Перед лицом Родины - Дмитрий Петров

— Здравствуйте, здравствуйте, уважаемая Нонна Львовна! — раскланялся Смоков и поцеловал ей руку. — Какая вы божественная, — шепнул он и, оборачиваясь к Виктору, представил: — Познакомьтесь, Нонна Львовна. Это наш модный писатель, мой приятель и друг Виктор Георгиевич Волков.

— Волков?! — радостно изумилась Краснолуцкая. — Какая неожиданность. А я только что закончила рецензию о вашем романе. В «Правде» будет печататься… Мне бы очень хотелось ее вам почитать. Я казачий быт плохо знаю, могу ошибиться… Вы бы подсказали. Куда вы, товарищи, собрались идти?..

— Да, откровенно говоря, хотели пойти пообедать, — сказал Смоков. Может быть, и вы с нами…

— Нет, поедемте лучше ко мне обедать, — сказала Краснолуцкая. — Я совершенно одна. Все мои на даче. Едемте!.. Вот, кстати, и почитаем статью…

— Ну как, Виктор, а? — нерешительно посмотрел на него Смоков.

Виктора разбирало любопытство ознакомиться со статьей Краснолуцкой. Интересно, что она там написала о романе?

— Ладно, поедем, — сказал он.

И они поехали.

Пока домработница разогревала обед, Краснолуцкая зачитала рецензию, которую она подготовила для «Правды».

— Хотя это я и преждевременно делаю, — сказала она. — Да ничего. Статья-то уже принята. На днях должна быть опубликована.

В своей статье Краснолуцкая книгу Виктора вознесла до небес.

— Ну, знаете ли, Нонна Львовна, — смущенно проговорил Виктор. — Вы, наверно, перехвалили меня.

— Нет, — сказала она. — Книга этого вполне заслуживает. Прекрасная книга…

Смоков как-то сразу погрустнел, сидел за столом скучноватый. Виктор понял причину. Иван Евстратьевич завидовал ему.

Пообедав у Краснолуцкой, Виктор, сославшись на дела, распрощался и ушел.

Виктор с Мариной решили не медлить с переездом в Москву. Они стали запаковывать багаж. Виктор даже уже снялся с партийного учета.

В то время, когда они увязывали багаж, зазвенел телефон. Виктор взял трубку.

— Алло! Слушаю.

Здравствуй, классик, — продребезжал в трубке голос Сиволобова. Когда уезжаешь?

— Послезавтра. А тебя почему это интересует?

А как же. Ведь я все-таки квартиру-то твою почти отвоевал. Ты смотри никому ее не передавай.

— Я ключи сдам управдому.

— Вот это правильно, — согласился Сиволобов. — Сдай ему… А я у него возьму. — И как бы между прочим — это на всю жизнь запомнилось Виктору спросил: — Ты дома эти дни будешь?

— Как то есть дома?

— Никуда не отлучаешься?

— Нет. А что?

— Да так просто спросил. Ну всего хорошего!

«Нет, это он неспроста, — думал Виктор. — Что-то не так. Какое его дело, дома ли я буду или где?»

Только уже значительно позже Виктор понял, почему его об этом спрашивал Сиволобов…

Накануне отъезда Виктор допоздна возился с увязыванием багажа. Потом долго не мог уснуть. Сердце было какое-то неспокойное. Оно щемило в смутном предчувствии.

Чтобы не разбудить жену, он осторожно поднялся с постели, пошел в столовую, полежал там на диване. Но сердце не успокаивалось, оно билось тревожно.

Нет, сон не шел.

Виктор пошел в детскую комнату. Призрачный свет луны тускло сочился по комнате, освещая две кроватки. Дети крепко и беззаботно спали. Виктор подсел к кровати Ольгуни, внимательно осмотрел милое детское личико.

«Она очень похожа на Марину», — подумал отец. Потом он подсел к кровати сына. Мальчик дышал ровно, глубоко, чему-то улыбаясь во сне.

«Боже мой! — подумал Виктор. — А все же как тяжело на сердце».

Проглотив таблетку снотворного, Виктор снова прилег подле спавшей жены. Но заснуть по-прежнему не мог. Было уже около трех утра. Он лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к неугомонному сверчку, затеявшему свою тоскливую песнь на кухне… Потом Виктор задремал. Но спал он совсем недолго. Он очнулся от громкого стука в дверь.

— Стучат! — просыпаясь, прошептала Марина.

Виктор, всунув ноги в шлепанцы, вышел в переднюю.

— Кто стучит? — спросил он, чувствуя, как сердце его, точно птица в клетке, трепещет порывисто и тревожно.

— Это дворник, — ответил знакомый голос. — Откройте, пожалуйста. У меня девочка заболела… Соды надо, дайте, пожалуйста…

Виктор удивился странной просьбе дворника: почему это вдруг больной девочке потребовалась сода? Но он не стал об этом размышлять.

