Двое для трагедии - Анна Морион
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уйти! Сейчас же!
– Нет, не очень, – сдавленно ответил я, так как прилагал титанические усилия, чтобы не потерять над собой контроль и держать в узде мой голод, но это давалось мне слишком тяжело: я чувствовал, что еще пара минут – и я полностью потеряю контроль над своим сознанием.
Люди, испытывающие голод, становятся нервными, злыми, раздраженными и неуправляемыми – доходя до определенной точки голода, они набрасываются на первую еду, которую видят. Но все это – пустяки по сравнению с тем, что, дойдя до этой точки, могу сделать. Если я сейчас же не уйду, то могу убить первого, кого увижу. Убить Вайпер.
Глава 19
– Боже, что с тобой? – вырвался из моей груди тихий возглас.
Седрик задрожал, а его глаза вдруг засветились лихорадочным светом – его взгляд напоминал взгляд безумцев. Он смотрел куда-то в сторону, будто вел с собой длинный диалог. С ним что-то происходило – что-то ужасное. Состояние Седрика привело меня в самую настоящую панику, но мое горло сдавило, и крики о помощи застряли в нем.
«Мама! Папа! Седрику плохо! Мне нужна ваша помощь!» – рвалось из груди, но я лишь тяжело дышала и не отводила от Седрика испуганного взгляда.
– Я плохо себя чувствую… Точнее, ужасно… Я ужасно себя чувствую. – Его голос стал сдавленным, будто он говорил через силу. Его слова были глухи и обрывисты. – Я пойду… Прилягу… Мне нужно… Лечь.
Он болен? Только что он был свеж и полон сил, шутил, смеялся! А сейчас он словно умирал, будто какая-то болезнь терзала его, неожиданно схватив в свои страшные объятья!
– Да, тебе нужно прилечь… Или нет – я сейчас же позову соседку, она работает медсестрой! Она поможет тебе! – быстро затараторила я. Мой голос был высоким и дрожащим.
– Она не сможет мне помочь! – вдруг нервно рассмеялся Седрик.
– Тебе станет легче! Пожалуйста, позволь мне! – едва не плача, воскликнула я.
Седрику было плохо, а я ничем не могла помочь ему!
– Не нужно никакой медсестры! Я прилягу… И все пройдет… Мне нужно побыть одному… Не волнуйся, это иногда со мной случается… Скоро пройдет… Обещаю тебе… – отрывисто сказал Седрик.
– Хорошо! – высоким писклявым тоном сказала я, поняв, что он не отступит от своего и не примет ничьей помощи, даже моей.
Я была до смерти испугана. «Хорошо», а что еще я могла сказать?
***
– Скажи своим родителям, что я устал… Не говори им о приступе… Пусть меня никто не беспокоит…
– Хорошо! – еще раз, но уже шепотом, ответила Вайпер.
Она была белой как снег, а ее широко раскрытые глаза были полны слез.
«Не плачь, Вайпер, только не плачь! Я не вынесу этого!» – думал я, понимая какую боль причинял ей, да еще и отвергал ее помощь. Но я уже с трудом боролся с собой, и не мог оставаться с ней и утешать ее.
– Прости меня! – прошептал я и, отпустив ее ладонь, взлетел по лестнице на второй этаж в свою комнату, оставив Вайпер одну, со слезами на глазах, не дав ей никакого ответа, никакого объяснения.
Заперев дверь на замок изнутри, я побежал к окну, открыл его, прыгнул на росшее неподалеку дерево и, спрыгнув на землю, покрытую снегом, побежал, куда глаза глядят, – подальше от дома Владиновичей. Мой бег не оставлял следов: подошвы моих ботинок почти не касались снега – так быстро я двигался. Я бежал, не зная куда, но, зная одно – тот, кто первым попадется на моем пути, станет той желанной до безумия пищей, которая усмирит мой жуткий голод, превращающий меня в монстра. В этот раз я был готов отступиться от своих принципов и убить даже женщину.
Добежав до большой широкой улицы, наполненной смертными, я остановился и стал жадно вдыхать аромат окружающей меня крови – эта кровь ударила мне в голову, и я стал терять самообладание. Аромат крови бурлил в моих до крайности напряженных нервах, и я лихорадочно искал глазами того, кто завернет в маленький узкий переулок, скрытый большими деревьями, на одном из которых прятался я.
И вот, появилась моя жертва – молодой мужчина, кровь которого говорила о том, что он несколько выпил с утра, но мне было плевать! Я неистово желал выпить этой грязной мутной крови! На этой мысли я полностью потерял над собой контроль.
Все было в тумане. Это был первый раз за все прожитые мною годы, когда я довел себя до такого состояния: я потерял контроль над своим хищническим яством и стал чудовищем, главная цель которого – убить, выпить всю кровь из вен жертвы.
Когда я насытился, когда мой ужасный всепоглощающий голод отступил, я еще несколько минут не мог прийти в сознание. Вскоре мой разум прояснился, и я увидел, что находился на одной из толстых верхних веток могучего дуба, а рядом со мной, прислонившись лицом к стволу дерева, сидел труп – обескровленный, белый, с двумя зияющими дырами на шее от моих клыков. С жалостью посмотрев на свою жертву, я обнаружил, что убил молодого человека лет двадцати, совсем еще мальчишку. И, в ужасе от самого себя, я закрыл глаза и едва не взвыл, как дикий зверь, от переполняющих меня чувств – стыда, раскаяния, угрызений совести и отвращения к самому себе. Я ненавидел себя. Меня съедала горечь того, что я перешел границу разумного и перевоплотился в безумного убийцу, в страшное существо, которое убило бы и Вайпер, если бы я вовремя не сбежал. И все от моей беспечности: я забыл о том, что мне нужно пить кровь через каждые четыре дня, и поставил под угрозу самое святое – жизнь Вайпер! Я испытывал глубокое отвращение к тому, что залез на дерево и встащил на него свою жертву – бедного юного мальчика, как зверь в свое логово, чтобы никто не помешал, не увидел…
Никто не увидел…
Я резко открыл глаза – ко мне вернулась моя бесчеловечная расчетливость. А если кто-то все же увидел меня? Но я пришел к выводу, что, если бы свидетелем моего преступления все же и оказался случайный прохожий, он был бы убит хищным монстром, который никому не мог позволить разоблачить себя. К тому же, других трупов, кроме моей жертвы, я вокруг себя не увидел. К счастью, на моей одежде не было ни капли крови.
«И после этого я пойду к Вайпер? Буду целовать ее? Этими грязными, покрытыми смертью и кровью губами?» – Мысль о том, что теперь я должен был смотреть в глаза Вайпер, убивала меня. Я осознавал, что не достоин был даже дышать с ней одним воздухом.
Я сидел на дереве, рядом с трупом, до наступления ночи, и думал о том, как