Мауи и Пеле держащие мир - Александр Розов

— Рут, — окликнула королева, — мы с тобой говорили про ту французскую военную базу, которая в Новой Каледонии. Это проблема. Там большие боевые корабли и там много солдат Иностранного Легиона. И там есть боевые самолеты и вертолеты, хотя мало.

— Да, — снова согласилась Рут.

— Это проблема, — пояснила полинезийка, — как их убить, пока они не убили нас?

— Как дюймовая медуза ируканджи убивает человека? — в свою очередь спросила Рут.

— Просто, — Лаалои пожала плечами, — Ируканджи касается человека, и у него от боли останавливается сердце. Такой яд. Но мы говорили про французских военных.

— А я и говорю про французских военных. Наша техника против них должна работать примерно, как медуза ируканджи. Незаметно приблизиться, коснуться, и убить.

— Как вы убили новозеландский фрегат? — быстро отреагировала королева.

— Да. Как-то так. Несколько способов придумано во время Второй Холодной войны.

— Это хорошо, — признала королева, — но я думаю, все равно будут проблемы.

Рут, соглашаясь, кивнула, но потом, после паузы, сообщила.

— Страны-колониалисты воюют большими силами, большим числом солдат, большими боевыми машинами. И спецы говорят: в этом есть некоторая слабость. Всем солдатам, машинам и сервисной технике постоянно нужны ресурсы. Надо подвозить много еды, питьевой воды, моторного топлива и масла, и всяких деталей на замену. И это возят на обычных кораблях и самолетах, совсем не так защищенных, как боевые машины.

— А-а! — выдохнула Лаалои, — вот, ты сказала очень хорошо! Так же говорит Деми! Надо сделать в океане танкерную войну, как была там, у них в Атлантике.

— Хе-хе! Я думала, Деми только по стрелковому оружию, а она, по ходу, не только.

Рут собиралась добавить еще комментарий по поводу схемы танкерной войны, но тут послушалось жужжание, хруст песка под колесами, и у пирса затормозил микро-джип, раскрашенный камуфляжными узорами.

— Эге-ге! — крикнул сидящий за рулем тинэйджер, — Я привез мистера Фалерно!

— Упс… — выдохнула Рут, окинув взглядом калабрийца, сидящего рядом с водителем.

— Хорошо, Фиуфи, — ответила королева, — иди, поешь, пока все горячее. Aloha, мистер Фалерно. Если вы хотите кушать, то Фиуфи это устроит.

— Спасибо, мисс… Э…

— …Лаалои, — сказала она, — а это Рут, моя подруга.

— Лаалои? — переспросил он, — Вас зовут, как королеву? Я читал в Интернет…

— Королева, это я — пояснила она, — так, вы хотите кушать?

— А… — Вителло Фалерно замялся, — …Извините, королева, я не знал вас в лицо. А что касается еды, то я не голоден. Точнее, я взвинчен. Я не понимаю, что происходит.

— Хотите сигарету с ганджубасом? — спросила Рут, — очень помогает для понимания.

— Ганджубас, это марихуана? — уточнил он.

— Да, типа того. Так, хотите?

— Нет, мисс Рут, спасибо, но я бы с удовольствием выкурил обычную сигарету.

Тут Фиуфи цинично пояснил экономическую ситуацию калабрийца.

— У мистера Фалерно кончились деньги, и нет сигарет, а самокрутки можно…

— …Фиуфи! — перебила королева, — иди поешь, а то все остынет. С проблемой мистера Фалерно мы разберемся, не беспокойся.

— ОК, я тачку брошу пока тут у вас, — ответил туземец-тинэйджер, спрыгнул на грунт и метнулся в сторону полевой кухни.

— Идите сюда, мистер Фалерно, — предложила Рут, — у меня есть кукурузный табак. Все говорят, что на вкус почти как обычный. Он в виде таких, как бы, сигар. Хотите?

— Хочу, — сказал калабриец, уловив, что в условиях политического локального кризиса, поиски обычных сигарет на Футуна потребуют несоразмерных затрат сил и времени.

— Вот что, — объявила Лаалои, — вы тут покурите, а я отведу мелкую домой. В полдень у нормальных людей дети спят. Эй! Талифеа! Давай, плыви сюда. Пойдем домой, я тебе поставлю мультик про Тома и Джерри, а потом ты поспишь. Договорились?

Вот так, внезапно, Рут Малколм получила под свой присмотр молодого калабрийского художника — нео-постимпрессиониста, в состоянии экономического и эмоционального кризиса. «Умеет Лаалои резко спихивать проблемы на друзей», — с некоторой завистью подумала 18-летняя креолка, но через секунду решила, что обижаться на королеву, это неправильно, ведь у той маленькая дочка, и еще куча дел, а Рут сейчас ничем особо не занята, и спихнуть ей этого художника (кстати, довольно симпатичного), это поступок зачетный. Сделав такой вывод, она протянула калабрийцу «кукурузную» сигариллу.

