Акушерка Аушвица. Основано на реальных событиях - Анна Стюарт

были лучшими подругами. Эстер машинально помахала в ответ. Но кто она такая, чтобы злиться на тех, кто вырвался из этого места? Каждый вечер они с Аной разговаривали про Лодзь и клялись вернуться, как только это станет возможным. Но мир менялся, и найти место на поезде, в автобусе или просто на телеге было невозможно.

– Эстер!

В комнату, держа Исаака на бедре, ворвалась Наоми. Мальчик хихикал, подпрыгивая при каждом ее шаге. Эстер поднялась, взяла мальчика и подняла его высоко в воздух, и он захихикал еще громче.

– Привет, Исаак, детка! Как дела?

Мальчик засмеялся и вцепился ей в волосы. Исааку было уже почти пять месяцев, и он начинал испытывать свои ножки. Одежда его постоянно была грязной от грубых больничных полов, но теперь у них была вода и мыло для стирки, и Наоми относилась к этому легко.

– Пусть ползает свободно, – говорила она. – Пусть разминает свои ножки, как ему захочется. Слишком долго он был в тюрьме.

И сейчас Исаак потребовал, чтобы его отпустили. Эстер со смехом опустила его на пол и присела рядом, чтобы посмотреть, как он барахтается.

– Скоро он поползет, – сказала она.

– Точно!

Подруга смотрела на нее со странным выражением лица.

– Наоми? Все хорошо?

– Все очень хорошо, Эстер, но…

Она переступила с ноги на ногу, и Исаак, привлеченный звуком, повернулся и попытался подползти к ней. Эстер заставила себя встать.

– Что, Наоми? Что случилось?

Наоми сглотнула и перевела взгляд на сына, пытавшегося развязать шнурки ее новых ботинок.

– Мы уезжаем поездом.

Она сказала это так тихо, что сначала Эстер подумала, что ей послышалось.

– Поездом?

Наоми судорожно сжала ее руки.

– Поездом, Эстер, отсюда. Не прямо в Салоники, но в Будапешт. Венгры помогают своим вернуться, и там есть место для нас с Исааком. Оттуда мы сможем пробраться на юг, в Грецию… домой…

– Это чудесно, Наоми, – сумела выдавить из себя Эстер, но слова застревали у нее в горле.

Она смотрела, как Исаак пытается съесть шнурки матери. Слезы подступали к глазам. Наоми уезжает и забирает Исаака с собой. С момента его рождения Эстер все силы направила на то, чтобы он выжил. И ей это удалось. Он едет домой. Почему же ей так плохо?

– Я не хочу бросать тебя, Эстер…

Эстер сквозь слезы посмотрела на нее – Наоми тоже плакала.

– Не глупи, Наоми. Ты должна использовать этот шанс. Ты должна ехать домой.

– Мне страшно.

– Нам всем страшно. Мы слишком долго были заперты здесь, изолированы от реальной жизни. Неудивительно, что нам страшно. Но мы не можем позволить, чтобы такое случилось. Помнишь, как мы говорили: «Наше единственное оружие – остаться в живых»?

Наоми кивнула.

– А теперь у нас появилось новое оружие: мы должны найти свою жизнь – свою реальную жизнь.

Наоми порывисто обняла ее, позабыв про Исаака, и тот опрокинулся. Изумление, написанное на его лице, было таким комичным, что они обе рассмеялись – и заплакали одновременно. Эстер наклонилась, подняла мальчика и прижала его к себе так крепко, что ощутила бархатистость его детской кожи своим измученным лицом.

– Он будет скучать по тебе, – сказала Наоми, обнимая обоих.

– Я тоже. И Ана, я знаю… Но мы можем писать друг другу, Наоми. Мы не можем – мы не должны – терять связь. Когда мы найдем наши семьи, когда я найду…

Это было выше ее сил, и Наоми осыпала ее поцелуями.

– Когда ты найдешь Пиппу, – твердо сказала она, – мы снова встретимся.

– О, Наоми, – еще крепче обняла подругу Эстер, – откуда в тебе такой оптимизм?

