Chernovodie - Reshetko
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В другом месте таскать будем! Тайга большая!..
– В другом месте… – передразнил Федот. Он взял у рядом стоящего бригадника топор и, поискав глазами подходящий тонкомер, подошел к облюбованной осинке. В два удара топором он свалил деревце и подошел к следующему. Затем, повернувшись к бригадникам, коротко сказал:
– Чего рты разинули! Валите тонкомер и кряжуйте метра по полтора!
Народ зашевелился.
– Смотри, Федот! – многозначительно предупредил Прокопий. – Сухову можить не понравиться. План не выполним.
Федот выпрямился, посмотрел на рыжего мужика, спрятавшегося за непроницаемыми льдисто-голубыми глазами, и усмехнулся. Приступ злости и раздражения прошел:
– Бери топор, советчик, да вали тонкомер! – и бросил топор Зеверову. Прокопий ловко поймал топорище.
– Смотри, Федот, тебе жить! – еще раз предупредил бригадира Прокопий.
– А ты чего это взялся меня пугать? А? – Ивашов с нескрываемым интересом посмотрел на бывшего бригадира.
Прокопий отвел глаза:
– Да не пугаю я. Просто говорю, мол, не понравится коменданту! – пошел на попятную Зеверов.
– Не ему робить, Прокопий, а нам с тобой! – проговорил Федот, задумчиво следя взглядом за бригадником. Вспомнилось мудрое назидание Акима Северьяныча, сказанное сегодня утром: «Перецапаетесь, передеретесь – перемрете все!»
– Верно, Аким Северьяныч, перецапаемся – передохнем! – машинально вслух проговорил Федот.
– Ты че-то сказал, Федот? – не понял Лазуткин, пиливший рядом с бригадиром осинку лучковой пилой.
– Да так я, Василий, сам с собой говорю… Старика Христораднова вспомнил! – смущенно улыбнулся Федот.
Целый день люди расчищали дорогу, убирали колодник, укладывали поката.
С короткими перерывами целый день шел дождь. Уже к вечеру глина под таежной подстилкой напиталась водой, разбухла так, что разъезжались ноги, проваливаясь в низких местах по щиколотку в жидкую грязь. Мокрые, не обращая внимания на осточертевший дождь, люди упорно валили лес, кряжевали и мостили покатами дорогу…
Ивашов уже давно был в поселке. Он снова и снова прикидывал, как умудриться поставить бараки среди этого муравейника.
– Как ни крутись, с десяток балаганов придется перенести! – Федот досадливо поцарапал свою пышную бороду.
На окраине поселка настойчиво долбился дед Аким.
Незаметно подкрался вечер. Пришла с раскорчевки бригада Жамова. Скоро должна была появиться и его бригада. Стук топоров, треск валежника уже был слышен из поселка.
«Хорошо бы дорогу седни закончить! – подумал Ивашов. – Торопиться надо, ох как торопиться!»
Увидев подходившего к своему балагану Жамова, Федот окликнул Лаврентия:
– Сосед, подойди, потолкуем!..
Жамов обернулся и устало спросил:
– Звал?
– Подойди, поговорим!
Лаврентий присел рядом с Ивашовым, положив тяжелые ладони на шершавую кору бревна.
– Поката стелешь на дорогу! – похвалил собеседника Жамов. – Правильно… Лучше день потерять, чем опосля мучиться! Я бы тоже так сделал!
Ивашову была приятна похвала; он ценил мнение спокойного, уверенного в себе Жамова. Хоть и были они одногодки, но Федот добровольно признавал старшинство над собой соседа.
– Как бараки будешь ставить? – спросил Жамов, оценивающе оглядывая поселок.
– Два барака – вдоль реки по бугру и еще один поставим торцом, – пояснил Ивашов.
– Значить, три барака, – задумчиво проговорил Лаврентий. – По два десятка семей – в кажном!
– Больше не осилить. Зима подпирает!
– Подпирает! – согласился Лаврентий. Глянув на соседа, он тряхнул головой: – А больше, паря, и не надо. Нам главное с тобой зиму в бараках пережить… На следующий год, я думаю, все одно придется избы рубить. Не жить же в бараках все время.
– Я тоже так думаю! – улыбнулся Федот.
– Вот и ладно! – подытожил разговор Лаврентий и, оценивающе оглядев еще раз поселок, коротко заметил: – Балаганы придется переносить!
– Придется, язви его, да не один, а с десяток!
– Твой тоже попадает! – улыбнулся Лаврентий.
– Попадает… – чертыхнулся Федот. – Хотели – как лучше, повыше… Вот и выгадали!
– Перенесем, подумаешь, – хоромы! – успокоил себя и собеседника Лаврентий, поднимаясь с бревна, и попросил: – Ты только печь мою пока не трогай!
– Дак она посреди котлована, считай, будет!
– Окопай ее пока, в воскресенье перенесу.
– Уговорил! – согласился Федот.
Лаврентий кивнул головой в сторону стука, доносящегося с окраины поселка.
