Манкая - Лариса Шубникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Предлагаешь мне полететь на Тенерифе? А что? Хорошая идея!
Стрижак все поняла, обрадовалась и решила обрадовать шефа:
– Шеф, Юля с раннего утра в Москве!
– Что?
– Что слышал! Мне Артём написал! – Это уже в спину убегающего Митьки!
Ломился он напролом! Фартук скинул прямо в зале! Шапочку туда же. Бегом в кабинет за ключами от дома и нестись по серым тротуарам, Юлькиным маршрутом. Какая машина? Какое пальто? Ну, понять можно. Посмеяться тоже. Кстати, этим и занялись Вера, Женя и Илья, после побега шефа.
Широков летел проулками, при этом пытался писать к Юльке.
Митя:
«Юль, почему ты не написала, что в Москве уже?!»
Юля:
«Не знаю. Ты где?»
Митя:
«Минут через пять буду дома! Ты у Ирины?»
И остановился, как вкопанный, понимая, что Юлька может быть и у себя дома. Вдруг, решила вернуться к Кире, потому и не сказала ему, что в Москве?
Прохожие оборачивались на высокого парня с сумасшедшим взглядом и без верхней одежды. Его униформа добавляла любопытства. А Митька любопытствовал только на телефон свой новый Юля не отвечала. Но…
Юля:
«Я у Ирины Леонидовны»
И Митька врубил тройной форсаж!
А Юлька тем временем, растеряно смотрела на Ирину Леонидовну. Москвичка наша только из душа вышла, нацепила нижнее бельё и уселась перед чемоданом с испанского берега, чтобы достать хоть что-то из одежды. После сообщения Мити, что будет он через пять минут Юлька уже мало что соображала.
Вот сейчас приедет Митя, вот прямо сейчас! Бежать нужно, встречать! Адреналин, счастье и полнейший отёк мозга!
Джеки наблюдала смену настроений на лице своей девочки и могла только догадываться к чему бы это. Похоже не к дождю. И не к повышению стоимости коммунальных услуг.
– Тётя Ира, он уже едет! – Кто «он» и куда едет Ирина поняла и чуть не засмеялась, видя Юлькину панику.
– Ну…. оденься, дорогая. Хотя, можешь и не делать этого. Думаю, Митя против не будет, – и отхлебнула из маленькой чашечки крепкого кофейку.
– Да? Ну, да… Нет! Ирина Леонидовна! Что вы такое … – и заметалась Юлька.
Подскочила к шкафу в гостевой спальне, начала выкидывать свои московские вещи, цапнула чистые джинсы и ухватила футболку какую-то беленькую. Быстро влезла во все это и как была босиком, бросилась к входной двери.
Джеки плавно опустилась в кресло, сделала еще один глоток ароматного напитка и выдала в потолок с лепниной:
– «По морозу босиком к милому ходила»*… – и снова глоток кофе, потом мечтательная улыбка и довольство на лице очаровательной, цветущей (согласно учения ПФР) женщины.
От автора: «По морозу босиком к милому ходила» – слова из русской народной песни «Валенки».
***
Юлька распахнула дверь квартиры и выскочила на лестничную площадку, уже совсем было собралась бежать вниз, но услышала, как парадная дверь открылась. Широков летел по лестнице, а Юля уже подпрыгивала от нетерпения и радости.
– Митя!
– Юлька, я здесь! – напасть ярославская буквально снесла напасть московскую, крепко прихватив в объятия. – Всё, здесь я.
Митя еще крепче обнял Юльку, приподнял и закружил. Сама москвичка наша вцепилась в Широкова и пищала что-то непонятное.
– Ты почему не сказала, что вернулась? – это Митька радостно сердился ей в волосы.
– Не успела, – Юльке стало щекотно от его вопроса и она хихикнула, заметьте, тоже радостно.
– Юлька, я так скучал…
– Я тоже!
– Ты очень долго там скучала, я чуть не сдох! – Ну и что на такое ответить?
Разве что обнять покрепче. Юлька и обняла, прижала к себе, как самое дорогое. Митька почувствовал ее нежность и замер, ловя момент, удивляясь ощущению невесомости и сиюминутного кайфа от близости любимой девушки, которая уже не боялась, не металась, а совершенно точно была счастлива в его, Митькиных, объятиях. Он очень хотел увидеть ее глаза, потому, скрепя сердце, опустил драгоценность свою, взял за плечи, заставив смотреть на себя.
– Загорела, Юль. Ты очень красивая, – держал за плечи и внимательно разглядывал сияющую девочку свою, заметил, что босиком. – Почему босая? Холодно же. Идем, скорее, – Широков одной рукой обхватил Юльку и, приподняв, потащил к своей двери.
Нашарил ключи в кармане брюк, открыл дверь и внес себя и ее в дом. Скинул ботинки нога об ногу, не отпуская Юльку, а потом оба оказались в гостиной.
– Я сейчас, Юлька! Только за носками тебе сбегаю, – Широкова унесло в гардеробную, не смотря на протесты Юльки. – Вот как ты так, а?
– Митя, пустое. Я не замерзла вовсе, – Юлька не хотела никаких носков, из-за них пришлось отпустить Митю, правда недалеко, всего лишь в соседнюю комнату, но ей уже не хватало его.
И вот скажите мне, куда делись ее сомнения и метания? Где же мысли о муже и некрасивом моральном облике Анны Карениной? Сидит счастливая чужая жена на соседском диване и от радости чуть не плачет.
Митька уже бежал обратно с носками в руках, грохнулся на коленки рядом с Юлькой и обхватил горячими руками ее ступни.
– Я не замерзла. Не успела. Ты быстро прибежал, – говорила Юля тряским голосом, понимая, что ничего более приятного с ней еще не происходило.
У Мити очень горячие руки, и руки эти согревали ее ножки и всю ее сразу. Чудо? Вероятно. Это непонятное для Юльки явление удивительным образом затронуло все ее нервы. Говорят «нервы напряжены до предела», вот и Юлька замерла от простого прикосновения и дошла до какого-то неведомого предела. Митька понял сразу, что Юлькино настроение изменилось, и посмотрел прямо ей в глаза.
– Юль…я тебя не отпущу сейчас. Хочу, чтобы знала
Москвичка вздрогнула, но глаз не отвела.
– Не отпускай, Мить…
Широков услышал, хотя и сказала она это очень тихо, боялся верить своим собственным ушам.
– Ни за что…
Митька рванулся к ней и оба они задохнулись в поцелуе, настолько жарком и страстном, что явись за ними обоими сейчас главный демон ада или посланник божий, они даже не заметили бы.
А потом лихорадка желания и дрожь рук, пытающихся снять одежду. Юлька все никак не могла расстегнуть пуговицы на форме Мити, почти заскулила от обиды, попыталась дернуть ворот.
– Митя, быстрее…
Ее всхлип взвинтил и без того обезумевшего Широкова. Без слов подхватил он полураздетую свою Юльку и ломанулся в спальню. А там уже и пуговицы расстегнулись сами собой, иные поотваливались и застучали по паркету сухим горохом. И вот уже его жадные губы на загорелой, гладкой коже, а ее нежные руки на крепкой груди. Жаркий шепот, поцелуи, куда придется, и стоны, всхлипы… И все упоительно, желанно. Слишком хорошо, чтобы быть просто страстью и вожделением. Она слишком отдавалась, а он слишком брал.
Кто сказал, что любят только душой и сердцем? Почему не упомянул, что тело тоже умеет любить и говорит об этом самым правильным, самым приятным образом? Юленька самой себе еще не призналась, что любит Митю, а вот тело ее