— Не открывай, Витя, — предупредила Марина. — Это воры.

— Да это дворник, — сказал Виктор. — Я же его узнал по голосу… Ему соды надо.

Он пошел на кухню, отыскал там баночку с содой, отсыпал из нее в бумажку, завернул, а потом, открыв дверь, протянул сверточек дворнику:

— Возьмите.

Отпихивая его, в переднюю вбежали двое.

— Кто это? — испуганно вскрикнул Виктор.

— Сотрудники НКВД, — ответил один из них. — Зажгите свет.

Виктор включил свет. Перед ним стояли в штатском двое: один блондин лет сорока, другой чернявый парень лет двадцати. Лица у них были суровые, хмурые.

— Вот ордер на обыск и арест, — протянул бумажку Виктору блондин. Но Виктор так был взволнован, буквы прыгали в его глазах, двоились, и он ничего не мог прочитать.

— Возьмите, — сказал он покорно, возвращая бумажку блондину.

— Оружие есть? — спросил блондин.

— В письменном столе.

Парень порывисто, словно его кто-то хотел опередить, подскочил к столу, открыл ящик и, схватив там браунинг, сунул в карман.

— Что это за тюки? — сунул ногой блондин.

— Так мы же завтра уезжаем в Москву, — сказала Марина, успевшая уже подняться с постели и надеть халат.

Блондин усмехнулся.

— Отъездились, — буркнул он. — Придется багаж распаковывать, — сказал он парню. — Разрезай веревки.

Парень начал вспарывать тюки.

Обыскивали часа два, перерывая все. Где только ни рылись представители управления НКВД: и в письменном столе, вытряхивая все из ящиков, и в тюках, и в чемоданах, и под постелью. Парень хотел разбудить детей, чтобы осмотреть их постели.

— Не надо, — буркнул блондин. — Пусть ребятишки спят.

И этот незначительный человечный жест грубого человека чуть ли не до слез растрогал Марину.

— Спасибо вам, — прошептала она признательно.

Она сидела как истукан, недвижимо на кровати, такая бледная, как будто ее только что напудрили мелом. Глаза сухие, воспаленные, губы нервно вздрагивали.

Виктор не мог без волнения смотреть на нее… «Бедная-бедная Марина. Как она переживает».

Наконец, обыск был закончен. Сотрудники НКВД набили два чувала рукописями Виктора, читательскими письмами, фотографиями знакомых и родных Волковых.

— Собирайтесь, — сказал блондин Виктору. — Пойдем.

Виктор надел костюм и летние парусиновые белые туфли.

— Что же мне с собой взять? — спросил он у блондина.

— Возьмите рублей тридцать денег, — сказал тот. — Больше ничего не надо. Белье вам жена будет приносить.

— Прощай, дорогая! — дрогнул голос у Виктора. — Прощай, милая. — Он расцеловал Марину. — Я думаю, через день-два я вернусь. Ведь ни в чем же я не виноват. Разберутся…

Блондин с парнем переглянулись и усмехнулись.

— Прощай, Виктор, — прижалась к нему Марина. — Пойди попрощайся с детьми… Только не буди.

Он вошел в детскую. Дети спали безмятежным крепким сном. Виктор поцеловал их и вышел.

Его вывели на улицу, где стоял автомобиль. Блондин и парень положили мешки в машину.

— Садитесь, — сказал блондин Виктору.

Виктор глянул на балкон своей квартиры. Там сиротливо стояла печальная Марина.

Он послал ей воздушный поцелуй и сел в машину.

XIX

Виктора отвезли в новочеркасскую тюрьму.

В камере, куда посадили его, было сравнительно чисто, стояли койка с матрацем и столик.

С неделю его не трогали, не вызывали на допрос.

Каждое утро у двери гремел замок, распахивалась дверь. Надзиратель совал Виктору паек хлеба, два кусочка сахара и наливал в кружку кипяток. В обед выдавали миску «баланды», как называли в тюрьме жидкий суп или борщ…

Но Виктор до того был подавлен своим арестом, что у него совершенно пропал аппетит. Кроме сахара и нескольких глотков кипятка, он ничего в рот не брал. Баланду он выливал в парашу, а хлеб оставлял на столе нетронутым.

А потом однажды к нему в камеру зашел молодой чернявый мужчина лет тридцати двух-трех в военной гимнастерке с двумя кубиками в петлицах.

— Здравствуй, писатель, — сказал он весело, с любопытством оглядывая его.

— Здравствуйте, — ответил тот.

— Сидим?

— Как видите. Интересно знать только, за что я сижу?.. Когда мне предъявят обвинение?

— Всему свое время.

— Я совершенно ни в чем не виноват, — сказал Виктор. — Требую немедленно разобраться и освободить меня.