– Все тюкат?!
– Тюкат! – подтвердил Ивашов. – Седни утром с ем толковал… Золотой старик. – И с горечью закончил: – Вот ведь до чего дожили, сами себе домовины начали делать!
Вечером хозяева переносили балаганы. Анна Жамова вытаскивала наружу из своего временного жилища нехитрый скарб.
– Гли-ко, вроде и ничего нет, а барахлишка какая куча набралась! – удивлялась Анна. Рядом освобождала балаган Мария Глушакова. Чуть дальше возились Зеверовы. Анна окликнула соседку:
– Слышь, Мария! Опять Татарский район на выселки!
– Эти выселки уже – во! – Глушакова провела ребром ладони по горлу и забористо, по-мужски выматерилась.
– Ну и язык у тебя, Мария! Накажет Бог-то!
– Нету, Анна, Бога, нету! – решительно отрезала Мария.
Она взяла топор и пошла строить балаган, где уже работали Лаврентий и Прокопий.
– Где тут, мужики, пристроиться можно?
– Выбирай любое дерево, под ним и стройся! – тряхнул рыжей головой Прокопий и обвел рукой вокруг себя. Мария выбрала ровную площадку и, перехватив поудобнее топор, начала рубить колья. Прокопий следил глазами за женщиной.
– Ну, Мария, едрена вошь; тебе ниче не делатся. Чем ни хуже – ты все добрее! – хохотнул Прокопий, жадно следя за широкими бедрами женщины, обтянутыми выцветшим платьишком.
Мария выпрямилась, ощутив на себе цепкий мужской взгляд. Женщина смутилась. Обдернув платье, она туго обтянула высокую грудь и смутилась еще больше. Наконец, придя в себя, она с вызовом ответила:
– Че уставился, сатана рыжая! Лучше помог бы одинокой бабе!
– Погоди маленько, кончу свой, тогда помогу! – осклабился Прокопий.
И снова наступил рабочий день. И снова моросил мелкий нудный дождь.
– Как прохудилось, язви его! – недовольно гудел в бороду Федот. Он крепко придавил сапогом землю, из-под каблука полезла жидкая грязь. – Как тут копать котлован, все стенки махом позавалятся.
– Че думать, дядя Федот. Работа есть – лес шкурить да в поселок таскать! – подал голос кто-то из бригадников.
– Работа есть, едреный корень! Погоды нету… – пробасил в бороду бригадир.
Бригада разделилась сама собой. Кто был послабже, шкурили лес; покрепче и помоложе мужики и парни начали таскать бревна.
По всей деляне слышались голоса… «Раз-два, взяли, еще взяли… Сама пошла, сама пошла!..»
Прокопий таскал бревна в паре с Митькой Христорадновым. Сырые сутунки легко скользили по покатам. От малейшего усилия бревно легко нагоняло буксировщиков. То Дмитрий, то Прокопий отскакивали в сторону от набегавшего сзади бревна.
– Тпру-у, язва! – смеялся Дмитрий. – Ноги поломаешь! – Он зыркнул глазами в сторону напарника и, не сдержавшись, подколол Прокопия: – А ты, дядя Прокопий, говорил: мы и так перетаскаем! Щас бы рыли носом землю…
Зеверов покосился на остроязыкого напарника и зло процедил сквозь зубы:
– Ну и целуй своего бригадира в зад!
– Почему – моего! – не унимался парень. – Нашего…
Прокопия всего передернуло. Он вдруг остановился и, не скрывая ярости, прорычал прямо Митьке в лицо:
– Слушай, ты, болтунчик-говорунчик, если не перестанешь трепаться, то не бревно, а я тебе ноги переломаю. Понял?!
Удивленный парень невольно отпрянул от разъяренного лица напарника и, поскользнувшись, упал на землю.
– Ты чего, ты чего… – растерянно повторял Митька, поднимаясь с земли и отряхивая со штанов прилипшую хвою.
– Меньше болтай – вот чего! – криво усмехнулся Прокопий, глядя на растерянного парня. Больше не проронив ни единого слова, они таскали бревна до конца рабочего дня.
Прошло несколько дней. Погода все не могла установиться. Земля, не успев просохнуть, снова раскисала под нудным моросящим дождем. Только стройка в поселке не затихала, шла полным ходом. Федот, тесавший бревно, устало выпрямился. Стук топоров, вжиканье пил, неожиданно напомнили ему родную деревню. Вспомнилась ему помочь, когда мужики всей деревней помогали ставить добротный пятистенный дом под круглой крышей. Потом вечернее застолье здесь же во дворе. Раскрасневшаяся Акулина металась между кухней и застольем, угощая дорогих помощников. Тут же, около стола, крутился малолетний Пашка:
– Тятя, это наша изба. Мы в ней будем жить!
– Будем, сынок! – потрепал светлые мальчишеские волосы отец. С другой стороны Федота тряс за плечо пьяненький сосед, хромоногий Евсей Кондрашов.
