Ад - Александра Маринина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну а Леля тут каким боком?
— Так она ж на премьере была. У нее поклонник образовался со связями, у него папа в Администрации Президента служит, вот он и подсуетился насчет пригласительных билетов. Посмотрели они кино, на Соборную площадь идти Леля отказалась, не люблю, говорит, толпу, да и холодно, зима все-таки. А вот в ресторан пойти согласилась. Есть у нее такая слабость, любит она рестораны, несмотря на все свое эстетство и богемные замашки. Все-таки гены на помойку не выкинешь, кровь Родислава дает о себе знать. Ну вот, значит, приходят они в ресторан, садятся за столик, делают заказ, все честь по чести. Сидят на первом этаже, а на втором этаже свадьба гуляет. Не сказать, чтобы очень уж шумная, но заметная, во всяком случае, гости с этой свадьбы постоянно внизу, в холле толкутся. Наша Леля выходит попудрить носик и на обратном пути в этом самом холле сталкивается с Вадимом. Представляешь?
— Да ну? — удивился Камень. — С тем самым Вадимом?
— С тем самым. Он к ней бросается, как к родной, здравствуй, говорит, надо же, какая встреча, мы с тобой в подъезде, бывает, месяцами не пересекаемся, а тут в ресторане, в самом центре Москвы, далеко от дома, вот бывают же такие совпадения. Леля прямо расцвела, стоит, улыбается, глаза сияют. И тут искра между ними проскакивает.
— Какая такая искра? Электрическая?
— Ну, считай, что электрическая, если тебе так понятней. Знаешь, когда искра между мужчиной и женщиной проскакивает, то это означает, что они созданы друг для друга. Вот не были знакомы, увиделись в первый раз — и вдруг искра проскакивает, и всё, кранты, сливай воду. И поделать ничего нельзя. Такая взаимная тяга у них возникает, что невозможно терпеть.
Глаза Камня увлажнились, он судорожно сглотнул, чтобы не выдать слез умиления.
— И у Лели с Вадимом так было?
— Именно так и было. Кругом толпа, люди снуют туда-сюда, из нижнего зала танцевальная музыка доносится, из верхнего — хохот и песни, а они стоят, смотрят друг на друга, как завороженные, и глазами разговаривают.
— Глазами? — переспросил Камень. — Разве люди умеют без слов разговаривать?
— Умеют, умеют, когда искра проскакивает — они все умеют, — заверил его Ворон. — И Леля вдруг такой красавицей сделалась — глаз не отвести! И улыбка у нее, оказывается, чудесная, и вся она совершенно очаровательная. Стоят они, значит, молчат, друг на друга смотрят, и вдруг сверху по лестнице спускается условная девушка. То есть невеста.
— Почему условная? Как это девушка может быть условной?
— Очень даже может, — рассердился Ворон. — Есть же в военном деле понятие условного противника. Вот и девушка может быть условной. Потому что она, с одной стороны, невеста, а с другой стороны — беременная. И глубоко беременная. Вадим-то на Лелю смотрит, беременную девушку не видит. А девушка подходит к ним, берет Вадима под руку, улыбается. Тот смутился, растерялся, познакомься, говорит, это моя жена.
— Он что, невесте представил Лелю как свою жену? — уточнил Камень.
— Тупица ты неповоротливая! Он Леле нашей эту условную девушку представил. Жена, мол.
— Елки-палки! — воскликнул Камень. — Так это его, что ли, свадьба-то была?
— В том-то и дело, — поддакнул Ворон. — Представляешь, какая трагедия? Вадим женился и в день свадьбы встретил свою настоящую любовь. Единственную на все времена. Во коллизия!
— А Леля что? Как она это восприняла?
— Да плохо, как она еще могла это воспринять, — Ворон горестно взмахнул крылом. — Сперва замерла, словно заледенела, потом вспыхнула, как спичка, кинулась в зал, подскочила к столику, схватила сумочку и побежала в гардероб одеваться. Только номерок-то от гардероба у ее кавалера остался, так что ей все равно пришлось ждать, пока он ее догонит. Тот с вопросами пристает, дескать, что случилось, а она молчит, слезы градом катятся, ничего не отвечает. Ну, парню делать нечего, взял он ее шубку, помог одеться, посадил в машину и повез домой. Всю дорогу молчали. Он на нее страшно обиделся.
— Ну еще бы, — подхватил Камень. — Любой на его месте обиделся бы. А как Леля? Сильно переживала?
— Да уж напереживалась в полный рост, — усмехнулся Ворон. — Ее же хлебом не корми — дай пострадать. Вот уж тут она оттянулась по полной программе. Неделю из дому не выходила, Люба чуть с ума не сошла, гадая, что такое с ее деточкой приключилось, не ест, не пьет, лежит на диване лицом к стенке, шалью укрытая, ни с кем не разговаривает. Люба чего только не передумала, пока Леля страдала. И главное: эта поганка ничего матери не сказала, не объяснила, хоть бы вранье какое-нибудь безобидное придумала, так нет, молчит, а на все вопросы отвечает, мол, все в порядке, просто грустно. Люба даже решила, что у нее самая натуральная депрессия, и собралась психиатра на дом приглашать, уже и Аэлле позвонила с просьбой порекомендовать толкового и деликатного специалиста. Но тут Леля опомнилась, сообразила, что родители тоже переживают и места себе не находят, и демонстрацию прекратила. Хотя страдать не перестала, но делала это уже в более мягкой форме. Стала из дому выходить, с друзьями встречаться, есть начала нормально, хотя за стол садилась с постной миной.
