Миры Филипа Фармера. Т. 6. В тела свои разбросанные вернитесь. Сказочный пароход - Филип Фармер

Но мучительнее дикой боли в стопе была мысль о том, что в первом же путешествии, которое он про себя окрестил «Самоубийственным Экспрессом», он добился цели.

На самом деле попасть в эти края у него был один шанс на миллион, и это могло ему не удаться, тони он хоть десять тысяч раз. И все же фортуна оказалась на редкость благосклонна к нему. Такое, может быть, снова не повторится никогда. И вот-вот он мог потерять то, к чему так стремился.

Солнце, наполовину показавшись из-за гор, двигалось вдоль хребтов по другую сторону Реки. То самое место, о существовании которого он догадывался. И он сразу попал сюда. А теперь зрение его меркло, и боль уходила, и он знал, что умирает. И в слабости были повинны не размозженные кости ступни. Видимо, началось внутреннее кровотечение.

Бёртон снова попробовал подняться. Он встанет, пусть даже на одной ноге, и покажет кулак насмешнице-судьбе и проклянет ее. Он умрет с проклятием на губах.

Глава 23

Алое крыло зари нежно коснулось его век.

Он поднялся на ноги, понимая, что раны его залечены и он снова целехонек, хотя поверить в это было трудно. Рядом с ним стоял цилиндр и лежало несколько сложенных стопкой полотнищ различных размеров, цветов и плотности.

А в двадцати футах от него из зеленой травы поднимался другой мужчина, тоже обнаженный. Бёртон похолодел. Светлые волосы, широкое лицо и светло-голубые глаза — Герман Геринг.

Немец удивился не меньше Бёртона. Заговорил он медленно, словно спросонья:

— Что-то тут здорово не так.

— Да, правда, что-то погано, — согласился Бёртон. О системе воскрешения у Реки он знал не больше других. Сам он процесса воскрешения никогда не наблюдал, но слышал, как его описывали те, кто видел. На заре, как только солнце поднималось над неприступными горами, в воздухе неподалеку от питающего камня возникало мерцание. В мгновение ока в этом месте происходило уплотнение, и ниоткуда на траве появлялось обнаженное тело мужчины, женщины или ребенка. И рядом с новоявленным «Лазарем» всегда оказывался новенький грааль и стопка полотнищ ткани.

На протяжении десяти — двадцати миллионов миль долины Реки, где обитало тридцать пять — тридцать шесть миллиардов человек, умирало в день не меньше миллиона. Никаких заболеваний, правда, кроме душевных, пока замечено не было, но, хотя статистика и отсутствовала, миллион людей, видимо, погибал ежедневно в мириадах войн, которые вел сонм маленьких государств, на почве ревности, от самоубийств, за счет казней преступников и от несчастных случаев. Происходило устойчивое и многочисленное передвижение тех, кто подвергался, как это теперь называли, «малому воскрешению».

Но Бёртон еще ни разу не слышал, чтобы двое умерших в одном и том же месте в одно и то же время воскрешались одновременно и вместе. Процесс выбора места для начала новой жизни был случайным — по крайней мере, так он считал.

Одно подобное совпадение, конечно, могло произойти, хотя его вероятность составляла невообразимо малую величину. Но два таких случая, причем друг за другом, — это уже чудо.

Бёртон не верил в чудеса. Никогда не происходило ничего такого, чего нельзя было бы объяснить на основании физических законов — если ты знал все факты.

Фактов Бёртон не знал, поэтому ломать себе голову над «совпадением» сейчас смысла не имело. Ответа требовал другой вопрос. А именно: что делать с Герингом?

Этот человек знал Бёртона и мог выдать любому этику, разыскивающему его.

Бёртон быстро огляделся по сторонам и заметил приближающихся мужчин и женщин, настроенных, судя по всему, дружелюбно. Пора было обменяться с немцем парой слов.

— Геринг, я могу убить тебя или себя. Но я не хочу ни того ни другого — по крайней мере, пока. Ты знаешь, чем ты для меня опасен. Рисковать с тобой нельзя, подлая гиена. Но что-то в тебе есть такое, к чему я не могу притронуться.

Геринг, обладавший потрясающей живучестью, похоже, понемногу оправлялся от потрясения. Он противно ухмыльнулся и сказал:

— А я тебя врасплох застал, верно?

Но, заметив, как Бёртон оскалился, Геринг поспешно поднял руку и сказал:

— Но я клянусь, что не выдам тебя никому! И вообще не сделаю тебе ничего плохого! Мы, может быть, не приятели, но по крайней мере знали друг друга, и мы в чужой стране. Приятно видеть рядом знакомое лицо. Я знаю, что слишком долго страдал от одиночества, от опустошения души. Я думал, что сойду с ума. Отчасти поэтому я и жевал мечтательную резинку. Поверь мне, я тебя не предам.

Бёртон ему не поверил, но решил, что некоторое время ему можно доверять. Герингу нужен потенциальный союзник, как минимум до тех пор, пока он разберется, что за люди живут в этих краях, и поймет, на что способен или не способен. И потом, может быть, Геринг переменился к лучшему.

«Нет, — сказал себе Бёртон. — Нет. Ты опять за свое. На словах — циник, а вечно всем все готов простить, готов плюнуть на нанесенное тебе оскорбление и дать оскорбителю еще один шанс. Не обманись снова, Бёртон».

Три дня спустя он все еще сомневался насчет Геринга.

Бёртон представился Абдулом ибн Гаруном, жителем Каира из девятнадцатого века. У него был целый ряд причин для такого маскарада. Прежде всего — он прекрасно говорил по-арабски, знал каирский диалект тех времен и вдобавок мог покрыть голову тюрбаном, свернутым из полотнища ткани. Он надеялся, что это поможет ему изменить внешность. Геринг никому ни слова не сказал о том, что все это — камуфляж. Бёртон в этом не сомневался, поскольку большую часть времени они с Герингом проводили бок о бок. Они разместились в одной хижине на то время, пока привыкали к местным установлениям и проходили испытательный срок. В частности — занимались усиленной военной подготовкой. Бёртон считался одним из лучших фехтовальщиков девятнадцатого века и, кроме того, знал все тонкости боя с оружием и голыми руками. Продемонстрировав свои способности в ряде испытаний, он заработал предложение стать новобранцем. На самом деле ему даже пообещали произвести его в инструкторы, как только он как следует выучит местный язык.

Геринг почти так же быстро завоевал уважение местных жителей. Сколько бы ни было у него недостатков, в мужестве ему отказать было нельзя. Он был физически силен и ловок, обаятелен и приятен, когда это помогало ему в достижении целей, и не отставал от Бёртона в изучении языка. Ему удавалось быстро завоевывать власть и пользоваться ею, как и подобало бывшему рейхсмаршалу гитлеровской Германии.

Этот участок западного побережья населяли люди, говорящие на языке, Бёртону совершенно неизвестном, хотя он слыл полиглотом и на Земле, и в мире Реки. Выучив достаточно слов, чтобы иметь возможность задавать вопросы, он понял, что здешние жители обитали где-то в Центральной Европе в раннем бронзовом веке. У них были довольно странные обычаи, одним из которых являлось публичное совокупление. Это представлялось Бёртону чрезвычайно интересным. Он в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году основал в Лондоне Королевское антропологическое общество и повидал много диковинок во время странствий по Земле. Участвовать в этом ритуале он не участвовал, но и шокирован не был.