на помощь Эстер. Тем, кто в бараке, она велела отойти от двери.

– Давай!

Они принялись пинать дверь со всей яростью и злобой, они обрушили на деревянную дверь весь свой глубинный, темный страх. Дерево треснуло, и из барака раздался радостный вопль сотни тоненьких голосов.

– Еще раз!

Они изо всех сил пинали дверь, и на сей раз дерево внизу треснуло по-настоящему. Легкие Аны молили о пощаде – она не привыкла к таким нагрузкам. Ей пришлось остановиться и отдышаться. Но Эстер пинала дерево без устали. В конце концов дерево жалобно скрипнуло, и она ввалилась в барак. Ана вошла за ней. Толпа детей недоверчиво смотрела на них. Биркенау не переставал поражать Ану. Те, кто был ближе всех к двери и подбадривал Эстер, явно были самыми сильными. Но многие просто обессиленно лежали на полу. Неужели они провели здесь два дня без пищи и воды? Ана распахнула сломанную дверь.

– Идите, ешьте снег, чтобы напиться, – сказала она тем, кто был на ногах. – А потом принесите снега остальным. Теперь мы должны действовать вместе.

Они смотрели на нее непонимающими взглядами. Ана повторила то же самое по-немецки, но и на это они лишь качали головами.

– Мы поняли, – сказал самый высокий мальчик, который явно принял на себя командование. – Мы просто… Просто… – Он сглотнул. – А туда, правда, можно?

Сердце Аны замерло. Какие же страдания перенесли эти бедные малыши!

– Туда можно. Не бойтесь.

Мальчишка подбежал и обнял ее так крепко, что чуть не сбил ее с ног. Потом он выскочил на улицу и принялся запихивать снег в рот.

– Берите только свежий снег, – велела Ана, присматривая за ними. – Только свежий снег с поверхности.

Под чистым белым снегом скрывались грязь, крысы и бесчисленные трупы. Снег мог убить так же верно, как и спасти. Но Эстер уже вышла на улицу, чтобы проследить за детьми. Набрав в руки снега, Ана вернулась в барак. Детей там оказалось не так много, как показалось на первый взгляд. Наверное, от отчаяния они кричали изо всех сил. Ана насчитала около пятидесяти детей, и половина из них не могла издать ни звука. Она опустилась на колени рядом с истощенной девочкой и передала ей снег. Девочка подняла голову и принялась аккуратно лизать снег, словно котенок.

– Спасибо, – прохрипела она по-польски.

– Все хорошо. Снег есть. Не торопись. Все хорошо…

Девочка доела снег, и на пересохших губах ее появилась тень улыбки.

– Как тебя зовут?

– Таша.

– Красивое имя. А сколько тебе лет, Таша?

– Шестнадцать.

Ответ поразил Ану – девочка выглядела лет на двенадцать, не больше. Вот что творила лагерная жизнь с этими несчастными детьми. Она постаралась не выдать своего удивления.

– И откуда ты?

– Из Варшавы.

Сердце у Аны екнуло.

– Из Варшавы?

– Нас всех забрали сюда, потому что у нас плохие родители.

– Плохие?

– Так говорили немцы. Мама говорила, что ее поступки «сильные, смелые и необходимые», но немцы так не думали.

Она кинула жадный взгляд на руки Аны, Ана с трудом поднялась и вышла набрать еще снега. В бараке оставалось много детей, которым нужна была помощь, но сначала она хотела выслушать девочку. Таша прикончила вторую пригоршню снега и привалилась к стене.

– Они убили моего папу.

– Мне очень, очень жаль.

– А потом запихнули нас в поезд вместе с мамой. Всех нас. Весь город.

– Никто не спасся?

– Я не знаю. Мы пытались. У папы были друзья в горах, и он хотел нас вывести, но немцы его застрелили. Они нашли наше