Таганский перекресток - Вадим Панов

— Нет, кинжалом. Во второй раз я не промахнулся, не имел права, ведь на кону стояла моя жизнь.

В этот момент передо мной сидел настоящий Артур: не лощеный, идеально воспитанный миллионер, а дикарь, раздувающий ноздри при воспоминании о пролитой крови.

— Путешествуя по Европе, я свел тесное знакомство со многими интересными людьми. Среди них были и артисты, и ученые, и скоробогатеи, и потомки древних дворянских родов, благородные люди и требуха, летящая на запах моих денег. Открытый образ жизни способствовал тому, что я нашел единомышленника, человека, у которого загорелись глаза при рассказе о моих охотничьих подвигах. Мы отправились с ним на Камчатку, и я поднял на рогатину двух медведей, убедив барона Лесеньяка, что не лгун, и получив взамен его безграничное уважение.

Артур внимательно посмотрел на меня, убедился, что я слушаю, и продолжил:

— Барон и рассказал мне о самой большой охоте, которая ведется людьми уже несколько тысяч лет. Об охоте на Дикую Стаю.

Он поднялся на ноги, неспешно прошелся вдоль трофеев, задумчиво прикоснулся к драконьему клыку.

— Никто не знает, откуда взялись эти твари. Одни охотники считали, что Дикая Стая была всегда, появилась на Земле вместе с людьми, дабы мы, так сказать, не расслаблялись. Другие думали, что Стая пришла позже и ее вожаки решили завладеть нашим миром. Мишель Лесеньяк, мой приемный отец и учитель, придерживался мнения, что твари проникают к нам постоянно, что иногда открывается некая дверь и на Землю сваливается очередная группа уродов. Которых надо найти и убить.

Я завороженно молчал.

— Коллекция, которую ты видишь, собрана Лесеньяками за много-много веков, наш род охотился на Дикую Стаю со времен Крестовых походов, после того, как Карл Лесеньяк зарубил в Палестине василиска. — Артур повернулся ко мне. — Ты не ослышался, я сказал: наш род. Мишель не мог иметь детей, а потому усыновил меня. Передал титул и семейную обязанность. Мишель научил меня многому, но не всему. Не успел.

Артур наклонился ко мне, в его глазах вспыхнули сумасшедшие огоньки.

— Год назад в Калькутте Сурн убил моего приемного отца.

Последние слова и сумасшедшие огоньки сказали мне, что Артур лукавил: будет он выбивать из меня информацию, будет. Еще некоторое время, тридцать минут, час, и он не сможет противиться сидящему внутри дикарю.

— Кто такой Сурн?

— Один из вожаков Дикой Стаи.

— А Вурц?

— Человек. Слуга.

— Человек?

— Ну… — Артур замялся. — Мишель говорил, что Вурц не так уж и далеко отошел от нас. Сурн его переделал, но не сильно.

— Зачем нужна Дина?

— Пища. Примерно раз в три месяца Сурн испытывает голод. Но есть что попало он не может, нужна определенная жертва, женщина или мужчина — неважно, чьи астрологические данные впишутся в нынешнюю таблицу. Мне жаль, но твоя девчонка родилась не в то время и не в том месте.

У откровенного разговора свои законы. Мы смотрели в глаза друг другу, и я изо всех сил старался не уступать Артуру в крепости и силе. Получалось не очень, но я, по крайней мере, старался.

— Как ты ей поможешь?

— Убью Сурна.

Я выдержал паузу, наблюдая, как огоньки превращаются в пламя.

— А ты справишься?

Я видел, что мои сомнения разозлили охотника, но, к чести своей, Артур не позволил бешенству овладеть собой.

— Виталий, мы теряем время. Вурц не способен определить местонахождение Дины с точностью до метра, но он гораздо более сведущ в астрологии, и зона поиска у него получается значительно меньше, чем у меня. К тому же… — Артур прищурился. — У тебя не болела голова во время разговора с Вурцем?

— Нет, — подумав, ответил я.

— Вурц умеет читать мысли. Но его вторжения ощутимы, и, судя по всему, с тобой он не успел провернуть свой любимый фокус.

— А если бы успел?

Артур пожал плечами:

— Насытившись, Сурн уезжает из города, прячется, затаивается. Его можно нащупать только перед наступлением голода, и мне придется ждать еще три месяца…

Можно ли сказать, что я предал Динку?

Почему нет? Вы, знакомящиеся с моей историей сидя в мягких креслах, вполне можете решить, что я испугался и сдал Динку, дабы избежать гнева сумасшедшего охотника. Или подумаете, что я взял у него деньги.

Я вас не виню.

Клянусь, рассказывая Артуру, где спрятал Динку, я испытывал неприятные чувства. Я ненавидел себя за то, что поверил этому человеку.

Да — поверил.

Вы снова улыбнетесь и подумаете, насколько же легко провести провинциала. Но вы не были в кабинете Артура, вы не видели трофеи французских аристократов, вы не прикасались к зубастым чучелам, а потому не знаете, какие чувства обрушиваются на тебя при одном только виде василиска. Не знаете, как давит взгляд мертвого дракона, как машинально делаешь шаг назад, стараясь оказаться подальше от лапы йети.

В кабинете Артура не было ни одной подделки.

Я поверил в его рассказ.

Мы отправились на Люсиновскую вместе. Артур не возражал. Сухо кивнул: «Понимаю» — и пошел переодеваться. К ожидающей нас машине он вышел в костюме охотника: кожаные жилет и штаны, достаточно свободные, чтобы не сковывать движения, легкая рубашка, мягкие, тщательно зашнурованные ботинки.

А на груди, поверх жилета, висел овальный золотой медальон.

— Оберег, — бросил Артур, заметив мой взгляд. — Есть у каждого охотника. Передается по наследству.

Отвечать я не стал: что я мог сказать? Кивнул и забрался на заднее сиденье джипа — ехать на охоту в лимузине было бы, мягко говоря, неразумно. Компанию нам составили два телохранителя Артура, люди, как я понял, особо доверенные, которых не смущали ни странная одежда хозяина, ни то, о чем он говорил.

— Сурн умен, но прямолинеен. Когда он голоден, то не способен думать ни о чем больше. Он хочет жертву и забывает об осторожности. Именно для этого нужен Вурц — заботиться о нем во время периодов голода.

— А сколько Вурцу лет?

— Мишель считал, что не меньше трехсот. Во всяком случае, один из предков барона рассказывал, что ему удалось убить предыдущего слугу Сурна.

— За ним так долго охотятся?

— Семьсот лет, — после паузы ответил Артур. — Я же говорил, что Сурн один из вожаков Дикой Стаи.

И отвернулся.

Когда мы оказались у нужного дома, тихий московский двор был погружен в непроглядную тьму. Горело всего два фонаря, и они не были способны осветить даже половину пространства.

Я почувствовал себя неуютно. Артура же, наоборот, сей факт необычайно обрадовал.