— Спасибо, мисс, — поблагодарил тот, — а вы?

— Ладно, за компанию, — сказала она и тоже взяла сигариллу. Калабриец щелкнул очень необычной зажигалкой, древней, фитильной и, когда оба прикурили, сообщил:

— Хорошая вещь, подарок старого друга. Работает на бензине, и даже на самогоне.

— Не надо тратить деньги на баллончики со сжиженным газом? — спросила Рут.

— Да, — подтвердил Вителло, а потом поморщился, — О, Мадонна! Я сразу вспомнил тот страшный фокус с бытовым газом. Знаете, мисс, здесь газом взорвали все церкви.

— Насколько я знаю, не все, мистер Фалерно. Одну оставили.

— Правда? — спросил он.

— Ага, — она кивнула, — тут недалеко церковь с мансардой, и в этой мансарде устроились летучие лисицы. По ходу, люди редко юзали эту церковь. А теперь вообще не будут ее юзать, кроме, разве что, ученых. Ну, в смысле, тех, кто изучает жизнь летучих лисиц.

Калабриец затянулся сигариллой, и чихнул с непривычки.

— Вкус странный, но аромат хороший. Я б не подумал, что это кукурузный лист.

— Такая трансгенная кукуруза, — сообщила Рут, — ребята завезли из Калифорнии, там это запрещено выращивать. Ну, вы понимаете: табачное лобби, и еще фискалы. Ведь такие курительные листья не попадали под акциз. Сплошной убыток для врагов народа.

— По-моему, — осторожно сказал калабриец, — это опасная лексика. Если каких-то людей назвали врагами народа, то, получается, что по отношению к ним все дозволено.

— Знаете, мистер Фалерно…

— …Без церемоний, Вителло, если вы не против.

— Не против. Так вот, Вителло, гораздо хуже, если этим людям все дозволено.

— Извините, Рут, я сейчас не понял.

— Это просто, — ответила она, — например, церкви, раз вы про них заговорили. Вы видели, сколько тут, на Футуна, этих церквей? По церкви на сто жителей, это если считать всех, включая маленьких детей. Для чего все это было построено, и за чей счет?

— Какой смысл мстить зданиям? — спросил калабриец.

— Для местных канаков эти здания — знак несвободы, — сказала Рут, — или вы думали, что канаки просто так радуются каждому взрыву, уничтожающему церковь?

— Тоже как-то сомнительно, — отозвался он, — да, я видел радующихся канаков, молодых партизан, или как они тут называются, но еще я видел опустевшие деревни. Не хочется задавать резкие вопросы, но…

Рут Малколм коротко кивнула

— Я вас поняла. Вы хотите знать, куда делись жители в королевстве Ало.

— Да, если это не секрет.

— Не секрет. Из деревенских туземцев, которых в Ало около трех тысяч, многие просто испугались и убежали в горы. Они скоро вернутся. С поселковыми туземцами сложнее. Многие семьи сотрудничали с колониалистами, и вот теперь нет ни тех, ни других.

— Рут, вы сказали: «нет ни тех, ни других»? А что это значит?

— То и значит, — юная креолка вздохнула, — их физически нет. Финансовых интервентов, включая азиатских гастарбайтеров, тоже физически нет. Такие дела.

— Извините, Рут, но какой смысл в этой запредельной жестокости?

— Это не запредельная жестокость, Вителло. Здешние канаки спокойно это восприняли. Многие деревенские уже пришли в поселок Малаале, на маркет, где по распоряжению Улукаи, короля Сигаве, раздают подарки в честь Дня Освобождения.

Художник помолчал немного, покрутил дымящуюся сигариллу между пальцами, потом затянулся, и выпустил изо рта почти идеально-круглое дымовое колечко.

— Классно у вас получается, — с неподдельным уважением отметила Рут.

— Магия формы, — ответил он, — физика природы подсказывает путь к красоте. Это не я придумал, это из манифеста нео-постимпрессионизма. Мне казалось, здесь на Футуна, я начинаю понимать подсказки природы. Но, вдруг началась революция, или война.

— Локальная военная кампания, — уточнила креолка.

— Пусть так, — он кивнул, — я хочу сказать не о политике, а о жутком контрасте. С одной стороны: удивительно-спокойные зеленые горы, чистые ручьи, цветущий кустарник и фигурные пальмы, каждая — как произведение неведомого скульптора, и вокруг такая невероятно гармоничная палитра океана, от бирюзы до аквамарина. С другой стороны, человеческие действия — грубые, резкие, диссонансные. Это выглядит, как ошибка.