Перед лицом Родины - Дмитрий Петров

— Пожалуйста! Пожалуйста! — гостеприимно пригласила Марина. Ей этот инженер сразу не понравился. Ольгуня и Андрей смотрели на него, как на забавное чудо, готовые вот-вот покатиться со смеху, если этот толстенький маленький человек скажет что-нибудь смешное.

Волковы как раз обедали. Виктор пригласил Федорова за стол.

— С удовольствием! — охотно согласился гость.

Марина принесла хрустальный графинчик. Федоров весело блеснул глазами.

— Графинчик, графинчик, — тоненько запел он, — дать тебе полтинничек?.. — И вдруг басом рявкнул: — Я тебе полтинник-серебряник, а ты мне водки стаканчик.

Дети захохотали, Виктор наполнил стаканчик.

— Ну, пожалуйста, Яков Кузьмич, — сказал он.

Федоров, подмигнув ребятам, взял стаканчик.

— Стоит стопочка на окошечке, — запел он снова, — не подъявлена, не выявлена: пришел хват подъявить, подъявил и выявил… За здоровье хозяев! — приложив стаканчик к щеке, он, как фокусник, крутнул рукой, и стаканчик послушно юркнул ему в рот. Держа губами стаканчик, Федоров запрокинул голову. В горле у него булькнуло. Пустой стаканчик он поставил на стол.

— Вот так-то! — подмигнул он снова детям.

Этот дядька — балагур и весельчак — обворожил ребят. Они с него не спускали искрящихся, ждущих глаз.

— Ешьте, Ольгуня, Андрюша, — сама смеясь над прибаутками Федорова, говорила детям Марина. — Ну что вы, Яков Кузьмич, с ними сделали… Вы их очаровали, они и есть не хотят.

— Нет, есть надо, — сказал серьезно Федоров. — Давайте поедим борщ быстро-быстро, а потом я вам что-то скажу. Ну?.. Кто первый съест ваш борщ, тот получит премию. Идет?

— Идет, — согласился Андрюша.

Все стали проворно есть борщ. Первым, как и следовало ожидать, съел Андрюша, затем Оля, последним Федоров.

— Давайте мне премию, — требовал мальчик.

— Премия тебе будет, — сказал Федоров. — Ты ее честно заработал… Но прежде вы с Олей скажите мне быстро-быстро, так же, как борщ поели: шли три попа, три Прокопия попа, три Прокопьевича, говорили про попа, про Прокопия попа, про Прокопьевича… Ну, кто? Только быстро-быстро.

Первая начала Ольгуня.

— Шли три попа, три Про… про-копича…

— Не годится, — сокрушенно покачал головой Федоров. — Теперь ты, Андрюша…

— Шли три попа, — тоненько запел мальчик, — три Прокопия попа, Прикопия…

— Долой! — сказал Федоров. — Не годится. Теперь мама.

— Шли три попа… — смеясь, начала Марина. — Три Прокопия попа, гово… го…

— Все!.. — поднял руку Федоров. — Никто не смог эту скороговорку правильно передать.

— А вы сможете? — спросил недоверчиво Андрей.

— Я смогу, — заверил Яков Кузьмич. — Слушайте. — И он быстро, как трещотка, протрещал ее, ни разу не сбившись… — Выходит, что премию-то заработал я.

— Сейчас я вам вручу премию, — промолвила Марина, наливая в его стаканчик водки.

— Эта премия мне доставляет удовольствие, — заметил Федоров.

Всей семье понравился этот забавный толстяк. Такой он, казалось, был симпатяга, жизнерадостный, душевный человек.

После обеда Виктор пригласил Якова Кузьмича в свой кабинет.

Сидя на диване и покуривая, Федоров говорил:

— Как я рад с вами познакомиться, Виктор Георгиевич. Я читал ваши великолепные произведения.

— Мне говорили, что вы занимаетесь фольклором? — спросил Виктор.

— Да, — кивнул Федоров. — Занимаюсь, люблю это дело… Главным образом, собираю казачий фольклор.

— Не можете ли вы подобрать мне материал о казачьих свадебных обрядах и две-три походных казачьих песни…

— С удовольствием подберу, — пообещал Федоров. — А песенки я могу сейчас напеть. Вы выберите, что вам нужно, а я потом перепишу и принесу вам.

— Хорошо, — согласился Виктор.

Федоров приятным тихим тенорком пропел несколько казачьих песен. Пел он по-народному, со всеми завываниями, с прибавлениями: «Ой да!.. Эй да!» и т. п. Получалось у него неплохо.

Виктор выбрал три песенки. Федоров обещал их переписать и принести Виктору вместе с другим материалом, который был нужен ему. Потом он попрощался и ушел.

После этого Федоров заходил к Виктору еще раза два, а потом исчез.

…Как-то встретившись с Сиволобовым, Виктор спросил у него о Федорове.