— Знаешь, Ворон, — начал Камень смущенно, — я еще хотел спросить тебя…
— Спрашивай, спрашивай, — подбодрил друга Ворон, — не стесняйся.
— Не знаю, неловко как-то… Скажи, а Леля что, до сих пор девица?
— Эк, хватил! — Ворон гортанно расхохотался. — С чего ты взял? Ей уж двадцать шесть лет стукнуло. Где ты видел девиц такого возраста?
— Но как же… Ты же сам говорил, что ей никто по-настоящему не нравится, встретится пару раз и разочаровывается. А любит она только Вадима. Неужели она без любви идет на близость?
— Слушай, косный ты какой-то, — Ворон горлом издал невразумительный клекот. — Ну при чем тут любовь-то? Близость — это атрибут жизни. Надо быть как все или не хуже других. Все занимаются сексом — значит, и ты должен. У всех он есть, стало быть, и у тебя должен быть. И потом, интересно же, столько об этом говорят, столько пишут, в кино показывают, надо обязательно попробовать. Кроме того, беспорядочная интимная жизнь — это признак богемности, к которой Леля стремится. Предвижу твой следующий вопрос, который ты, конечно же, задать постесняешься и будешь мучиться неопределенностью, так что отвечаю сам: нет, ей не понравилось. Наверное, партнеры попадались неудачные. Или она слишком сильно верит в то, что пишут и показывают, и ждет от близости невесть чего, а никакого «невесть чего» там и в помине нет, все очень обыкновенно.
Камень с удивлением слушал Ворона. Откуда такой цинизм? Ворон всегда был романтичным и влюбчивым, к человеческим чувствам относился трепетно и никогда столь хладнокровно об интимной сфере не рассуждал. Что это с ним? Подобные речи Камень ожидал услышать скорее от Змея, это как раз его репертуарчик, но уж никак не от Ворона.
— А ты переменился за последнее время, — задумчиво заметил он. — Явно ощущается чье-то влияние. Уж не белочка ли лапку приложила?
— Оставь ее в покое, — немедленно окрысился Ворон. — Чуть что — сразу белочка виновата. Да, я провожу с ней время, да, я помогаю ей с детками, да, я приношу питание и развлекаю ее рассказами о том, чего она никогда не увидит, ну и что? Это преступление? Это повод подозревать ее во всех грехах?
— Успокойся ты, никто ее ни в чем не подозревает. Просто раньше ты не был таким… — Камень замешкался, подыскивая слова. Ему не хотелось открыто обвинять Ворона в цинизме.
— Каким? Ну, каким? — дерзко выкрикнул Ворон, на всякий случай перемещаясь подальше и повыше, хотя никакой реальной угрозы от Камня исходить не могло, поскольку он был обречен на полную и окончательную неподвижность.
— Раньше ты любовь от близости не отделял. Для тебя это были вещи взаимосвязанные, единые. Помнишь, как ты не хотел про Родислава рассказывать, про то, что он направо и налево Любе изменяет, ты считал, что он поступает безнравственно, и боялся, что меня это расстроит. А теперь утверждаешь, что близость — это просто атрибут повседневной жизни, который может быть, а может и не быть связан с чувствами. Отчего ты так переменился?
— Так про Романовых насмотрелся, — Ворон отвел глаза. — Вот живут же они вполне спокойно и счастливо, ни о каком разводе не помышляют, дружат, всем-всем делятся друг с другом, а близости нет. И чего? А ничего! Никто не умер. Так и живут. Значит, близость для чувств не обязательна. Она как-то сама по себе существует.
«Белочка! — осенило Камня. — Ну конечно же, все дело именно в ней. Как я сразу-то не догадался, старый пень? Ворон влюблен в нее, но близости у них быть не может, они по-разному устроены. Они просто дружат, очень нежно и тепло, но интима между ними нет. Вот Ворон и задается вопросом, это у них любовь или просто добрососедские отношения. Как там Змей говорил? Отрицание ценности того, что не получается или недостижимо. Надо же, как интересно бывает: Ворон со Змеем столько лет не общался, а говорит практически его словами. Леля слишком сильно верит в то, что пишут и показывают в кино, поэтому ждет от близости невесть чего. С ума можно сойти! Ведь один в один то, что Змей мне говорил про мифы, которыми напичкана мировая культура. Может быть, это и есть иллюстрация тезиса о том, что идеи носятся в воздухе? Но чтобы Ворон думал так же, как Змей… Нет, немыслимо! И тем не менее — факт».