Гречанка пожала плечами, и Эстер впилась в нее глазами, пытаясь сохранить ее образ в памяти, прежде чем она уедет. Биркенау был настоящим адом, но в этом аду она нашла прекрасных друзей. Душа ее ныла от неизбежной разлуки с ними.

– Это просто, – с легкостью отмахнулась Наоми. – Я такая, потому что без этого меня просто не было бы. Мир – страшное место. Он стал страшным с того момента, когда нацисты стали завоевывать нас. Он страшен и сейчас, когда мы побеждаем их. Он такой же страшный, как и раньше. Они лишили нас прошлого, они все еще определяют наше настоящее. Кто знает, каким страшным способом они повлияют на наше будущее. Это страшно, страшно несправедливо. Если бы я думала об этом, то рухнула бы и начала кричать и колотить ногами по полу, как маленький ребенок. Но что в этом толку? У нас только одна жизнь, и нацисты уже отобрали у нас большую ее часть.

Эстер вытерла слезы.

– Ты так права, Наоми. Ты такая сильная. Я знаю, что у вас с Исааком все будет хорошо. Когда ты едешь?

Наоми снова опустила глаза, и сердце Эстер упало.

– Сегодня.

– Сегодня?!

– Прости. Они прицепили дополнительный вагон, и появились места. Меня спросили, хочу ли я поехать, и я поняла, что должна согласиться.

В душе Эстер боролись противоречивые чувства.

– Правильно! Конечно, тебе нужно ехать. Ты должна ехать… Но…

Она отступила назад, и они пристально посмотрели друг на друга. Эстер старалась навсегда запомнить эту молодую женщину, подругу и сестру в этом кошмаре. Она не могла поверить, что уже завтра Наоми здесь не будет. Впрочем, может, и они с Аной как-нибудь сумеют вернуться в Лодзь.

Через два дня в лагерь пришел человек с тремя большими фургонами, запряженными крепкими лошадьми. Он шел по медицинскому лагерю, выкрикивая единственное слово: «Лодзь». Услышав это, Эстер выскочила из больницы.

– Я еду в Лодзь, – сказал ей тот человек. Я обошел здешние деревни, нашел людей и эти повозки. С удовольствием отвезу тех, кто захочет.

– Какова цена?

Мужчина оскорбился.

– Деньги мне не нужны. Я хочу помочь людям выбраться из этого ада, и мне нужны спутники в пути. Я – Франк.

Он протянул руку, и Эстер крепко пожала ее, подумав, что впервые за два года прикасается к мужчине.

– Рада знакомству, Франк. Вы очень добры.

– Не был бы так уверен, – скривился Франк. – Дорога будет тяжелой. До Лодзи двести пятьдесят километров, и ехать мы будем не быстро, так что путь может занять несколько недель. Но мне надоело ждать поезда. Уверен, что поляки помогут нам в пути, так что… Стоит рискнуть… Ты из Лодзи?

– Да.

– И хочешь вернуться домой?

– Да! Очень!

Он пожал плечами и улыбнулся.

– Так чего же ты ждешь?

Это был хороший вопрос. Эстер представила родной город и впервые за два года почувствовала, что может вернуться. Оглянувшись на больницу, она подумала про Ану. Акушерка была очень занята – множество женщин, которым удалось выжить в Биркенау, рожали, доверившись ее попечению. Но Эстер знала, что мысли о доме и семье мучили Ану так же, как ее саму.

– Могу я взять с собой подругу?

– Конечно, – снова улыбнулся Франк. – Я отправляюсь завтра утром. Даст Бог, мы приедем в Лодзь как раз к цветению садов.

Ана зажмурилась и явственно увидела вишню возле лестницы собора Святого Станислава. Она осыпала своими лепестками их с Филиппом в первые дни их знакомства. Если этот добрый человек прав, она снова окажется под той вишней и найдет мужа. Филипп жив, она уверена. Возможно, ее ждет холодная, тяжелая дорога, но их будет вести надежда. Она хочет выбраться отсюда – и вернуться в Лодзь. Она найдет Филиппа,