— А ты разве не знаешь? — удивился тот. — Этот твой друг Федоров арестован. Он оказался врагом народа…

— Почему он «мой друг», а не твой? — пожал плечами Виктор. По-моему, ты его мне рекомендовал.

— Мало ли кого я тебе мог рекомендовать, — усмехнулся тот. — Но я-то с ним не дружил. А с тобой он подружился крепко, — подчеркнул он. — Он мне сам об этом говорил.

«Какой же он провокатор, — ужаснулся Виктор. — Страшный человек. Надо от него подальше быть… В беду легко попасть…»

…В связи с арестом Федорова было арестовано и еще несколько человек, в том числе и профессор Карташов.

XVI

Однажды Прохору позвонил адъютант командующего.

— Вас просит командующий к себе.

— Сейчас приду, — сказал Прохор, кладя телефонную трубку.

Ничего, конечно, не было неожиданного в том, что командующий вызвал к себе Прохора. Такое часто бывало и раньше. Прохор каждую минуту мог понадобиться начальству по тому или другому вопросу. Все это так, но вот… сердце что-то неспокойно…

Прохор вошел в кабинет командующего.

— Можно?

— А-а… Прохор Васильевич, — сказал командующий. — Прошу, — указал он на кресло, — садитесь.

По тому необычно оживленному, а в то же время смущенному тону командующего Прохор понял, что сердце его не обмануло, предстоял разговор серьезный:

— Я вас слушаю, Евдоким Карпович.

— Закуривайте.

— Спасибо, — поблагодарил Прохор и взял из портсигара командующего папиросу.

Оба закурили.

— Прохор Васильевич, — взглянул командующий на Ермакова. — Вы знаете, что я к вам отношусь хорошо. Даже, можно сказать, со всей сердечностью… В этом вы можете не сомневаться… Я ценю ваши заслуги перед революцией… Ценю как честного человека, настоящего коммуниста…

— К чему вы это все, товарищ командующий? — тоскливо сказал Прохор, предчувствуя под этими словами что-то недоброе. — Говорите прямо, я все выдержу.

— Поймите, дорогой, — развел руками командующий. — Я все время за вас боролся. До поры до времени мне как будто удавалось отвести от вас все нападки… Но сейчас я уже ничего не могу сделать… Приходится подчиняться…

— Увольняете в запас? — упавшим голосом спросил Прохор.

— Да, — кивнул командующий. — Придется идти в запас. Есть приказ Ворошилова.

Удар был неожиданный и тяжелый. Несколько секунд Прохор сидел молчаливый, понурив голову. Потом он встал.

— Кому прикажете, товарищ командующий, сдать дела? — спросил он.

— Сдайте Коршунову.

— Слушаюсь, — прищелкнул каблуком Прохор. — До свидания, товарищ командующий.

— До свидания, Прохор Васильевич… — Командующий хотел еще что-то сказать, но запнулся и махнул лишь молча рукой.

В этот же день к Волковым пришла взволнованная, с покрасневшими от слез глазами Зина.

— Прошу с работы сняли! — зарыдала она.

— Как сняли? — спросил Виктор. — За что?

— Сказали, увольняют в запас, — причитала Зина. — Все это проделки Коршунова… Что теперь будет делать Прохор?.. Ведь он же никакой профессии не знает… Еще и из партии могут исключить…

— Ну за что же?

— Найдут за что. Скажут, отец кулак сосланный. Ты б, Виктор, как-нибудь помог ему…

— Чем же я могу ему помочь, Зина? Человек я маленький. Надо Прохору на работу устраиваться, вот в этом я, пожалуй, помогу.

И действительно, Виктору удалось устроить своего двоюродного брата заместителем директора инженерно-строительного института по хозяйственной части.

XVII

Воробьева привезли в краевой город и посадили в «одиночку» дома предварительного заключения при управлении НКВД.

«За что меня арестовали? — с горечью думал он. — Я же ни в чем не виноват… Неужели за прошлое?.. Так я же во всем чистосердечно покаялся… Ведь меня простили… Это, наверное, за то, что я скрыл генерала Ермакова… Он был в Советском Союзе, а я не рассказал… Да, именно за это… Боже мой, и надо же случиться беде в такой момент, когда меня ждало огромное счастье!.. Милая Лида, как ты все это перенесешь?..»

Воробьев решил, что как только его вызовет следователь на допрос, повиниться ему в своей ошибке.

В полночь у «одиночки» загремел замок, надзиратель велел Воробьеву собираться на допрос.

— Живо! — прикрикнул он.

— А я готов, — содрогаясь от волнения, проговорил Воробьев, выходя из камеры.

Его ввели в большую комфортабельно обставленную комнату. За столом, нагнувшись над какой-то бумагой, сидел мужчина в военной гимнастерке с тремя «кирпичами» в малиновых петлицах.